Святое дело - Михаил Серегин

Но ответов не было, и священник, промаявшись без сна всю ночь, только под утро прикорнул и проснулся от грохота железной двери.

– Шатунов! На выход! – эхом отдалось в холодном бетонном коридоре, и священник вскочил и, заложив руки за спину, вышел.

И снова его повели по узкому коридору, завели в одну из бесчисленных дверей, и только здесь отец Василий почувствовал запах перемен. Потому что прямо перед ним сидел заместитель прокурора района Паша Сивко.

– Здравствуйте, батюшка, – вскочил со стула Сивко. – Вы уж не обижайтесь на то, что ждать пришлось. Да вы присаживайтесь, присаживайтесь... Сейчас мы с вами подписочку оформим, и вы сможете идти заниматься своими делами...

Отец Василий печально улыбнулся. Да, конечно же, все кончилось... для него. Не для пацанов.

Он по-хозяйски подгреб под себя стул, сел, внимательно прочитал текст подписки о невыезде, размашисто расписался, дождался, когда Паша выпишет ему пропуск, и, не прощаясь и не благодаря, вышел в дверь.

* * *

– Ну, здорово, узник Бухенвальда! – встретил его у входа сияющий Костя. – С тебя бутылка!

– За что это? – не принял шутки священник.

– Как за что? А ты думаешь, кто тебя вытащил? Да если бы Журавлев мне втихую про тебя не сказал, а я на Карнаухова да Щеглова не наехал бы, хрен бы ты еще неделю вышел! Ты хоть знаешь, что в городе творится?!

– А что в городе творится? – без тени иронии поинтересовался отец Василий, и Костя как-то сразу погрустнел и съежился.

– Хреново в городе, Мишаня, – покачал он головой. – Ой, хреново! Хоть святых выноси...

Священник потер лицо руками и обернулся к дверям СИЗО, словно проверяя, все ли забрал с собой, ничего ли не забыл там, за высокими стенами. И в этот самый миг он увидел провокатора, того самого, которого едва не казнил пьяный от наркоты и ощущения своей власти Бача и который затем громче всех орал: «Бей ментов!».

Парень стоял сбоку от входа и курил, спокойно и уверенно окидывая окрестности ленивым, равнодушным взглядом. Нет, и синяк под глазом, и заклеенная пластырем ссадина на лбу имелись, но это был совершенно иной человек, человек с той стороны линии власти.

Отец Василий сглотнул и двинулся на него. Нет, он не имел ничего против информаторов; он не имел морального права даже осудить этого человека – каждый делает то, что умеет, и работает, как умеет, но то, что всколыхнулось в груди отца Василия, было сильнее разума.

Провокатор бросил на него расслабленный взгляд, вздрогнул, выронил сигарету и кинулся в двери следственного изолятора, судорожно толкая открывающуюся наружу дверь вперед.

– Миша! Не надо! – заорал Костя, и священник очнулся.

Провокатор несколько раз бессмысленно торкнулся в дверь, осознал, что делает не то, потянул ручку на себя и шмыгнул внутрь. А священник, тяжело дыша, повернулся к другу.

– Господи, Миша! Как ты меня напугал! – кинулся к нему врач. – Я думал, ты его сейчас убьешь!

Священник перевел дух.

– Ты не представляешь, Костя, сколько народу этот человек подставил...

– Ну, и хрен с ним! – махнул рукой главврач. – Это не твоя забота! Твоя забота души людские спасать, а не по мордам колошматить! Пусть этим менты и бандиты занимаются – ну, нравится им это, что поделать?!

Костя говорил и говорил, забегал вперед, отчаянно жестикулируя тонкими, артистичными пальцами лучшего хирурга района, а священник с горечью осознавал, сколь много на свете людей, чьи профессиональные интересы кардинально отличаются от его задач. Потому что там, где цель священника удержать человека от «последнего шага», их задача – подтолкнуть, чтобы человек завяз глубоко и надежно.

* * *

Отец Василий отходил недолго. Проведя все утро с утирающей слезы Олюшкой и маленьким Мишанькой, он уже к обеду пришел в храм и переговорил с диаконом и прочим персоналом. А незадолго до конца рабочего дня, так, чтобы успеть к вечерне, побежал в РОВД. Пацанов надо было вытаскивать, это он понимал, но для начала следовало узнать хотя бы, что происходит.

Само собой, Скобцова на рабочем месте не оказалось, и священник спустился на этаж ниже, к знакомому следователю. То немногое, что он услышал в ответ на свои, возможно, чересчур прямые вопросы, не вдохновляло.

Во-первых, ментов к этому делу и на выстрел не подпускали. А всем заправляли фээсбэшники из Москвы, так что даже функции местных чекистов были сведены к роли мальчиков на побегушках. Это говорило о многом.

