Николай II без ретуши - Н. Елисеев

Из воспоминаний Павла Николаевича Милюкова:

Готовясь к царской аудиенции, Шипов через графа П. А. Гейдена снесся со мной, а сам долго беседовал с Муромцевым. Я припоминаю, что Гейден, подойдя ко мне в Думе, спросил мое мнение о «коалиционном кабинете». (…) В тот же день на приеме у царя – очень любезном – Шипов продолжал развивать мысль о необходимости создания кадетского кабинета. (…) Царь дал ему повод развить эту точку зрения, спросив его прямо, почему он относится отрицательно к роспуску Думы. (…) Шипов прямо указал царю на двусмысленность «конституционного манифеста 17 октября». Он подчеркнул также ненормальность отношения правительства к народному представительству. При таких условиях апелляция к избирателю (после роспуска) не даст возможности надеяться, что избиратель станет на сторону власти. Напротив, неизбежно и несомненно он пошлет в следующую Думу «гораздо более левый состав». (Шипов оказался прав, но он, очевидно, не подозревал, что для противников Думы это был как раз аргумент в пользу насильственного изменения избирательного закона.) Остается другой путь, продолжал Шипов: примирение с данной Думой, для чего необходима искренняя готовность работать с ней и честное осуществление манифеста 17 октября. (…) Произвели ли на царя впечатление искренность тона и серьезность содержания речи Шипова при его очевидной личной незаинтересованности? (…) Или же тут сказалось природное лицемерие Николая? Позднее В. О. Ключевский мне рассказал, что, вернувшись в семейный круг после аудиенции, царь сказал своим: «Вот говорят, Шипов – умный человек. А я у него все выспросил и ничего ему не сказал». Ключевский был близок к царской семье и к ее окружению. Он мог знать это…

Из дневников Николая II:

9 июля 1906 года. Свершилось! Дума сегодня закрыта. За завтраком после обедни заметны были у многих вытянувшиеся лица. Днем составлялся и переписывался манифест на завтра. Подписал его около 6 час. Погода была отличная, катался на байдарке.

Из воспоминаний Марии Николаевны фон Бок:

9 июля, когда папа́ со своим дежурным чиновником особых поручений вошел к завтраку, последний сказал одной из моих маленьких сестер: «А ну-ка скажите, как называется теперь должность Вашего отца? Он „председатель Совета министров“. Можете ли это выговорить?» Тогда для меня все эти переговоры с кадетами и министрами стали ясны, и папа́, оставленный министром внутренних дел, совмещал теперь с этим и должность председателя Совета министров. (…) Одновременно с назначением моего отца состоялся и роспуск первой Государственной думы, и первый тяжелый удар был нанесен Кабинету уже на следующий день, когда было выпущено знаменитое Выборгское воззвание. Оно было составлено левыми членами Думы, которые, придя в Думу на заседание и найдя двери запертыми, уехали сразу в Финляндию, в город Выборг, собрались там на заседание и выпустили воззвание, призывающее народ к тому, чтобы не давать правительству ни одного солдата и не платить податей.

Из воспоминаний Павла Николаевича Милюкова:

Первая Государственная дума отошла в историю. История не сказала о ней последнего слова: слишком были различны интересы и идеи, с нею связанные. Но, может быть, не лишено интереса сопоставить в заключение два суждения о Думе с двух противоположных сторон. Одно из них заключало в себе резкую оценку и мрачный прогноз. Оно принадлежит Крыжановскому и высказано под впечатлением первой встречи царя с Думой на приеме в Зимнем дворце 27 апреля. Другое суждение принадлежит профессору Ключевскому; оно высказано уже во время заседаний Думы. Если это и не суд истории, то во всяком случае мнение самого талантливого и вдумчивого из русских историков. С. Е. Крыжановский вспоминает, что царский выход был «обставлен со всею пышностью придворного этикета и сильно резал непривычный к этому русский глаз». Но глаз верного слуги старого режима резала также, на фоне этого царского блеска, неподходящая к месту «толпа депутатов в пиджаках и косоворотках, в поддевках, нестриженых и даже немытых». Умный чиновник сразу заключил из этого, богатого смыслом сопоставления, что «между старой и новой Россией перебросить мост едва ли удастся». И свои чувства он выразил восклицанием: «Ужас!.. Это было собрание дикарей…» В. О. Ключевский, давая свой отзыв о деятельности Думы в письме к А. Ф. Кони, замечал: «Я вынужден признать два факта, которых не ожидал. Это быстрота, с какой сложился в народе взгляд на Думу как на самый надежный орган законодательной власти, и потом – бесспорная умеренность господствующего настроения, ею проявленного. Это настроение авторитетного в народе учреждения умереннее той революционной волны, которая начинает нас заливать, и существование Думы – это самая меньшая цена, какою может быть достигнуто бескровное успокоение страны». Если угодно, в Первой Думе было все. Были и «дикари», вытащенные из русской глуши, однако, самим же правительством по закону 11 декабря. Была и «революционная волна», продолжавшая заливать Россию. Была, наконец, и проявленная наиболее культурной частью России «умеренность», подававшая надежду на «успокоение страны» – при условии, конечно, длительного существования Думы. В общем, это был сложный и дорогой инструмент, единственный, какой и могла создать в тогдашней России интеллигентская традиция и едва пробудившаяся народная воля. Но для того, чтобы управлять этим инструментом, нужно было понимание положения – и умелое руководство. (…) «Революционная волна» как будто отхлынула перед грубым насилием. Но это была только отсрочка, данная власти, – и уже последняя. Тот же В. О. Ключевский – вопреки своим настроениям – сделал из случившегося пророческий вывод: «Династия прекратится; Алексей царствовать не будет».

Из речи П. А. Столыпина 6 марта 1907 года на открытии II Государственной думы:

Правительству желательно было бы найти тот язык, который был бы одинаково нам понятен… Таким языком не может быть язык ненависти и злобы; я им пользоваться не буду… Правительство задалось одной целью – сохранить те заветы, те устои, те начала, которые были положены в основу реформ императора Николая II. Борясь исключительными средствами в исключительное время, правительство вело и привело страну во вторую Думу. Я должен заявить и желал бы, чтобы мое заявление было услышано далеко за стенами этого собрания, что тут волею монарха нет ни судей, ни обвиняемых и что эти скамьи не скамьи подсудимых – это место правительства. (Аплодисменты.) Правительство будет приветствовать всякое открытое разоблачение какого-либо неустройства, но иначе оно должно отнестись к нападкам, ведущим к созданию настроения, в атмосфере которого должно готовиться открытое выступление. Эти нападки рассчитаны на то, чтобы вызвать у власти паралич и мысли, и воли, все они сводятся к двум словам – «руки вверх». На эти два слова, господа, правительство с полным спокойствием, с сознанием своей правоты может ответить тоже двумя словами: «не запугаете».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});