Накануне 22 июня. Был ли готов Советский Союз к войне? - Геннадий Лукьянов

В оправдание Парсегова нужно сразу признать, что, скорее всего, и Господь Бог не смог бы за два месяца освоить такую сложную должность, а не то что смертный человек. И вот ожидаемый результат: 3 июля (1942 года) Сталин отстранил Парсегова от должности и как полностью бесперспективного военного начальника отправил его на Дальний Восток руководить там артиллерией. Тем самым Сталин расписался в своей некомпетентности в кадровых вопросах, не говоря уже о военных.

ЭКОНОМИМ КРОХАМИ, А ПРОМАТЫВАЕМ ВОРОХАМИ

Иногда кратчайший путь на юг лежит по дороге, ведущей на север.

Китайская мудрость

В соответствии с целями исследования осталось определить, насколько адекватно Гитлер и Сталин оценили военно-политическую обстановку того времени, основываясь на имеющихся у них исключительно объективных и достоверных данных. Сейчас не вызывает сомнений тот факт, что оба фатально ошиблись, поэтому главное в таком анализе состоит в том, чтобы выявить эти ошибки и вскрыть причины их возникновения.

Так как в любой сложной деятельности (а руководство государством — это, безусловно, самый сложный вид деятельности) ошибки и просчеты неизбежны, то в приведенном анализе речь идет о фатальных с точки зрения проблемы 22 июня ошибках. Там, где уместно, отмечаются и иные существенные просчеты, но которые все же не были решающими в смысле предмета исследования.

Начало конца (ошибка Гитлера)

Идя на бой, готовься к пораженью,Нет лавров у судьбы победу увенчать.Молчат оракулы и ложь те откровенья,Что пифии должны нам прорицать.

Джеймс Томсон. Город жуткой тьмы[190]

Как бы мы ни относились к общефилософским законам развития природы и общества, которые открыли и сформулировали сотни лет тому назад великие мыслители, но феномен 22 июня еще раз подтверждает их объективный характер и неотвратимость действия. Главная ошибка нацистской верхушки при оценке объективных данных с военно-политической точки зрения состояла в том, что не был принят во внимание один из основных законов философии, а именно закон перехода количества в качество, хотя Гитлер располагал всей необходимой информацией, чтобы предвидеть результаты его действия по двум направлениям.

Во-первых, суть молниеносной войны заключается в достижении тактической внезапности, быстром прорыве обороны противника и стремительном продвижении танковых (механизированных) соединений, не считаясь с потерями и невзирая на открытые фланги. Успешный прорыв и быстрое продвижение необходимо немедленно использовать для окружения войск противника концентрическими ударами с целью последующего расчленения и уничтожения окруженных группировок. Краеугольным моментом в этом кратком и внятном изложении является обязательное сочетание тактической внезапности и быстрого продвижения ударных группировок — без тактической внезапности невозможен эффективный прорыв обороны и, соответственно, последующее быстрое продвижение ударных группировок. В этой связи крупнейший идеолог танковой войны Гудериан считал, что артиллерийская подготовка только вредит достижению внезапности и поэтому в случае реализации принципов танковой войны ее проводить нецелесообразно [26]. В то же время он придавал большое значение авиационной поддержке ударным танковым группировкам при прорыве обороны и их последующем продвижении в глубь обороны противника.

В качестве основы для разработки теории молниеносной войны служили исследования австрийского генерала Эймансбергера, который ввел термин «танковая война» в одноименной книге, изданной в Мюнхене в 1934 году. В своих исследованиях он исходил из огромных масштабов будущей войны, в которой примут участие массовые армии, вооруженные большим количеством танков, авиации, артиллерии и других боевых средств. Однако, обосновывая общевойсковой характер и значительные масштабы будущих войн, а также необходимость развития всех родов войск, Эймансбергер считал ключевым и решающим родом сухопутных сил танки. Все прочие рода войск, по его мнению, должны были лишь содействовать танкам и использовать их достижения. Только танк способен противостоять силе современного огня, преодолеть его и привести к решающей победе. Пехоту он рассматривал как второстепенный и маломощный род войск, в задачу которого могло входить лишь пленение противника, уцелевшего после наступления танковых войск.

