Империя. Терра Единства (СИ) - Марков-Бабкин Владимир

* * *

ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОМЕЯ. КОНСТАНТИНОПОЛЬ. КОННАЯ ФЕРМА КНЯЗЕЙ ОСТРОВЫХ. 23 февраля 1937 года.

Я наклонился и вдруг поцеловал Машу. Горячо так. Счастливо.

Императрица вскинула брови:

— С чего такие нежности? Что случилось?

Усмехаюсь. Протягиваю бланк шифрограммы, которую привёз ускакавший фельдъегерь. Жена пробежала взглядом текст, взвизгнула, словно гимназистка и пришпорила лошадь, оглашая округу победным кличем.

Мне, конечно же, не оставалось ничего другого, как устремить своего коня ей вслед. Но Машу было трудно догнать, она неслась по лугу, выкрикивая:

— Да! Да! Слава Тебе Господи! Да! Пресвятая Богородица! Да! Спасибо!!!!!!!!!!!!!!!!!

* * *

ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОССИЯ. ЗАПАДНЕЕ ЦАРИЦЫНА. 23 февраля 1937 года.

Александр до белых костяшек вцепился в подлокотники кресла самолёта. Господи Боже, всё хорошо. Слава Богу. Мика родила. Всё благополучно. Господи, как он счастлив. Он — отец. ОТЕЦ!!!

И у него теперь есть Наследница. И сын.

Конечно, врачи заранее говорили о том, что будет двойня. В конце концов, сам Саша и Вика тоже были близнецами. Так что ничего удивительного тут не было.

Наверное.

Они с Микой немало времени выбирали имена. Не был известен пол будущих детей (аппараты УЗИ всё ещё несовершенны), не была известна очередность их появления на свет, но теперь-то Саша не сомневался — его детей будут звать Мария и Андрей. Мария — в честь Пресвятой Богородицы, их мамы, бабушки и прабабушки, а сына в честь Андрея Первозванного, который крестил Русь.

Да будет так.

* * *

ТЕКСТ ВИТАЛИЯ СЕРГЕЕВА

ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО. РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. ЕКАТЕРИНОСЛАВСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ЮЗОВКА. 23 февраля 1937 года.

— Лёнька-а-а! — не успевшая ещё переодеться первоклашка, визжа стремглав проскочила весь коридор и повисла на шее брата.

Сбытый курносый старший урядник подхватил егозу и расплылся в счастливой улыбке.

— Радка! Радочка! Как же ты подросла то! — прижимая сестру удивился вошедший. Чуть присев, он поставил чемодан

— Ой, братко, мамки то нет, я сейчас тебе борщ подогрею! — вспомнив что она сегодня за старшую оторвавшись от брата сказала Рада.

— А батя? На работе? — спросил тот.

— Дома он. В ночную ему, — ответила сестра.

— Какого лесогона струей занесло? — раздался из дальней комнаты заспанный недовольный голос.

— Ой, — прикрыв рот пискнула егоза, — разбудили.

— Это, я, бать! — ответил Леонид.

— Лёнька? — удивился тот.

В дальней спальне заскрипела кровать и, после небольшой паузы, твердые шаги босых ног заскрипели по паркету.

Скинув солдатский сидор, служивый оправил шинель и сдвинув фуражку слегка в бок и вытянулся в струнку. В коридор ввалился энергичный невысокий начинающий лысеть мужичек. Сразу было ясно в кого пошел сын. Кроме отметит возраста двух мужчин различала на первый взгляд разве что родинки у левого крыла носа старшего.

— Товарищ член Юзпрофшахткома, урядник 4-й гвардейской танковой бригады Леонид Хрущев, прибыл по случаю недельного отпуска за отличие в службе! — отчеканил служивый.

— Молодец! Герой прямо! — с гордостью ответил отец, — Что же предупредил? А то мать твоя в Екатеринослав заседать в губернском собрании укатила.

Глядя на сына, Хрущев ещё раз подумал, что повезло ему с Ефросиньей. И сама умница, и дети вон какие. И даже его чуть не силком в техникуме отучила. То, что сама вот в депутатках, а он всё мастер, так не беда. Он в профсоюзе человек авторитетный. А зарабатывает не меньше градоначальника.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Леонид опустил руку и чуть расслабился.

