Советские космонавты - Михаил Ребров

Сразу после отделения — много пыли. Собирать ее лучше при работающем вентиляторе влажной салфеткой. Сетка вентилятора временами прогибается внутрь, и крыльчатка задевает за сетку... Слышны щелчки коммутатора оперативной телеметрии... Дважды имели связь с Землей. В 11 часов 43 минуты 35 секунд приняли сообщение ТАСС о выведении. На борту все в порядке. Все чувствуют себя нормально. После отделения было такое ощущение, что твою голову как бы кто-то хочет вытянуть из шеи. Чувствуется напряжение мышц под подбородком, утяжеление головы в верхней части и затылочной. При фиксации тела в кресле это явление уменьшается, но не пропадает. В этом случае тяжелеют лобная и затылочная части головы.

7 июня. Проспали до 24.00. Вадим и я спали вниз головой в спальных мешках в орбитальном отсеке. Виктор — в спускаемом аппарате, поперек сидений, тоже в спальном мешке. Спали меньше, чем обычно (с 18.30 до 24.00), но впечатление, что выспались. После перевернутого положения голова снова начала «наливаться».

...В 7 часов 24 минуты началось сближение... Увидели станцию в оптический визир... Со 100 метров включили ручное причаливание.

...Мне показалось, что левой ручки не хватило, и я подключил правую, провел корабль чуть выше и левее. Погасил боковую скорость левой ручкой.

...Касание, механический захват произошли одновременно в 7 часов 49 минут 15 секунд. Объект практически не колеблется. В 7 часов 55 минут 30 секунд — стыковка...»

Потом началась работа: дежурные вахты, смена, отдых и снова дежурство.

Через иллюминатор над головой просматривалось космическое небо. Красивое. Иссиня-черное, сплошь усеянное яркими немигающими звездами. Большими и маленькими.

— Как там небо? — спрашивали с Земли.

— Очень красивое, — отвечал.

«Салют» проходил над Черным морем. Оно почти все было закрыто облаками. Лишь в редкие просветы проглядывались очертания Крымского полуострова. Чуть сзади осталась Одесса.

Он видел Одессу с берега. Видел с моря. Видел с воздуха. «Салют» открыл для него Одессу еще и в «четвертом измерении» — из космоса...

Георгий Добровольский родился в Одессе. В его манере держаться, шутить, мягком говоре и даже в том, как он произносил свое имя, был тот особый колорит, который отличает одесситов от киевлян и минчан, москвичей и ленинградцев, рижан и свердловчан...

Он очень любил свой город и море. Красивые дома, тенистые улицы, оперный театр, Потемкинскую лестницу, портальные краны, которые разгружают белые теплоходы...

Но еще больше Георгий любил небо. В его служебной характеристике есть строки: «Имеет квалификацию военного летчика 1-го класса. Летает грамотно и уверенно, летает с упоением. Имеет большой налет на различных типах самолетов. Выполнил 111 парашютных прыжков различной сложности. Является инструктором и спортсменом-парашютистом 1-го разряда».

Первой его любовью было море. Но оно «не приняло» его. Точнее, не приняли в мореходку. Школьный приятель поступил в авиационную спецшколу. И Георгий потянулся за ним. Вместо бескозырки он надел фуражку с золотыми крыльями.

Трудное было время. Послевоенное. Днем учился, а по вечерам разгружал корабли в порту. Тяжелая это работа — таскать мешки, ящики, катать бочки...

Потом Чугуевское военное училище летчиков, служба в истребительных авиационных частях, «яки», «лавочкипы», «миги» почти всех модификаций. Полеты днем, полеты ночью, стрельба но конусу и по наземным щитам, перехваты, пилотаж в зоне, полеты по маршруту в простых и сложных метеоусловиях...

Сначала был рядовым летчиком, потом старшим летчиком, командиром звена, заместителем командира эскадрильи, заочно окончил Военно-воздушную академию, был политработником и продолжал летать.

Трудно совмещать партийно-политическую работу с полетами, но он находил силы. Помогало небо. В стремительном полете он черпал силы для земных дел. Полет для него — это звенящая песня турбины, это безграничный простор и далекая пестрая земля, плывущая под крылом, это целый мир, полный счастья и волнения, мир простора, в котором человек ощущает свою власть над техникой, над стихией.

Даже когда небо обходилось с ним сурово, он не переставал любить его, любить любовью преданной и беззаветной.

Однажды он сказал:

— Ощущение простора создает не только самолет. Когда прыгаешь с парашютом или взлетаешь вверх, выброшенный упругостью батута, когда, оттолкнувшись от края вышки, распластавшись, летишь в воду — это тоже полет. Не падение, а полет. Когда еду в электричке, — продолжал он, — и смотрю в окно, мне кажется, что я лечу рядом с вагоном. Да, да, лечу! Смешно? Пусть так, но это мой, внутренний, что ли, полет. Понимаешь — полет!

