Квартира в Париже - Келли Боуэн

Эстель вскинула голову. Американский летчик. Где он? Она обернулась, оглядываясь вокруг.

Американец замер наверху лестницы перед базиликой, лихорадочно озираясь кругом, словно загнанный зверь. Даже ребенок с первого взгляда отличил бы его от местного прихожанина, а двое оставшихся гестаповцев уже начали подниматься прямо на него. Эстель совсем растерялась, пытаясь придумать, как предотвратить неизбежное, зато прекрасно понимала, что Селин здесь оставаться нельзя, и ее нужно предупредить. Только шпионки поблизости уже не оказалось. Исчезла без следа. Что ж, так даже лучше.

Так и не решив, что же делать, Эстель постаралась унять дрожь и вышла из спасительной тени возле перил, но буквально через три шага застыла от ужаса, не веря своим глазам. Селин бросилась к летчику с таким видом, словно наконец нашла пропавшего родственника. Или возлюбленного. Сразу не поймешь.

Подскочив к нему, она взяла его за руку, выхватила изо рта сигарету и отшвырнула в сторону.

– Вы говорите по-французски?

Тот лишь уставился на нее абсолютно непонимающим взглядом.

Эстель чертыхнулась про себя. Ну конечно же нет.

– Не вздумайте что-нибудь вякнуть, – тихо предупредила Селин, переходя на английский. – И, черт побери, прикиньтесь конченым придурком.

Похоже, американца крепкое словцо Селин проняло – тот остолбенел с разинутым ртом, и она как бы невзначай потянула его прочь от лестницы, где уже слышался зловещий топот приближающихся гестаповцев. Эстель слегка отвернулась, оставаясь достаточно далеко, чтобы не привлекать внимания, но при этом слышать разговор.

– Ты куда пропал? – к ужасу Эстель, вдруг так громко воскликнула Селин, что на них начали оборачиваться прохожие. – Я уже с ног сбилась! Ну сколько можно повторять: от меня ни на шаг!

Шпионка ощупывала летчика точь-в-точь как мамаша несмышленого ребенка, свалившегося на детской площадке.

Нет, не ощупывала, а ловкими пальцами опытной воровки незаметно обыскивала карманы, стоя спиной к приближающимся немцам. Добыв документы американца, она мельком их оглядела и сунула себе в сумочку, потом теми же ловкими движениями поправила манжету, и у нее в ладони блеснуло узкое длинное лезвие, тут же исчезнувшее в рукаве платья.

Эстель с трудом сглотнула ком в горле от мелькнувшей шальной мысли: а вдруг из Лондона прислали не просто шпионку, а хладнокровную убийцу, которая начнет проливать кровь прямо здесь и сейчас, хотя до поставленной перед ней цели еще ой как далеко?

– Эй, вы! – прогремел голос. – Стойте!

Эстель окатило волной ледяного ужаса, и она с бешено колотящимся сердцем подалась чуть в сторону.

Их окликнул высокий широкоплечий офицер с виднеющейся из-под фуражки сединой, в серой форме с обшитым тесьмой погоном на плече, рунами «SS» на правой петлице и кубиками на левой. Напарник его был гораздо моложе, узколицый, остроносый, с цепким взглядом. Эстель его сразу узнала – тот самый гестаповец, что однажды наблюдал за ее выступлением в «Рице», а потом прицепился как клещ, устроив целый допрос. Как же его звали…

Шарфюрер Шварц.

У него не было ни галунов, ни кубиков в петлице, о звании можно было судить только по черным полоскам погон. Очевидно, свои амбиции, о которых в тот вечер упомянул полковник Майер, ему осуществить так и не удалось. Эстель ужаснул его напряженный, озлобленный вид, с которым он молча разглядывал Селин и американца, так же пристально, как когда-то ее в «Рице».

