Мёртвый город - Лев Пучков

Зачем мне сейчас на площадь – ума не приложу. Но я должен быть там. Хотя бы для того, чтобы видеть, как всё это будет происходить.

Однако Стёпе плевать на эмоции, душевные метания и прочие сантименты. Его интересует только целесообразность того или иного действия и польза для Глав-Зад.

И кстати, я таки углядел некую целесообразность в том, что будет происходить на площади.

– Там возможны коллизии.

– Какие коллизии?

– Ты видел, какое настроение у дружинников?

– Да, видел. А какое нам дело до настроения дружинников?

– Большое дело. Видишь ли, все мероприятия Хозяев в этом городе осуществляют дружинники. А они сейчас, как верно заметил Андрей Фёдорович, «маленько не в себе». Почему они «маленько не в себе», надо объяснять?

– Так, секунду… – Стёпа наморщил лоб, сосредоточился и озвучил суть ситуации: – Я так понял, что дружинников тут вешают впервые. Верно?

– Верно.

– Если все мероприятия обеспечивает Дружина, то и на казни их будет – пруд пруди. Взять хотя бы оцепление.

– А ещё на площади центральная комендатура, – подсказал Андрей Фёдорович. Там где раньше милиция была.

– Угу… То есть на казни будет присутствовать целая толпа мрачных дружинников из центральной комендатуры, которые… хмм… «немного не в себе».

– Совершенно верно.

– И это у них первый опыт, когда на их глазах будут вешать их товарища…

– И авторитетного, скажу я вам, товарища! – поддержал я. – Командира взвода, между прочим. Душу компании, можно сказать.

– Так… Уже интересно! Площадь далеко?

– Двадцать минут.

– Что ж, пошли поглазеем на казнь…

* * *

Жилых домов, окна которых выходят на центральную площадь, было всего три, все остальные – административные здания.

Из этих трёх домов Нинель, не раздумывая, выбрала крайний правый. Здесь на третьем этаже живёт бабуся с сумасшедшим внуком. Нинель сказала, что было время, когда она к ним летала, как на работу, и у них с бабкой сложились неплохие отношения.

«Дежурной службы» в этом доме не было. В двух шагах центральная комендатура и мэрия со штабом наёмников, если вдруг что – на первый же крик прибегут и накажут.

Бабуся, на удивление, сумела продержаться эти три страшные недели, но была одна.

– А где Серёжка?

– Дружинники убили, будь они трижды прокляты… Обход делали, шумели, ну он и бросился на них. Ты же знаешь, как у него это бывало… Сволочи проклятые…

Жилым помещением в квартире была кухня. Из всех прочих использовалась только прихожая, для перемещения к входной двери и обратно.

Кухня и спальня выходили во внутренний двор, а гостиная – на площадь. В гостиной лежал снег, в окнах не было ни одного целого стёклышка. Три недели назад тут шли ожесточённые бои за комплекс административных зданий, все стёкла в окнах, выходящих на площадь, вынесло взрывной волной и осколками.

Наблюдению, однако, это не мешало. Расчистили площадку перед окном, осмотрелись, устроились. Можно работать.

Справа виднелись обгорелые руины здания ФСБ, чуть дальше – ОВД, где сейчас располагалась центральная комендатура.

А прямо через площадь, немного левее директрисы, как на ладони лежал родной ДК. Обугленный, с выбитыми стёклами, жалкий и страшный одновременно.

Я сказал «родной»?

Я не оговорился. Теперь этот ДК для меня как родной. Потому что все, с кем я там держал оборону, все до единого погибли, а я выжил. Ну и память об этих людях, их предсмертные крики и наполненные ужасом глаза – всё это теперь для меня не чужое. Всё это останется во мне навсегда, до конца дней моих.

Вон там, перед мэрией, в полутора десятках метров от угла, горел БТР с нашей пехотой.

Плохое место.

Гиблое.

Потом БТР оттащили, а на этом месте соорудили виселицу. Теперь там белеет сколоченный из досок помост с тремя перекладинами, под каждой болтается верёвка с петлёй.

Три недели назад, вечером тринадцатого января, я гулял по этой площади, глазел на хороводы и конкурсы, перемигивался с симпатичными девчатами, пил ароматный чай и закусывал бесплатными блинами…

И если бы мне кто-то сказал в тот момент, что здесь будет виселица, я бы немедленно, без колебаний вызвал «скорую помощь». Нет, я не стукач по призванию, но, понимаете… сумасшедших с такой буйной фантазией нужно срочно изолировать, они опасны для общества…

В качестве вознаграждения за почасовую аренду окна вполне сошел пайковый сахар, которым были забиты карманы Нинели. Бабуся при виде сахара пустила слезу умиления и пошла раскочегаривать печку, чтобы поставить чайник.

