Лазерный гусь - Дэн Пласкин

на лодках, могли бы вместе же.

Седой ничего не ответил. Может, не услышал, хотя в это сложно поверить, а может, просто проигнорировал. Борька выждал паузу и продолжил, при этом стараясь так строить выражения, чтобы избегать называть седого по одному лишь имени. Он себя корил, что не спросил тогда у председателя отчества Сереги, сейчас было бы намного проще. Впрочем, чего тут бояться? Ну не полезет же он в драку, за то, что Борька называет его просто по имени, в конце концов скажет, как нужно. И Борька пошел в атаку:

– Сергей, нам еще долго идти? Никого же нет, может я способен на что-то большее, чем только таскать вашу корзинку?

Седой остановился на мгновение, видимо, раздумывая отвечать или нет. Решил, что не стоит и двинулся дальше. Борька коротко выдохнул через нос от досады и молча последовал за ним.

Борька был по жизни достаточно замкнутым человеком, но сейчас чувствовал, что останавливаться нельзя, пусть даже будет конфликт, пусть седой хоть как-то проявит себя, но нужно во что бы то ни стало добиться его ответной реакции. И через несколько минут он пошел ва-банк:

– Сергей, перестаньте уже меня игнорировать! Я вам в носильщики не нанимался. Хотите – носите свою корзинку сами, а лично я здесь совершенно по-другому, но по очень важному вопросу. И если вам все равно до моих дел, то мне в такой же степени безразличны ваши, и выполнять какие-то там планы я не собираюсь.

Борька снял с плеч корзину, поставил на кочку и достал из нее свой тощий рюкзачок. Он прикинул в голове различные варианты развития дальнейших событий и решил, что самое лучшее – это вывести человека из равновесия. В любом случае Борьку сегодня уже почти вывели из него, почему бы не переложить часть настроения на другого. И он добавил:

– Отведите меня обратно к председателю. Дальше я не пойду.

Это заявление Седой уже никак не мог оставить без внимания. Он обернулся, и Борька увидел все тот же необъяснимый злой взгляд, который он видел в коридоре конторы. Было неприятно и чуть жутковато. Седой сплюнул себе под ноги, подошел к корзине, скинул в нее рюкзак, взвалил на плечи и выдавил сквозь зубы:

– А ты такой же… как и твой отец.

"Вот те на! – пронеслось в Борькиной голове. – С чего это он вдруг упомянул моего отца, причем явно сдержал какое-то колкое словечко?" Борька выпрямил спину, сразу став заметно выше седого и медленно произнес:

– Что вам не понравилось во мне и причем тут мой отец? Меня вы видите вообще впервые.

Седой остановился. Он снова скинул с плеч корзину на кочку, повернулся к Боре набычившись и сверкнув недобрым взглядом. Борька на всякий случай расставил ноги пошире и повернулся чуть боком: мало ли придется отбиваться от ни с того ни с сего разбушевавшегося старика. Кто знает, что у него на уме! Седой хмыкнул, отвернулся и пошел едва приметной тропой прочь от Борьки.

Борька смотрел ему вслед и не знал, что делать. Хотелось плюнуть на всё, развернуться и убежать подальше от всей этой суеты, от этих людей, от ситуации, возникшей на пустом месте и никак не разрешенной и, тем более, совершенно непонятной. И посоветоваться не с кем. Был бы здесь председатель, может хоть как-то разрулил, назначил бы к другому или же приказал Седому не чудить. Но председателя рядом не было. Не было вообще никого. Только Седой, шаги которого пока еще были слышны, да приставучая мошкара, мешающая сосредоточиться и подумать, взвесить возможные решения и оценить их последствия. Борька заходил взад-вперед на более-менее сухом пятачке, отмахиваясь от надоедливых насекомых и зло ругаясь. Чего он хотел добиться, вызвав на конфликт Седого? Он знал чего: выяснить странное его поведение. Так и надо было спросить, еще там, у конторы, а не сейчас. Сейчас он, Борька, ничего из себя не представляет: нет ни машины, ни проводника, ни возможности с кем-либо связаться. Машины уехали и приедут не скоро. Ну, допустим, выйдет он на дорогу, дождется машину, приедет назад. А дальше что? Что он узнает о Ваське? Пойдет к председателю жаловаться, какой он молодец, а все плохие? Хорош он будет в глазах Николая Николаевича, да и вообще, кого угодно. Лев Иванович с отцом устроили ему встречу с руководством лесничества, даже в поля отправили, можно сказать, дали шанс. А он что из этого сделал? Всё испортил! Стыдно! Но с другой стороны пойти к Седому, значит проявить малодушие. Борькино самолюбие на такое не согласится.

– Катись оно всё к чёрту! – в сердцах вырвалось у Борьки. Он скинул рюкзак на кочку и уселся на него. Мошки вились вокруг, впивались в непривыкшее тело. Борька вскочил, засунул руку в карман и стал снова ходить взад-вперед. Рука нащупала Пеликена. Борька достал его из кармана и разжал ладонь, глядя на фигурку. На мгновение остановился, хмыкнул и сказал:

– А, плевать! Будь, что будет! – подхватил рюкзак и пошел догонять седого Серегу.

Седой сидел на камне и, казалось, ждал появления Борьки, потому что по выражению, отразившемся на его лице, Борька прочитал: мол, долго тебя ждать пришлось. Седой подхватил свой рюкзак, встал и пошел дальше. Корзина осталась стоять. Борька сообразил, бросил свои вещи на дно корзины, нацепил ее на плечи и молча отправился за седым, при этом раздумывая над поведением Седого и совершенно не зная, как себя дальше вести. И он решил пока вообще повременить с выяснением отношений.

Редкие кустарники пропали вовсе. Вода под ногами хлюпать перестала, вместо нее появились камни. То тут, то там встречались большие валуны, которые иногда приходилось обходить, петляя между другими такими же громадинами. Серега вел на вершину сопки. Оба они уже изрядно устали и всё чаще Седой останавливался перевести дыхание. Борьке уже осточертела эта корзина, болтающаяся за спиной, но надо отдать должное ее изготовителю, ременное крепление было выполнено очень умело, ничего не натирало и не мешало, просто он уже устал.

Наконец, они достигли вершины. Седой снял свой рюкзак, тяжело дыша уселся на камень, достал флягу и жадно отпил. Борька скинул корзину, достал свою бутылку с водой и тоже сделал пару глотков. Оба молчали. Седой махнул рукой, приглашая сесть рядом. Борька чуть помедлил, но в итоге решил, что лучше сесть, хотя и не имел никакого желания этого делать.

– Думал перегорело, оказалось – нет, – сказал Седой, когда дыхание его почти успокоилось. Борька замер в ожидании продолжения. Серега не заставил