Скитания - Юрий Витальевич Мамлеев

того был убитый вид, красные глаза — оказывается, Джон успел шепнуть ему, припав к уху, факт о самоубийстве Клэр, не добившейся успеха.

— О чём он думает? — спросила Лена. — Что с ним?

Никто этого не знал. Только тупые волны напряжения вдруг накатывались на людей в этой зале, сменяя привычную скуку.

Где-то в углу, совершенно бледная, в чёрном, измождённая фигура женщины вдруг напомнила Лене кого-то. Она подошла и с трудом узнала Надежду — дочь несчастного Дмитрия Константиновича.

— Как папа? — нелепо вырвалось у Лены.

— Откуда я могу знать? Ведь он умер, — с покорно-бессмысленным удивлением ответила Надежда. — Вы ведь слышали, наверное…

Между тем вечер заканчивался. Становилось всё приличней и приличней. С какой-то почти сверхъестественной быстротой гости исчезали один за другим — словно пришло время. Может быть, уже начинался рассвет.

Лиз подхватила с собой ошалевшего Якова и его приятеля, Вадима, запихнув их в свою машину.

— Везёт же парню, — со вздохом сказал Виктор со «Свободы», стоя на тротуаре. — Сумасшедший, а всё равно делец…

Что же произошло потом в действительности, никто из эмигрантов не знал. Был провал и у приятеля Якова. Известно только, что потом оба они ломились в дверь психиатрической больницы. Вадим, приятель, кричал перед взъерошенным врачом: «Моего друга надо спасать! Его надо спасать! Вы же видите, что он совсем сумасшедший! У него нет денег, но он тоже человек! Спасите его! Спасите!»

Подошёл огромного роста джентльмен в белом халате и двумя мощными пинками вышвырнул друзей на улицу, и оба они упали в грязь, на чёрную мостовую… Машины с грохотом неслись мимо них…

14

После этого бала наступило затишье — для некоторых страшное. Андрей и Лена мгновенно уехали и на следующий уик-энд укатили к Джиму — немного опомниться. Тот принял их радостно и как всегда с доброй улыбкой — вместе гуляли в поле, в далёких, мерцающих лесах… Кругом была тишина, лошади. Джим и его книги в уютном кабинете с камином и с новеньким писательским компьютером, облегчающим черновой труд писателя в несколько раз. Впрочем, компьютер здесь не нарушал покоя и идиллии — недаром Джима прозвали «современный Торо».

В Нью-Йорке Игорь был в отчаянии, грустил. Тани не было: она уехала надолго, в другой город, в другой университет в «командировку».

Воспоминание о Клэр недолго терзало Генриха, потому что удары сыпались на него один за другим и одно страдание исчезало только потому, что наступало другое. Одна только весть — посреди новых страданий — больно кольнула в сердце: пришёл Джон и сказал, что получено письмо из крупнейшего нью-йоркского издательства — Клэр брали переводчицей, для начала предложили заключить контракт на перевод знаменитого романа. Оказывается, присланные образцы её переводов заслужили высшую оценку. Она поторопилась, или просто устала ждать, или письмо опоздало — всего на четыре дня. Только четыре дня отделяли её гибель от её спасения. Но она думала, что у неё нет никаких шансов…

— Где её похоронили? — спросил Генрих.

— Я не знаю, — ответил Джон.

Люба попала в больницу — на операцию. Как говорил врач — несложную. Действительно, на следующий день после операции она чувствовала себя уже неплохо. Генрих тем не менее мучился — почти каждый день ходил к ней, носил цветы. Умудрились приехать даже Лена с Андреем, чтобы обнять и взбодрить свою Любочку. Приходил и Игорь…

Время прошло быстро, всего несколько дней; больше недели после операции не держали — восстанавливаться после операции можно дома, каждый день в больнице — огромные расходы, хотя у Любы и была страховка.

Выздоравливала она дома. Генрих ухаживал, как мог. С работы её не увольняли — она была там на хорошем счету. Настроение Любы быстро улучшалось. Заезжали Лена, Андрей, часто приходил Игорь. Вскоре она вышла на работу.

Как вдруг — удар, от которого у неё потемнело в глазах. Однажды она со всеми своими медицинскими бумагами забежала к знакомому врачу, русскому старику, эмигранту с далёких времён. Врач, внимательно всё просмотрев, с холодным ужасом сказал ей, что ей удалили целый орган — без которого, конечно, можно, скрипя, жить, но удалять который вовсе не было необходимостью.

Первые минуты Люба не могла прийти в себя и просто не поверила в то, что сказал ей старик. Но он объяснил:

— Дитя моё, вы ведь здесь давно, как же вы ничего не знали?! Об этом ведь даже пишут в газетах, но ничего при этом не меняется. Врачи здесь — мощная, богатейшая организация. По крайней мере, образованные американцы знают: с врачами надо быть настороже, консультироваться с несколькими, прежде всего когда речь идёт об операциях. Операции здесь стоят огромных денег, и врачи заинтересованы в том, чтобы оперировать по любому поводу.

— Боже мой, но я же ничего, ничего об этом не знала, — бормотала Люба, чувствуя, что от ужаса и от какой-то тучи сверху всё холодеет внутри и какая-то чёрная рука сжимает горло.

— Сейчас всё бесполезно. Абсолютно всё. Видите, вы подписали эту бумагу — и по ней дали врачу большие права. Любой суд его оправдает… Да и до суда не дойдёт.

— Какие права, я же ничего не знала… — Люба заплакала. — Я привыкла так доверять врачам! В Советском Союзе мне и в голову не приходило, что подобное может быть…

— Бедная, бедная, — говорил старик. — Если бы вы сразу ко мне обратились, я бы вас предупредил, без всяких денег.

— Но я же всегда думала, что врачи делают только то, что лучше для больного. Ведь они же дают клятву… Я им доверяла, как своей матери…

Старик с жалостью посмотрел на неё. Он подробно объяснил ей всю её ситуацию, успокоил её, как мог, сказал, что надо делать, как теперь следить за собой, чтобы жить нормально. Люба всё время чувствовала, что какая-то необъяснимая чёрная туча надвинулась на неё, но старый доктор под конец как-то вселил в неё силу духа.

Поздним вечером Люба возвратилась домой. И тогда они вдвоём с Генрихом поняли: произошло что-то бесповоротное…

Почти в то же время с врачами пришлось иметь дело и Андрею. От нервов, от постоянного стресса у него стало пошаливать сердце — обычная история среди эмигрантов, но не только среди них.

Толстый врач автоматически, не издавая ни одного звука, прописал лекарство. Вечером у Андрея разразился сердечный приступ. Дрожащим голосом Лена вызвала скорую — и сразу в больницу (университет обеспечил хорошую страховку). Оказалось, что, выписывая лекарство, врач ошибся в дозировке…

Потом, после выздоровления, Андрею объяснили, что врачи здесь потеряли способность