– Сто лет сладкого не видела! Варенье, дура, в этом году, не закрывала, лень было… А сейчас бы пригодилось…

– А чем вообще питаетесь?

– Да картошка в погребе, на даче. Таскаю помаленьку, тем и живу. Баньку на дрова разбираю. На санки нагружу дровишек, картошки, да и везу тихонько.

– А чего ж на даче не живёте? Здесь-то что держит?

– Да страшно там одной… А тут, вон, люди кругом. Да и привыкла я здесь, не с руки мне как-то на даче…

* * *

Примерно за час до назначенного времени на площади начал собираться народ.

– О, публика, – оживился Юра. – Думал, вообще никто не придёт, и «сам на сам» вешать будут.

Да, я тоже не думал, что народ придёт на площадь.

Народ ослаб от голода и утратил интерес ко всему, что не касается еды и топлива. Если б они пообещали первой сотне по банке тушёнки, вполне логично было бы ожидать столпотворения. А кому сейчас интересна казнь?

Оказывается, интересна. Понятно, что издалека никто не попрётся, но жители центрального района пришли поглазеть.

Дружинники, конечно, – это оплот режима и ничего хорошего остальному населению не сделали. Скорее наоборот.

Но они, дружинники, – свои для тех, кто сейчас идёт на площадь. Те, кого будут вешать, выросли среди тех, кто собирается на площади, их все тут знают.

И пожалуй, тут ещё один фактор играет роль. Как верно подметил Стёпа, в Городе это первый опыт такого рода.

Власть вешали, мародёров вешали.

Дружинников не вешали никогда.

Необычно.

Странно.

Ново.

Настолько ново, что люди готовы тратить драгоценную энергию, поддерживающую организм, и идти на площадь.

В итоге народу прибыло изрядно, без четверти полдень площадь была заполнена почти на треть. А это очень даже немало, площадь тут большая.

Характерно, что ни у кого не было противогазов. Противогаз – это лишний вес. А люди сейчас настолько слабы, что и себя-то еле-еле таскают. Чего уж там говорить про какой-то никчёмный и никому не нужный противогаз.

В толпе были видны группы дружинников без повязок, но легко определяемые по хорошим полушубкам и здоровой жестикуляции (в основном народ двигался медленно и вяло, ослабшие от голода люди стояли, как зомби, и даже не переговаривались). Группы были небольшие, по пять – семь человек, но если посчитать, то в общем итоге их тут набиралось больше сотни.

За десять минут до назначенного срока из комендатуры вышло оцепление, три десятка дружинников, с повязками и карабинами. Они обступили помост и, потеснив толпу, образовали узкий коридор от крыльца мэрии к виселице.

И наконец, за три минуты до полудня, по этому коридору повели приговорённых.

Конвой состоял из наёмников, крепких парней в зимнем камуфляже, вооружённых автоматами. Их было семеро: шестеро конвойных и один командир или распорядитель, следовавший впереди с мегафоном.

– Какая шикарная ошибка, – похвалил Стёпа, рассматривая шествие через прицел своего «Вала». – Такая жирная, смачная ошибка, просто загляденье.

– Это мы, что ли, ошиблись? – всполошился Андрей Фёдорович.

– Нет, это Хозяева ошиблись, – ответил за Стёпу Юра. – Мы их разозлили своими «приколами», вот они и упороли косяка.

– Верно, – подтвердил Стёпа. – Нельзя было дружинников вешать. Это со всех сторон неправильно…

Между тем возле виселицы началось нездоровое движение, явно незапланированное устроителями акции.

Группа дружинников без помех со стороны своих дежурных братьев протиснулась в коридор и намертво закупорила горловину, не давая процессии подняться на помост.

Они стали спорить о чём-то с наёмником, у которого был мегафон, а в это время в толпе возникло волнение: группы праздных дружинников, как сытые тяжеловесные рыбины в наполненном мальками аквариуме, устремились к виселице, легко рассекая толпу.

– Юра, на пару. Твой с мегафоном, – скомандовал Стёпа, устраиваясь в правом углу окна.

– Думаешь, сами не прыгнут? – усомнился Юра, с комфортом изготавливаясь в удобном для стрельбы левом углу (из-за габарита видны только ствол, полплеча и четверть головы, оружие для устойчивости можно прижать к косяку).

– Прыгнут – хорошо, нам работы меньше. Ну а не прыгнут, так поможем…

Между тем у виселицы накалялись страсти.

Дежурные дружинники, образующие коридор, не стесняясь пихали наёмников, выдавливая их к крыльцу мэрии и потихоньку оттесняя от приговорённых, а их праздные собратья уже образовали подкову, которая в любой момент могла стать кольцом, сомкнутым вокруг Никиты и двух его бойцов.