Селин обернулась к гестаповцам с ослепительной улыбкой, исполненной признательности:

– Ой, я вам так благодарна за то, что его нашли. Прямо вся извелась.

У обоих на лицах мелькнуло отражение гримасы американца – такой же пустой озадаченный взгляд.

– Постоянно куда-то пропадает, – продолжала Селин, переходя на немецкий с завидной непринужденностью, о которой Эстель не могла и мечтать. – Ни на секунду нельзя оставить. Вчера увязался за каким-то малышом с котенком на руках. Вот и сегодня за кем-то еще.

Офицер постарше, которого Эстель приняла за майора, подошел поближе.

– Вы немка? – спросил он.

– Наполовину, – приосанилась Селин, одарив обоих очередной ослепительной улыбкой. – Моя матушка родом из Берлина.

– Как вас зовут?

– Софи Бофор, – серьезно, многозначительно представилась она с тщательно выверенной долей почтения.

– А этот человек? Кто он?

– Друг семьи. Наши матери вместе выросли в Берлине, и мы тоже с самого детства знакомы. Мне даже кажется, что родители не прочь были нас поженить, – болтала Селин.

– Пусть сам отвечает, – буркнул майор.

– Он не может.

Летчик, надо отдать ему должное, с отсутствующим видом пялился на сияющие башенки базилики, не обращая внимания на разговор.

– А что с ним такое? – наконец заговорил Шварц, теребя кобуру на поясе.

– Он был в Блуа во время бомбежки люфтваффе, – объяснила Селин. – Врачи говорят, после контузии повредился умом.

– Ну так надо положить конец его страданиям, – холодно предложил сержант.

– Что? – ахнула Селин.

Гестаповец пожал плечами.

– Пристрелить бешеную собаку просто гуманно. Почему бы не оказать ему такую же услугу.

Ужас подступил к горлу Эстель. Она видела, как на улицах вообще ни за что убивали мужчин, женщин и детей, а тут дурачок.

– Разве так можно! – на светло-голубых глазах Селин навернулись слезы. – Мне с ним спокойней, а то к одинокой женщине того и гляди кто-нибудь пристанет. Он, может, и не такой, как раньше, зато добрый.

Теперь американец с дурацкой ухмылкой наблюдал за перебранкой пары голубей на дереве.

– Отставить пристрелить, – хмуро зыркнул на подчиненного майор и повернулся к Селин. – А что вы делаете в Париже?

– Формально я сюда приехала продавать средства для ухода за лицом. Косметику, – пояснила Селин. – Только…

– Косметику? – преисполненным подозрительности тоном перебил ее Шварц.

– Да, а что?

Селин выудила из сумочки помаду с пудреницей, которые показывала Эстель, и протянула их старшему офицеру, который неохотно их взял.

– У нас семейное предприятие, – с воодушевлением защебетала она. – Эти пробники оставьте себе. Может быть, порадуете супругу или избранницу.

– А как же, конечно.

Похоже, это предложение майору пришлось по душе, и сувениры перекочевали к нему в карман.

– Думаю, она будет в восторге. Помада самого модного оттенка…

– А сами вы не накрашены, – придрался шарфюрер.

– Ну разумеется, – слегка нахмурилась Селин. – Сегодня у меня выходной, я пришла помолиться.

– Помолиться? – с нескрываемым презрением переспросил он.

– Да. Матушка перед смертью просила отвести Колина в Сакре-Кер. Сама-то она, конечно, не католичка, но верила, что ближе к небесам в Париже места нет. Велела помолиться о чудесном исцелении, – чуть дрогнув губами, добавила Селин. – Глупости, конечно, но разве я могла отказать!

Шарфюрер смерил ее холодным проницательным взглядом.

– Врете.

Селин отшатнулась, словно от пощечины.

– Чистая правда, клянусь могилой матери!

– Ах да, матери. Немки. Из Мюнхена.

– Нет, из Берлина. Она жила недалеко от зоопарка, в детстве была без