В 1962 году зимой его вызвал командующий. «Зачем? — терялся в догадках. — Вроде бы никаких ЧП не было, в работе полный порядок». Вошел. Доложил. Генерал озадачил вопросом:

— Как здоровье, Георгий Тимофеевич?

— Не жалуюсь, — ответил Георгий. — В космос полететь хотите?

Георгий молчал. Уж очень неожиданно прозвучал этот вопрос. И мысли: «Мне уже тридцать пять. Гагарин стартовал в двадцать семь. А этому еще предшествовали долгая подготовка, тренировки...»

— Что с вами? — удивленно спросил генерал. А он молчал. Командующий перешел на «ты»:

— Ну что с тобой? Согласен или подумать надо? Я не тороплю. Выбирать и решать тебе...

Вот тут Георгий на одном выдохе произнес:

— Согласен! Конечно же, согласен!

— Не торопитесь, подумайте, — сдержал его порыв командующий, снова переходя на «вы».

— Думать не надо. Согласен. Генерал рассмеялся:

— Ну коль так, то идите к врачам. Теперь все будет зависеть от них.

Путь к старту не был гладким. Случались в его жизни моменты, когда различные обстоятельства удлиняли его путь к заветной цели. Нужно было ждать. А он нетерпелив и никогда не мог заставить себя примириться с ожиданием...

Прошли годы. Я снова и снова перечитываю его записи, сделанные в бортжурнале во время полета:

«19 июня. День рождения Виктора Пацаева. Поздравительное письмо от жены Виктора и приписка: «Приезжала мама, чувствует себя хорошо...» Виктор очень тронут...

20 июня. Ночь. Внизу Африка и громадное количество красных огней...

22 июня... С корабля «Сергей Королев» ребята-одесситы прислали очень теплые поздравления в стихах».

29 июня, подготовив станцию к работе в автоматическом режиме, экипаж перешел в транспортный корабль. Все посадочные операции выполнялись строго по программе: включение тормозного двигателя, разделение отсеков корабля, вхождение спускаемого аппарата в плотные слои атмосферы, раскрытие парашюта...

Вертолеты поисково-спасательной группы рядом с кораблем. Люди бегут к «Союзу-11»... Но почему не открывается крышка люка?.. Почему не было связи на последнем участке спуска?.. Поисковики сами открывают люк. Они видят космонавтов на своих местах. Но те не подают никаких признаков жизни...

Нам известны черты, определяющие характер советского космонавта. Это высокая коммунистическая убежденность, любовь к своей профессии, чувство долга, мужество, героизм... Он был именно таким. «Не могу не летать! Полет — это для меня все».

МУЗЫКА СТАРТА

Виктор Иванович Пацаев

Летчик-космонавт СССР, Герой Советского Союза, инженер-испытатель Виктор Иванович Пацаев. Родился в 1933 году в городе Актюбинске. Член КПСС. Совершил полет в космос в 1971 году.

Музыка старта... Эти слова принадлежат Валентине Терешковой. Но прежде чем над степью Байконура прогремит ракетная симфония, идет отсчет времени, выдаются предпусковые команды. И это тоже музыка старта.

'Ключ — на старт!' — звучит одна из команд предстартового отсчета. Так выглядит этот самый 'ключ'

— Ключ на старт!

— Есть ключ на старт!

— Протяжка один!.. Продувка!

— Есть продувка!

— Ключ на дренаж!

— Есть дренаж!

— Зажигание!.. Предварительная!

— Есть предварительная!

— Промежуточная... Главная!.. Подъем! Хронометристы начинают отсчет секунд:

— Одна, две, три...

Ракета поднимается над степью. Выше, выше... Огненная вспышка слепит глаза.

— Сорок секунд! Полет нормальный!

Земля и борт непрерывно обмениваются информацией. Вроде бы обычные разговоры, обычные слова. Но за кажущейся обычностью — сосредоточенность, напряжение, величавость...

— Давление в камерах нормальное!

— Как там «Третий»? «Третий» — это он, Виктор Пацаев.

— У «Третьего» все в норме! — отвечают с борта. .

Небо чертит светлый инверсионный след — длинный, искрящийся, яркий.

— Сто секунд! Двигатели работают нормально! Машина идет устойчиво...

Секунды, секунды, секунды... Гаснет яркая звездочка в небе. Уже произошло разделение ступеней, сброс головного обтекателя... И трое почувствовали вибрацию и перегрузки.

— «Заря»! Я — «Янтарь-3». Перегрузки спадают. Все нормально...

Это позывной инженера-испытателя Виктора Пацаева. Мы знали, что он в тог момент наблюдал раскрытие панелей солнечных батарей, потом увидел хоровод светящихся частиц.