Философические письма - Петр Яковлевич Чаадаев

бессмертие души и не почитать достойных нашего почитания людей лишь потому, что они не живут здесь, на земле, – разве это не абсурдно?

90. Помните ли вы, что было с вами в первый год вашей жизни? Нет, говорите вы. Так что же странного в том, что вы не помните, что было с вами до вашего рождения?

91. Нам предписано любить ближнего, но почему? Для того чтобы мы любили кого-нибудь, кроме самих себя. Это не мораль, это просто логика. Что бы я ни делал, между истиной и мной всегда становится что-то: это что-то – я сам; истину заслоняю я себе сам. Поэтому есть одно только средство открыть ее – устранить себя. Не худо бы почаще повторять себе то, что, знаете, однажды сказал Александру Диоген: отойди, друг, ты заслоняешь мне солнце.

92. Только око милосердия ясновидяще: вот вся философия христианства.

93. Что производят люди при совместной жизни? Азот: они убивают друг друга.

94. Чувствуете ли вы, как зарождается в вас истина? Нет. А ложь? Конечно.

95. Все мое существо возмущается при мысли о том, что Богу приписывают какую-нибудь неспособность. Это делают всякий раз, когда представляют себе вечные законы, недвижимый порядок, предустановленную гармонию, вечную материю, монады, элементы или что-либо в ином роде. Всегда предполагают, что Бог не способен устранить это, говорят об этом или нет.

96. Декарт, как известно, не мог переносить мысли об ограниченности божественного могущества. Что же касается меня, то я не могу в нем усомниться; страх, который я всегда испытывал перед этой мыслью, был звездой моей жизни.

97. Какое ни дать определение органическому существу, оно всегда будет вполне применимо к земному шару. Природу разделили на органическую и неорганическую. Небесные тела не могут быть отнесены ни к той, ни к другой категории, а принимая во внимание безмерность пространств, в которых они движутся, их пока что превратили просто в математические точки. Что касается той планеты, на которой мы живем, мы знаем лишь одну ее наружную оболочку, и эта оболочка стала предметом обширной науки. Что вы можете возразить против этого? Разве эмпиризм не вполне удовлетворен таким разделением? Чего же вам больше?

98. Вы все, не испытывающие доверия к христианству, – вы считаете себя очень сильными. Так знайте же, что даже этой силы, которой вы так кичитесь, ввиду того освещения, в котором вам представлено христианство, гораздо больше заложено в том, чтобы быть христианином, нежели в том, чтобы им не быть. Вас страшат предрассудок и суеверие; и что же, именно в неверии, а не в веровании и заключаются предрассудок и суеверие. Скажите, как вы сделались таким, какой вы есть? Не так ли, как народ становится христианином? Разве вы не так, как народ, повторяете катехизис, не понимая его? То, что вы излагаете с такой уверенностью, – не воображаете ли вы, что сами это придумали? Бедные люди! Оглянитесь: не приходской ли священник вас этому научил?

99. Когда философ произносит слово человек, всегда ли он хорошо знает, что он хочет сказать? Не думаю.

100. Человек родится так же, как и другие животные; он отличается от них только организацией, свойственной ему одному и благодаря которой он составляет особый вид в животном царстве. Это, конечно, еще не человек разумный, т. е. человек образованный, – особое существо, которому нет места в природе. Когда пишут трактаты о человеческом разумении, стараются объяснить себе, как человек-животное становится существом разумным. Здесь заблуждение и неясность. Человек-животное становится человеком разумным – это так, но не по необходимости, а случайно.

101. Гипотеза о человеке-животном – говорю: гипотеза, ибо такого человека никто никогда не видел, ибо он, родившись среди себе подобных, ни минуты не может оставаться таким, каким явился на свет, – гипотеза эта, повторяю, очень полезна для научной патологии и для философической гигиены. Но что делать с ней философии в настоящем смысле слова? Когда философия этим занимается, то из философии человека она превращается в философию животного и становится уже тем отделом естественной истории, который изучает нравы животных, главой о человеке в зоологии.

102. Народ русский, народ певучий, а не говорящий. В одной громогласной русской песне заключается более русской жизни, нежели как в целой кипе русских летописей.

103. Предложите *** основать премию за то, чтобы найти идею, родившуюся в России.

104. Пусть мне скажут, что создала золотая середина или чему она помогла расцвести. В этом весь вопрос.

105. Вы хотите создать славянский мир: почему бы татарам не попытаться в свою очередь создать мир татарский? Сравните прошлые судьбы двух этих рас, и вы убедитесь, что у татар больше шансов на успех, чем у вас. Они себя зарекомендовали как завоеватели, как основатели. Магометанство изжило себя, это правда, и пока они будут магометанами, они не смогут с блеском снова появиться на мировой арене, но пусть они в один прекрасный день обратятся в христианство – и вы увидите! Странное будущее, ожидающее вселенную, – полумир славянский и полумир татарский. Пан-славизм и пан-татаризм; вот отныне две руководящие идеи человечества. Надо признать, что эта система удивительно упрощает движение вперед человеческого общества.

106. Говорят про Россию, что она не принадлежит ни к Европе, ни к Азии, что это особый мир. Пусть будет так. Но надо еще доказать, что человечество, помимо двух сторон, определяемых словами – Запад и Восток, имеет еще и третью сторону.

107. Я предпочитаю бичевать свою родину, предпочитаю огорчать ее, предпочитаю унижать ее, только бы ее не обманывать.

108. Русский либерал – бессмысленная мошка, толкущаяся в солнечном луче; солнце это – солнце Запада.

109. За каждым предметом в природе имеется нечто, что вкладывается в него нашим умом или нашим воображением; это и есть невидимое, что художник должен воплотить в своем произведении, ибо это именно нас трогает, нас волнует, а вовсе не сам предмет, нами созерцаемый.

110. Горе народу, которого рабство не смогло унизить, – он создан быть рабом.

111. Граф де Местр говорил: «Преувеличение есть правда честных людей», т. е. людей с убеждениями, потому что честный человек не может не иметь их.

112. Недоброжелательство смертельно для красноречия, если только оно не вызывает негодования или презрения.

113. Есть лица, на которых написано «нет»; человек с убеждениями инстинктивно от них отворачивается.

114. Есть натуры, лишенные способности утверждать что-либо, которые боятся произнести роковое «да», как молодая девушка, брошенная неумолимою волей родителей в объятия ненавистного человека.

115. Слово звучит лишь в отзывчивой среде.

116. Слово – цветок, который распускается лишь в сочувственной атмосфере.

117. Люди, всегда красно говорящие, никогда не бывают красноречивыми.

118. Есть глупцы столь бесплодные, что и солнце гения не в силах сделать их плодовитыми.

119. Есть