Корни стратегии танковой войны лежат в Первой мировой войне, когда на поле боя наряду с авиацией (и, конечно, артиллерией) впервые появились танки и сразу проявились их уникальные боевые возможности. Благодаря талантливой организации боевых действий со стороны немецких военных начальников, учитывающей реальные условия боевого применения и особенности оперативной обстановки, стратегия танковой войны прекрасно себя оправдала в «ухоженной» Западной Европе на относительно небольших территориях при оккупации Германией Польши и Франции в 1939–1940 годах. Забегая далеко вперед, приходится признать оперативную грамотность Гудерина и его способность стратегического предвидения. Через несколько десятков лет эту тактику буквально так, как она была изложена в 30-х годах (прошлого столетия), блестяще и с ошеломляющим успехом применил Израиль в 1967 году в ходе так называемой шестидневной войны с Египтом на Синайском полуострове. При этом Египет, как наверняка догадается читатель, имел значительное численное преимущество перед Израилем и располагал лучшей боевой техникой советского производства[191], но тем не менее потерпел сокрушительное поражение.

Однако, как известно, самые «красивые» стратегические планы остаются лишь бумагой, если их реализация не подкреплена материально-техническим обеспечением (далее МТО), в первую очередь боеприпасами, горюче-смазочными материалами и продовольствием. И это требование наиболее актуально для танковой войны в связи с высокими темпами продвижения ударных группировок и существенным усложнением решения задач МТО, что обусловлено растягиванием линий снабжения, не говоря уже об условиях местности. И в этом случае, как, впрочем, и во всех других, количественные характеристики танковой войны могли достигаться только в пределах некоторого круга качественных условий. Диалектический подход неизбежно наталкивал на мысль, что в целом правильная идея молниеносной войны может разбиться вдребезги о «мелкие, но острые камешки» некоторых уникальных геополитических факторов, отличных от тех, которые характерны для Западной Европы.

Философское противоречие между быстрыми темпами продвижения ударных группировок и отставанием служб МТО начало проявляться уже в ходе вторжения Германии во Францию. Достаточно вспомнить, что из-за нехватки боеприпасов и топлива для наступающей бронетанковой техники Роммель в ходе своего рейда при «прощупывании» обороны противника вынужден был остановить свою 7-ю танковую дивизию в 50 километрах за линией фронта — дистанция малосущественная для бескрайних просторов СССР. Да и Израиль столь блистательной победы над Египтом в июне 1967 года добился на территории, которая по площади не сравнима даже с зоной ответственности советских приграничных военных округов на границе с Германией. Фактически на Синайском полуострове не могло быть и речи о стратегической глубине обороны, так как она составляла не более 150 километров. Поэтому главные оперативные задачи в той шестидневной войне были решены израильскими танковыми группировками уже в первый день операции.

Таким образом, исходя из соотношения между глубиной обороны и возможностями по продвижению ударных танковых группировок, следовало ожидать, что фактор тактической внезапности нападения Германии на СССР при увеличении глубины фронта и растягивании линий снабжения на многие сотни километров[192] начнет постепенно «угасать» и на первый план выступят стратегические преимущества обороняющейся стороны. И действительно, в ходе вторжения Германии в Советский Союз по мере расширения линии фронта и увеличения его глубины, а также усложнения территории и ухудшения климатических условий ситуация начала качественно меняться. Так, для обеспечения действий 2-й танковой армии[193] Хайнца Гудериана по мере ее продвижения к Туле в сентябре — ноябре 1941 года немцам пришлось пойти на крайние меры, и топливо для танков они сбрасывали в бочках с транспортных самолетов, так как задачу снабжения ударных танковых группировок не удавалось решить успешно с помощью автоколонн. Достаточно почитать мемуары немецких танковых мастеров и командиров, которые знали ситуацию не понаслышке, чтобы увидеть, что по мере удаления от 22 июня 1941 года в их описаниях исчезают термины, характерные для молниеносной войны в целом и танковой в частности.