Искатель. 1974. Выпуск №6 - Владимир Монастырев

Надолго выдержки у Роменского не хватит. Если при каждом вопросе о встрече в «Эрмитаже» у него каменеет лицо, значит, ему приходится собирать в кулак всю свою волю, все силы.

Он же здорово трусит, франтовато одетый, хорошо ухоженный военный, явно не ощущающий тягот жизни. Собранные для бегства чемоданы — вот суть натуры Роменского. Узнав о провале, он перепугался, но и при этом не мог бросить накопленное добро.

Роменский должен выдохнуться от собственных же мыслей, которые с каждым днем, проведенным в камере, становятся все страшнее и страшнее.

Поэтому Вячеслав Рудольфович предложил Роменскому подписать протокол очередного допроса и распорядился, чтобы конвойные увели его из кабинета.

Приглашенная, на Лубянку учительница, рассказавшая о встрече в саду «Эрмитаж», подтвердила, что Роменский есть тот самый блондин, которого она видела на концерте Кусевицкого.

— Но я и не отрицаю этого, — с деланной улыбкой сказал Роменский, ознакомившись с протоколом опознаний. — Зачем было затруднять даму…

— Что делать при вашем несговорчивом характере… Приходится затруднять, Роменский. Раз вы упорствуете, будем предъявлять вам фактические улики.

— Ваше право. Но предъявить улики и доказать вину — это разные вещи, — ответил подследственный, и у него снова дрогнул голос.

— Докажем вину.

Однако делать это было непросто. Главная задача состояла не в том, чтобы доказать вину Роменского. Надо было раскрыть его шпионские связи и разоблачить сообщников. Появление Роменского на квартире Алферова, непонятные заметки на найденных картах Москвы и Петрограда и собранные чемоданы могут служить лишь косвенными уликами. Если не будут найдены другие доказательства вины Роменского, эти улики так и останутся лишь на грани подозрения.

Из Всеросглавштаба раздавались звонки. Военное начальство требовало объяснить причину задержания ответственного работника штаба.

— К вам товарищ Ладыженский, — доложил Нифонтов. — Требует немедленно принять.

— Немедленно? — переспросил Менжинский. — Что ж, просите нетерпеливого товарища.

Да, это был тот самый Ладыженский. «Трепаный» — выплыла вдруг в памяти кличка, которой наградили эсера ярославские филеры.

Сейчас бы они такой клички не дали. С того времени, как последний раз Менжинский встречался с ярославским знакомым в Петрограде, тот еще больше преобразился. Теперь у него были коротко подстриженные волосы с благородной сединой на висках и приметная львиная посадка головы. Одет Ладыженский был во френч добротного темно-зеленого сукна, перепоясанный блестящими портупейными ремнями. На поясе у него красовался крохотный браунинг, который можно было, наверное, лучше всего использовать как мухобойку.

— По какому праву? — сразу же от двери заговорил Ладыженский. — По какому праву вы арестовываете ответственного сотрудника Всеросглавштаба?! Это произвол и беззаконие.

— Прошу садиться, — не обращая внимания на горячую тираду, предложил Менжинский. — Мы ведь с вами давно знакомы.

— Какое это имеет отношение к делу?!

— Почему же не имеет? Чем дольше человека знаешь, тем больше его узнаешь.

Ладыженский сел на стул и нервно дернул шеей.

— Прошу объяснить причины ареста Роменского.

— Так вот что вас ко мне привело!.. Будьте любезны, предъявите ваши полномочия.

— Какие полномочия? — растерянно спросил Ладыженский. — Я сотрудник товарища Троцкого.

— Я знаю вас как левого эсера. Как члена партии политических авантюристов, ответственных за события шестого июля и покушения на товарища Ленина… Прошу предъявить документы.

Сердито сопя, Ладыженский отстегнул клапан верхнего кармана френча.

— Пожалуйста… Вот мое служебное удостоверение… Я не понимаю. Мы же с вами давно знакомы, товарищ Менжинский.

— Приношу извинения, но вы только что заметили, что данное обстоятельство не имеет отношения к делу… Конечно, неприятно, когда в тарелку с супом попадает волос, если даже этот волос с головы знакомой женщины, — добавил Менжинский, внимательно прочитал поданное удостоверение и вернул его визитеру. — Вот теперь я убедился, что вы работник Троцкого.

— К вашему сведению я уже год назад отошел от партии эсеров, — сказал Ладыженский. — Я порвал с этими предателями революции и сделал об этом письменное заявление. Я осудил свои собственные заблуждения…

— Какой же вы теперь партии придерживаетесь?

— Позвольте, но это уже допрос? Какое вы имеете право?

— При допросе предъявляется обвинение и ведется протокол, Ладыженский… Мы с вами беседуем просто как старые знакомые. Так к какой же партии вы сейчас принадлежите?

— Я стою на большевистской платформе.

— Ясно. А голова у вас от таких крутых поворотов не кружится?

— При чем тут повороты? — задиристо вскинулся Ладыженский.

— Пожалуй, справедливо заметили. Повороты тут действительно ни при чем. У вас ведь их, собственно говоря, и не происходило. Каким вы были, таким и остаетесь, — сказал Менжинский, помедлил, вглядываясь в насторожившееся лицо Ладыженского, и поставил точку. — Эсером. Так вас интересуют обстоятельства ареста Роменского?

— Да, Роменского.

— Почему только Роменского? А основания для ареста военнослужащих Миллера, Сучкова, Ступина Всеросглавштаб не интересуют? А других заговорщиков подпольной армии, схваченных с поличным?

— Я выполняю служебное задание. Если вы отказываетесь отвечать на мой вопрос, прошу разрешить мне уйти.

«Струсил, — подумал Менжинский. — Уж не к нему ли тянется ниточка от Роменского?»

— Данные предварительного расследования сообщить не имею права. Но основание для ареста Роменского скажу — обвинение в шпионаже.

— Это чудовищное недоразумение!

— Роменский тоже пытается нас в этом уверить.

— Я убежден в его невиновности… Он знающий и преданный работник.

— Мы во всем разберемся.

— Понятно, — сказал Ладыженский, встал и привычно одернул френч. — А вы подумали о последствиях, товарищ Менжинский? Подобное обвинение бросает тень на работников высшего руководящего органа Красной Армии, героически сражающейся с Деникиным.

— Не надо, Ладыженский. Англичане не советуют швыряться камнями тому, у кого дом со стеклянной крышей… Если бы это была только тень… Материалы, которыми мы располагаем, дают основание подозревать крупное шпионское гнездо в Росглавштабе.

— Это немыслимо! За клеветнические утверждения вы будете нести персональную ответственность. Пока вина не доказана, я требую освободить Роменского. Не забывайте, что Особый отдел, кроме ВЧК, подчиняется и Реввоенсовету.