Маленькие ошибки больших девочек - Хизер Макэлхаттон

— Где все? — спрашиваешь ты.

— Спят.

Странно. Ты думала, Белый Отец придет с тобой попрощаться.

Вы вдвоем спускаетесь по скрипучей лестнице в подвал, где находятся комнаты для молитв. Ты поворачиваешь за угол и замечаешь, что твой провожатый куда-то пропал. Комнаты кажутся по-настоящему жуткими, тесными. Бам! Саммер чем-то ударил тебя и прижимает тебя к полу, нанося удары кулаками. Он что, шутит?! У тебя в голове стучит, она в чем-то мокром, ты отталкиваешь его, чтобы сбросить с себя, но не можешь. Свет гаснет. «Что ты делаешь?!» Но он не отвечает, только со злостью теребит пряжку ремня на своих брюках и раздвигает тебе ноги. Тебя осеняет. Почему ты не беременела? За время твоего пребывания здесь было столько секса, а презервативами они ни разу не пользовались. Ни одного раза. Но никто не беременел — они что, подмешивали противозачаточные в ту жидкую кашеобразную еду, которой вас кормили? Ты ведь уже несколько дней ничего не ела… Потом ты вспоминаешь воду и ее горький привкус.

Ты приходишь в себя на заднем дворе, между старыми коробками и столом для пикника. Твои волосы в колтунах, слипшиеся. У тебя болит — что? Бедра, ноги, между ногами. Как долго ты там пролежала? Ты с трудом поднимаешься и ковыляешь домой.

Полицейские, адвокаты, родители. Ты им все рассказываешь. Теперь уже остается говорить только правду, ничего не утаивая. Ты не собираешься делать вид, будто ничего не случилось. Саммеру предъявляют обвинение, допрашивают его, а он говорит: «Конечно, у нас был секс, мы постоянно занимались сексом. Она за этим и приходила. Хотела быть моей девушкой». А когда ему задают вопрос о синяках, порезах, следах самообороны, он заявляет, что тебе нравился жесткий секс. «Она была настоящей шлюхой, — говорит он. — Спросите любого. Она беременна? Что ж, ребенок, может быть, и от меня, но, честно говоря, он может быть и от кого-то другого. Вариантов много. Она была, ну, вы понимаете… шлюхой».

Если ты делаешь аборт, перейди к главе 172.

Если ты не делаешь аборт, перейди к главе 173.

106

Продолжение главы 60

Ты не собираешься садиться в фургон к незнакомцам. В фургонах постоянно происходят какие-то ужасы. Ты начинаешь кричать во весь голос. Со всех сторон сбегаются люди, чтобы посмотреть, в чем дело, и девушка ударяется в бегство. Мужчина в ветровке запрыгивает в фургон и уезжает. Может, его действительно послали твои родители. Больше ты никогда его не видела.

Время идет. Годы. Десятилетия. Твои занятия рутинны, как расписание поездов, ты сама не принимаешь никаких решений, у тебя нет своих денег, ты даже не помнишь своего старого адреса. Белый Отец переезжает в другой дом, и его заменяет Голубой Отец, которому нравится жесткий анальный секс, и молиться с ним мало радости — приходится изо всех сил стараться, чтобы получать от этого хоть какое-то удовольствие.

Тебе почти сорок пять, когда Ги Моффату, лидеру «Вау гардианз», предъявляют обвинение в организации оргий с рядовыми сектантами и в том, что с его ведома грузовики для мороженого развозили по семи окрестным городам детское порно. После года судебных разбирательств «Вау Гардианз» становятся банкротами. Дом оказывается без субсидирования и поддержки. Голубой Отец исчезает. Вы стараетесь держаться вместе, ты пытаешься найти хорошо оплачиваемую работу, но ничего не получается.

Одним холодным вечером ты возвращаешься домой. Руки обветрены, из носа течет, а парадная дверь закрыта розовым плакатом с надписью: «Подлежит расселению в связи с утратой владельцами права пользования». Окна крест-накрест заколочены досками, а перед домом в патрульной машине дежурит полицейский. Он пьет кофе. Несколько членов коммуны стоят поодиночке на газоне. Они растерянно перешептываются и бродят вокруг, навесив на себя свои пожитки. «Пришли и заперли дом, вытолкали нас наружу, — объясняет кто-то. — Мы ничего не могли с собой взять. Все отдают банку». Спустя некоторое время люди начинают расходиться, кто-то говорит, что уходит к сестре, другие вспоминают, что у них в городе друзья. Саммера никто не видел. Он пропал.