— Так сам, бать, не знал, просто удачно оказия подрулила, — чуть разводя руки ответил боец.

— Ну, здравствуй, сын! — подошедший Никита Хрущев крепко обнял сына.

— Скидай сапоги. Мыться и за стол. Я-то уж точно не усну. А то и позвоню сейчас — подменюсь. Я в этом месяце, итак, на две упряжки (1) больше графика выдал.

Леонид, разулся, повесил на вешалку шинель и положил на тумбу фуражку с гвардейской кокардой- обрамленным овалом лучами звездой богородицы. Забрал чемодан и сидор и мимо девичей прошел в свою комнату. С его ухода ничего не изменилось. Как и не уходил. Он поставил поклажу, снял гимнастерку и в тельнике пошел помывочную. Железный титан почти остыл, но солдату всё вода что теплее снега. Отец успел умыться раньше его и, сменив халат на порты и вышиванку, помогал дочери на кухне.

— Во! Видно молодца! — отец оценил налившиеся мышцы одетого уже в футболку сына, — не жмет?

— Есть мальца! — смущенно ответил сын.

— Ничего, зато все девки твои будут! А за одежей можешь в армейской «Кунст и Альберс» сходить. Пока ты служил дотянулись и до нашей Юзовки со своим универсамом немцы, — резюмировал отец, — Сядай, танкист! Тебе как вина или покрепче наливочки?

— Ой, бать, я же к такому случаю подарок привёз, — не успев сесть выпалил Леонид и снова умчался в комнату.

— Во! — гордо поставил он, вернувшись на стол квартовую бутылку кремовой жидкости.

— Виски? — удивился Никита Сергеевич, — так вот ты где шалопай всё время был! «Конспиратор», всё писал на «Мурмане» да на «севере».

Сын смутился.

— Нельзя было писать, что в Шотландии служил, в Глазго, — объяснил он.

— Да я понимаю, секретка, — отец махнул рукой, и закрыл тему, — Пивал я это виски, в Ньюкасле, когда плавал туда по профсоюзной линии. Или не это…

Никита Сергеевич взял треугольную бутылку в руку. Одел очки.

— «Грант’с», горькая наверно, как тамошняя жизнь, — разглядывая заморский сосуд протянул он, — вот хорошо, что мы с матерью в восемнадцатом ни туда ни в Мексику не уехали. —

«Правильно я тогда тестя социалиста не послушал. Жили бы сейчас справедливо да бедно. Уж точно не в четырехкомнатной квартире. А то бы вообще в бараках, как шахтеры в Ньюкасле этом. Как господь отвел,» — подумал Никита.

— Не знаю, бать, — сознался Хрущев-младший.

— Что, не пил? —

— Не, комбат не советовал, — сделал честные глаза Леонид.

— Да ладно, не ври. Не заругаю. Ты большой уже, — сменил «гнев на милость» Никита, — а комбат то у вас что интеллигентик?

Эту белорукую публику Никита особо не любил. Звал их иногда словцом и по крепче.Но Радка рядом, слышать ей такое неча.

У Леонида отлегло. И правда, что он это. Батя суров, конечно, но справедлив. Да и…

— Не, комбат у нас свой — рабочий! Из Екатеринослава. Тезка мой — капитан Леонид Ильич Брежнев. — уже спокойно ответил сын.

— О как! Из рабочих! В хорошее время живем! Освобождение! — подняв палец заметил Хрущев-старший, — Так не он ли тебе как земляку выправил поездку эту?

— Он, батько, — подтвердил Леонид, — за то, что машину в порядке держал и мы первые вошли в Глазгу эту.

— Орел! Только за мной эту «эту» не повторяй! Мама заругает, — шутя сказал отец, — Я полынь шотландскую пить не хочу, оставь для дружков, давай лучше нашего конобаса(2). Вот Радочка и борщец под него разогрела…

Тут снова раздался радостный визг, и восьмилетняя Рада влетела в столовую.

— Папа, Лёнька, царисса Мария двойню родила!

Двое мужчин посмотрели удивлено посмотрели на юную вестницу.

— По телевизору сказали!

Никита потянулся к висевшему над столом радио, и включил его