Во-вторых, как сообщило из уст в уста местное «сарафанное радио», столичные чекисты, похоже, собираются раздуть из этого дела серьезный процесс. По крайней мере, если судить по той настырности, с какой они ищут таинственные «списки членов организации», было ясно – придет время, и они их обязательно найдут, даже если их никогда не существовало в природе.

Священник не слишком этой версии верил, не та ситуация в стране, чтобы высасывать из пальца шумный политический процесс. Просто не нужно это никому, а чекистам в первую очередь. Одно дело ненавистного народу олигарха вздрючить или двух-трех террористов на кукан посадить. Это у нас и поймут, и одобрят. И совсем другое дело пацаны. Ну, не станет никто шуметь!

Но вот то, что ищут списки, отца Василия заинтриговало. Он понимал, что списки быть могут, причем именно такие, какие чекистов более чем устроили бы – со всей этой градацией на «эшелоны», иерархической подчиненностью и так далее. Он и сам был не прочь почитать такие списочки – полезно для понимания... И он, как, вероятно, и чекисты, не знал главного, что за этими списками стоит. А хотелось бы знать...

* * *

Священник покинул РОВД около шести и сразу же заторопился в храм – ему предстояло готовиться к вечерней службе. Но едва он пересек центральную площадь и вышел на аллею, ведущую к райбольнице, как увидел... Бугрова. Виктор Сергеевич стоял под огромным тополем и сиротливо, словно потерянный ребенок, озирался вокруг.

– Бугров! – окликнул его священник, и тот вздрогнул. – Виктор Сергеевич! Как вы?..

Бугров как-то жалостно глянул на батюшку и только что хвостом не вильнул. Набитые тренированные кулаки матерого «рукопашника» распрямились, превратившись в обыкновенные мужицкие ладони, а взгляд потерял и былую суровость, и былое неистребимое, казалось, достоинство. Две или три недели в областной психиатрической больнице всегда шли ему на пользу, но теперь, после того как его забрали в результате этой дурацкой антиправительственной выходки на балконе гостиницы «Волга», Бугрова словно подменили.

– Надо бы снова пацанами заняться... – неуверенно начал священник и смолк: то, что Виктор Сергеевич просто не въезжает, было очевидно.

– Я больше не болею, – виновато улыбнулся Бугров. – Я совсем выздоровел...

Отец Василий невольно сжал кулаки.

– У меня хорошие анализы... – невпопад заявил Бугров и вдруг заплакал, махнул рукой и побрел прочь.

«Вот так... – мотнул головой священник. – Вот так...» У него не было этому объяснений, но символичность происходящего его потрясла: начатое пусть и не совсем здоровым, но не злым, в общем-то, мужиком хорошее дело патриотического воспитания молодежи в конце концов проросло таким чудовищным, насквозь языческим явлением, как «бачуринщина», да только Бачурин натворил дел и бежал, а Бугров вот он – сломлен и подавлен.

* * *

Когда отец Василий отслужил вечерню, он уже знал, что диакон Алексий ждет не дождется возможности выложить ему все подобранные в городе сплетни, а потому со вздохом кивнул своему помощнику и пошел в бухгалтерию.

– Ваше благословение! – брызгая слюной, начал диакон. – Эта! Вы знаете, что Щеглова с главы района снимают?

– За что?

– Так эта... разве вы не знаете, что рынки у Шишмаря и Фарида щегловский свояк скупил?! – задыхаясь от восторга, выпалил диакон.

– Ну и что? – Отец Василий вытер со лба капельки чужой слюны. – Сейчас каждый может купить, чего хочет, лишь бы деньги были...

– Ну как вы не понимаете?! – всплеснул руками диакон. – Получается так, что не зря наш глава Бачурина поддерживал! Ему нужно было Шишмаря с Фаридом выдавить!

Отец Василий вздохнул – то, что за Бачуриным есть, а точнее, был чей-то интерес, он понимал. Но только, чтобы за такую малость главу администрации снимали? Нет, про такое он не слышал. И похуже наши главы дела делают, и то ничего...

– Нет! Вы не понимаете! – обиженно задышал диакон. – Вы думаете, так просто, что ли, из Кремля кагэбэшники приехали?! Фигушки! Просто в Кремле поняли, что народ не потерпит произвола! Вот и прислали проверенных людей Щеглова снимать!

Отец Василий невольно улыбнулся. Диакон Алексий был, что называется, от корней народных, и потому нес на себе неизгладимую печать всей народной наивности – а то Кремлю больше делать нечего, как нашего Щеглова снимать! Там, в Москве, поди, покрупнее дела делаются, и без поволжского райцентра хлопот полон рот...