Впервые оставшись одна, ты не знаешь, что делать. Ты звонишь родителям из телефона-автомата. Нет ответа. Ты звонишь своей властной тете-христианке, которая живет на севере, и она сообщает, что твои родители десять лет как умерли и лежат в могилах, а загнала их туда ты. Потом она вешает трубку.

Ты бродишь по холодным зимним улицам целый день, меряешь город от края до края. Куда ты идешь? Идти некуда. Направляясь на юг, ты переходишь через реку и смотришь на водовороты темной воды внизу. Все выглядит не так, как раньше, даже у воздуха странный вкус. У тебя болит голова, в висках стучит кровь. Голые деревья вдоль берега реки царапают небо своими черными пальцами.

Ты садишься на берегу, смотришь на текущую мимо воду и пытаешься ухватить какие-то свои мысли. Если бы ты только могла вспомнить то, что забыла, какое-то важное дело, имя, важную дату. Ты ложишься. Надо поспать, потом разжечь огонь. А утром вернуться в дом и посмотреть, кто там еще остался. Ты засыпаешь у реки, в которой бежит белая как мел вода. И не просыпаешься.

В конце всего наступает рай, но не для тебя. Он для тех, кто разбивается, вырывается и рвется к чему-то. Он не для глупых, не для рохлей. В раю нет робких душ. Ни одной. Ты остаешься у реки, рядом с листьями, черными ветвями и льдом.

107

Продолжение главы 61

Ты соглашаешься на стипендию. В новой школе искусств тебя посещает вдохновение, и ты пишешь серию картин, изображающих домохозяек, которые различными изобретательными способами избавляются от своих мужей. (Эта идея рождается из повторяющихся снов, в которых ты зверски убиваешь людей, которых на самом деле любишь. Каждую ночь ты убиваешь кого-то нового. Спустя какое-то время это даже перестает быть страшным. Ты используешь ножи для мяса, кухонные комбайны, соковыжималки и вообще любую бытовую технику.)

Женщины на твоих картинах стоят в классических позах, вроде тех, что изображены на картинах религиозной тематики эпохи Возрождения. Фон украшен дамасскими коврами и розовощекими херувимчиками. Жены убивают хладнокровно. Это хорошо воспитанные и невозмутимые дамы, их прически остаются безупречными, даже когда они бьют мужей по голове стальными кастрюлями, сталкивают их с лестниц, режут их пополам опускающимися дверьми гаражей, кладут им яд в жареное мясо, роняют им в душевую кабинку включенные в сеть тостеры и так далее и тому подобное.

Такое впечатление, будто каждая женщина на Манхэттене втайне мечтает убить своего мужа. Большие масляные полотна распродаются быстро, и люди торопятся поставить свое имя в длинный список ожидания. У тебя проходит несколько выставок, ты выигрываешь серию наград; «Нью-Йоркер», «Таймс» и «Пипл мэгазин» берут у тебя интервью («Сумасшедшая девица превращает убийство в веселье!»). На одном из приемов ты знакомишься с лихим южанином по имени Томпэт, коллекционером и талантливым скульптором. У него спутанные волосы медового оттенка и милые маленькие ямочки на щеках, из-за которых он становится похожим на озорного мальчишку. В нем есть что-то такое, что волнует тебя и заставляет вести себя глупо.

Вы начинаете встречаться, и по мере того, как ты погружаешься в благословенные серьезные отношения, разговоры по душам, неспешные ужины и феноменальный оральный секс, твои картины начинают меняться. Женщины на них уже не так бесстрастны. Внезапно они начинают казаться взволнованными, как будто не совсем уверены, стоит ли убивать своих мужей. Словно переживают из-за этого. И способы убийства уже не такие изобретательные, не такие зверские. Люди это замечают. Они спрашивают, почему твои работы лишены прежнего напора и куда подевалась их сила. Директор галереи, где они выставляются, просит тебя воссоздать хотя бы некоторые из предыдущих картин, чтобы удовлетворить запросы людей из длинного списка ожидания, но ты не можешь этого сделать. Ты слишком счастлива и не можешь найти в себе необходимой злости — источника, из которого ты черпала вдохновение. Он иссяк.

Твои персональные выставки прекращаются — люди, стоявшие в очереди за картинами, возвращают их, едва получив. Томпэт, напротив, начинает привлекать к себе внимание. Похоже, что его работы становятся более абстрактными и смелыми. Его замечают люди из галереи и предлагают ему устроить первую персональную выставку. Кажется, что ваши отношения влияют на ваше творчество противоположным образом: твои работы слабеют, в то время как его картины набирают силу. Но вы влюблены, ваша дружба и секс полны гармонии. И однажды Томпэт просит тебя выйти за него замуж.

Если ты выходишь замуж за Томпэта, перейди к главе 174.

Если ты не выходишь замуж за Томпэта, перейди к главе 175.