Позабытые острова - Бенгт Даниельссон

Я не очень-то был в этом уверен, но напустил на себя грозный вид и с дрожью в коленях вышел на террасу. К счастью, атаковавшие нас пять-шесть мужчин были еще более робкого десятка, они тотчас пустились наутек.

— За ними! — вскричал Жан и бросился вдогонку.

Мне оставалось лишь последовать его примеру, хотя в душе я молил бога, чтобы возмутители спокойствия оказались резвее нас. Так и вышло, мы быстро потеряли их из виду. Жан бушевал.

— Трусы несчастные. Если бы мы их догнали, уж я бы задал им трепку. Пусть их шестеро, мы бы всех одолели. Был случай, я один с четырьмя расправился!

Я что-то буркнул и попытался изобразить разочарование. Мы вернулись к столу. Поев, по-братски разделили единственный матрас и, как ни странно, всю ночь крепко спали без помех.

Проснувшись на следующее утро, я обнаружил, что мои руки и лицо сплошь усеяны красными точками. Комары потрудились основательно, и новые полчища осаждали нас, когда мы пошли прогуляться по долине.

Кроме огромных каменных террас ничего интересного не было. Многочисленные фундаменты свидетельствовали, что французы, которые сто лет назад насчитали здесь свыше четырех тысяч жителей, нисколько не преувеличивали.

В верхней части долины стояло лишь два-три дома, зато довольно много лачуг сгрудилось на берегу. В одной из них мы увидели полную пожилую женщину.

— Это она, — сказал Жан.

— Кто «она»?

— Которая была замужем за шведом. Тем самым, что построил дом, где теперь живет Ален.

Ах, вот оно что! Я поздоровался с ней, спросил, как дети (тут же откуда-то высыпал целый выводок), и мы долго толковали о том, о сем, прежде чем обратиться к теме, которая меня больше всего занимала: к судьбе моего неизвестного земляка. Женщина охотно говорила о своем бывшем муже. Рассказывала она, как и все полинезийцы, ярко и не очень связно:

— Тихоти был добрый, у нас родилось много детой. Многие в школу ходили. Тихоти был небольшого роста, худой, но работал хорошо. Иногда в Таиохаэ приходил к нам европеец, и они до утра беседовали. Тихоти любил охотиться на диких кур, но стрелял скверно. Когда он умер, кто-то взял ружье, не знаю теперь, где оно. Жаль, пригодилось бы. Чудно: Тихоти работал даже тогда, когда в этом не было нужды. Поглядишь — стоит, ограду выкладывает. В один прекрасный день вдруг умер. Наверно, от удара. Вообще-то мне полагалось остаться в том доме, но мне сказали, что он нужен компании. А тот, кто живет там теперь, заготавливает куда меньше копры, чем Тихоти.

Тихоти… Так маркизцы произносят имя Георг, Ёста. Но как узнать фамилию моего соотечественника? Женщина ничего не могла сказать. Когда-то она знала, но слово было такое трудное, что она давно успела забыть. Не помнила точно и года, когда умер муж.

— Это было до того, как приходил английский корабль, — сказала она, поразмыслив.

«Английский корабль» — конечно, «Куин Элизабет», который в войну перевозил войска и побывал в Таипиваи. Событие это произвело здесь столь сильное впечатление, что островитяне до сих пор ведут счет годам от визита «Куин Элизабет». Не слишком определенное указание, но, может быть, земляк оставил какие-нибудь бумаги, способные пролить свет на загадку? Я спросил женщину.

— Нет, но у него были книги, их разобрали.

— Кто разобрал?

— Да наши знакомые. На что мне книги, вот ружье пригодилось бы. Осталась только маленькая книжка, она принадлежала другому европейцу, он живет на Хива-Оа. Все не соберется за ней приехать.

— А можно мне взглянуть?

Она пошла в дом и немного погодя вынесла «Таипи» Германа Мелвилла! Я открыл книгу, из нее выпало пожелтевшее письмо, написанное на довольно примитивном французском языке. Оно было адресовано моему атуанскому другу Ле Броннеку. Вот текст письма:

«Ваихи, Нукухива,

15 августа 1938 года.

Уважаемый господин Ле Броннек!

Прошло почти шесть месяцев с тех пор, как вы любезно прислали мне «Таипи» Германа Мелвнлла.

С сердечной благодарностью возвращая вам книгу почтой, прошу извинить за задержку. Вы, наверно, тоже заметили, что никто, как правило, не торопится возвращать взятые книги?

Я два раза с большим интересом прочитал «Таипи», но убедился, как вы и говорили, что теперь все иначе.

По сравнению с нынешней долиной Таипи, — а я ее знаю уже восемь лет, — то, что пишет Мелвилл, кажется мне сном, прекрасной фантазией. За девяносто пять лет, прошедших с тех пор как он тут жил, «цивилизация» сделала большие шаги. Увы, время уходит безвозвратно!

Нет в долине Таипи красавицы Фаавеи. А может быть, это я, старик, не вижу и не слышу окружающей меня красоты?

Но я ехал сюда, не ожидая чего-то особенного, и потому все-таки доволен даже теперешней жизнью в долинах Таипи и Хапаа.

Еще раз спасибо, извините за задержку.

Искренние приветы.

Ваш

Г. Бенгтсон».

Позднее мне удалось еще кое-что узнать о бывшем книготорговце Ёсте Бенгтсоне и его жизни на Таити и Маркизских островах. Но это все несущественные детали; мне кажется, что письмо, как оно ни коротко, рассказывает о нем неизмеримо больше. Никому не известно, где он похоронен. На Маркизских островах забывают скоро.

«Госпожа Бенгтсон» производила впечатление доброй, хорошей женщины, и я попросил ее, когда придет шхуна, послать за мной кого-нибудь из своих сыновей, чтобы я не прозевал.

— Шхуна? — удивилась женщина. — Она приходила позавчера. Ни в Таиохаэ, ни здесь копры не оказалось, и они прошли дальше.

Позавчера. То есть прежде, чем я дошел до Таипиваи. Видимо, как раз в тот момент, когда мы с Аленом варили бананы в доме Бенгтсона… Вот так номер! Мария-Тереза ждет, а шхуна придет без меня. Не очень-то красиво со стороны капитана и суперкарго бросить меня на произвол судьбы, но я уже знал по опыту, что для них коммерция превыше всего. Где же теперь ловить шхуну — да и поспею ли я на нее вообще? Жан рассказал мне, что есть путь через горы в Лакана и Хатихеу, расположенные в северной части Нукухивы, но посоветовал не рисковать: вдруг капитан пройдет мимо? Лучше вернуться в Таиохаэ. Часто шхуна, обойдя все заливы, напоследок возвращается туда.

А что, в самом деле! К тому же есть надежда, что губернатор, который ожидается на днях, сжалится и посадит меня на крейсер. Разумеется, если я не опоздаю в Таиохаэ.

Жан предложил мне воспользоваться его лошадью, но я вежливо отказался и пошел пешком. Ничего, все будет в порядке, достаточно отыскать первую же из многочисленных троп, пересекающих Хапаа. И я смело стал карабкаться вверх по склону гряды, отделяющей Таипиваи от соседней долины. Поднявшись на гребень, выбрал себе ориентир — характерную вершину и побежал вниз. Но туг у меня порвался сперва один ботинок, затем второй. А других нет, надо терпеть… И я продолжал путь в ошметках.