Дочь Льва - Лоретта Чейз

Он закрыл шкатулку с драгоценностями.

— Очень щедрое возмещение, — спокойно сказал он. — Почту за честь переправить ваш запрос ее дяде.

Простодушие на лице Исмала было без изъяна. «Хорош, очень хорош», — подумал Вариан… или в самом деле честный человек? Вариан безжалостно отбросил сомнения. Он не в таком состоянии, чтобы обдумывать последствия. Не сейчас. Не это.

— Прошу прощения, — сказал Исмал. — Мой английский меня подвел. Я не понял.

— Я буду счастлив передать ваше предложение главе английской семьи Эсме, ее дяде, когда я ее к нему отвезу, — пояснил Вариан.

Тишина.

Али посмотрел на Эсме, но перевода не последовало.

Он направил вопрос Исмалу, тот притворился, что не понял.

Вариану ничего не оставалось, как на плохом школьном греческом языке объяснить, что он не имеет права распоряжаться женщиной, с которой не имеет кровной связи. Если он это сделает без письменного согласия сэра Джеральда, его могут обвинить в похищений и работорговле, то и другое английским законом сурово карается.

— Но она не англичанка. — Голос Исмала был ангельски терпелив. — Она албанка и подданная его высочества.

— Конечно, нет! — взорвался Персиваль. Все повернулись к нему. Он покраснел:

— Прошу прощения. Я не хотел быть невежливым, но если я не ошибаюсь, такого не может быть.

— Персиваль, если не возражаешь…

— Но, сэр…

— Degjoni!Degjonidjali, — приказал Али.

— Мы должны выслушать мальчика, — с легкой улыбкой сказал Исмал. — Таков каприз моего царственного кузена.

Али похлопал мальчика по плечу:

— Ты. Говорить.

Персиваль нервно взглянул на него:

— Спасибо, сэр.

Испуганный взгляд перебегал с Исмала на Эсме и наконец остановился на Вариане. Тот коротко кивнул.

— Материнская сторона не считается, — сказал он. — Мустафа мне объяснил. Как будто такой кровной линии вообще нет. А значит, кузина — англичанка, а не албанка. В этом не может быть сомнений. Когда дядя Джейсон женился, ему пришлось поехать в Италию и найти там англиканского священника, чтобы все было по закону. Я знаю, потому что он хранил все бумаги у своего банкира в Венеции. Он сделал с них копию, чтобы послать маме в Англию, и я их видел: запись о браке, о рождении Эсме в 1800 году, завещание дяди Джейсона. Он сказал, что не хочет, чтобы у Эсме были проблемы с законом. Он говорил…

— Ерунда! — закричала Эсме. — Ребенок выдумывает. Мои родители поженились в Янине, а не в Италии.

— В Янине у них была албанская церемония, но в Италии они снова поженились по английским законам.

— Нет!

Вариан посмотрел на нее:

— Значит, ты кое-что знаешь об английских законах?

— Да, и по вашим законам я бастард, незаконнорожденная! — выпалила она. — Персиваль все это говорит для того, чтобы убедить вас в обратном. Но я не англичанка. Я не подданная сумасшедшего короля!

— Это не важно, мое сердце, — ласково сказал Исмал. — Семья твоего отца от него отказалась, и он стал албанцем. Ты албанка.

Он повернулся к Вариану, у которого уже болела челюсть от усилий сохранять маску самообладания.

— Вам известно, что ее семья не хочет ее знать, — продолжал Исмал, на этот раз его голос звучал укоризненно. — Зачем вы хотите везти ее к дяде, который от нее откажется, как и от своего брата? К чему заставлять ее страдать от позора, когда в конце концов она все равно вернется ко мне? Вы понимаете, что это так, милорд. Как и вся Албания.

— Если бы вы это знали, зачем бы вам понадобилось добиваться моего разрешения? — холодно возразил Вариан.

— Из уважения к вам, — проговорила Эсме. — Из вежливости, которую вам не понять. Он оказывает вам огромную честь, смиряя себя. Он предлагает вам за причиненные неприятности пятьсот фунтов и жеребца, когда по закону нужно гораздо меньше. А вы в ответ оскорбляете его. Вы, невоспитанный дикарь!

— Не надо, маленькая, — нежно выбранил ее Исмал. — Мои чувства не в счет. Не расстраивайся по этому поводу.

«Черт побери их обоих», — сказал себе Вариан. Можно подумать, они отрепетировали всю сцену. Они ожидают, что он поверит этой любовной тарабарщине? Они считают его совсем безмозглым? Или это делается ради кого-то другого?

Вариан посмотрел на Персиваля. Тот чуть не прослезился, еще минута — и мальчик станет умолять его за Ромео и Джульетту.

Вариан встал:

— Пойдем, Персиваль. Не вижу смысла продолжать этот фарс. Я думал, требовались мое мнение и помощь. Я ошибался.

Али что-то пролаял Исмалу, тот неохотно ответил. Вариан пошел к двери.

— Идем, Персиваль, — приказал Вариан, не повышая голоса.

Мальчик прикусил губу, но послушно встал и поспешил за ним.

— Я надеюсь, это не ошибка, пробормотал он.

Вариан тоже на это надеялся. Позади него два албанца продолжали говорить. Дадут ли они ему уйти? Если да, то он уже не сможет сюда вернуться, это он знал. Как и то, что Али снял с него мерку и, безусловно, дал точную оценку. Визирю было лет восемьдесят. Он бы не дожил до этих лет, если бы не умел распознавать мерзавцев.

— Вариан ShenjtGjergj. — Голос Али. — Лорррд Ээ-ди-мунд. Вариан остановился со скучающей маской на лице и бешено бьющимся сердцем.

— Прошу вас остаться, — по-гречески продолжал его высочество. — Остальные возвращаются в свои комнаты. Эти дети мне надоели. — Он махнул Исмалу. — Ты, приведи моего секретаря. Мне нужен переводчик в здравом уме.

Глава 16

Один из стражников, сопровождавший Эсме и Персиваля в покои Вариана, остался внутри. Эсме сидела на софе и хмуро смотрела на кузена. Персиваль расхаживал по комнате, прижимая к груди свою сумку с камнями. Они уже почти два часа ждали возвращения лорда Иденмонта, большую часть времени спорили и ни к чему не пришли. Один был упрямее другого. Единственным утешением Эсме служило то, что стражника раздражали их бесконечные дебаты, в которых он не понимал ни слова.

— Я хочу, чтобы ты не сердила лорда Иденмонта, — опять начал Персиваль. — Если он настолько разозлится, что оставит тебя здесь, не могу придумать, что я скажу бабушке. Она отправится к премьер-министру — она так и сделает — или к самому регенту, хоть она его терпеть не может, и ты услышишь, что мы начали войну с Албанией.

— Чепуха. Правительства едва признают существование женщин. Из-за них не воюют.

— Еще как воюют. Вспомни Елену и Трою.

— Аллах, мое лицо не заставит спустить на воду рыбацкую лодку, не то что тысячу кораблей. Ты начитался сказок. И выдумываешь беды и катастрофы. Сочиняешь разговоры, которых не было, кроме как в твоей голове. Услышал, как мой отец говорит о небольшом волнении — в районе, где всегда неспокойно, — и вообразил революционный заговор.