Мой (не)выносимый сосед (СИ) - Сакру Ана

Смеюсь, утешающе обнимая его за плечи.

– Бе-е-едный!

– Прекращай, – в шутку рычит.

Демонстративно убираю руки, но улыбку с лица стереть не так и легко.

– Ну допустим, все поверили, что мы такие улетевшие идиоты, ты у нас в конце концов вполне себе импульсивная барышня, – мстительно щурится, улыбаясь, на что я конечно реагирую возмущенным «э-эй!» и тычком в Сашкин бок.

Перехватывает мою руку и переплетает наши пальцы под столом. Чувствую, как ведет большим пальцем по внутренней поверхности моей ладони, и от этого внимание предательски расфокусируется.

– Еще нас обязательно спросят, как мы собираемся жить дальше, – тише продолжает Саша.

– Ну…– мой голос слегка дрожит, я если слишком отчетливо ощущаю свою руку в его руке, – Пока учеба, а потом посмотрим…

– Нет, так не пойдет. Никаких «посмотрим». Раз уж мы говорили о свадьбе, значит точно планировали нашу жизнь. Так что говоришь, что после учебы ты переезжаешь ко мне. Это без вариантов.

– Куда? На Домбай?

– Да.

– Саш…– я растерянно фыркаю, – Не уверена, что моим родным это понравится.

– То есть от всего остального они будут в восторге, – тут же язвит он, – Раз во внезапную неземную любовь поверят, то и это смогут переварить. Главное сама, Лиз, не забудь убедительно радоваться по этому поводу.

– Можно хотя бы умеренно пищать от восторга, а то я пока с твоими хоромами не знакома, – заводясь, отвечаю Сашке в тон.

– Просто почаще повторяй «с милым рай в шалаше» в любой непонятной ситуации, – советует Лютик, смеясь. Очевидно, что мой нахохлившийся вид его забавляет. Он притягивает меня к себе и целует в нос, а потом толкается лбом в мой лоб.

– Что? Правда шалаш? – горестно вздыхаю, повисая на его шее и чуть не падая со стула из-за этого.

– Не переживай, канализацию и электричество мы провели.

– Хорошо. Никогда не была поклонницей деревенских туалетов.

Улыбаемся. Целуемся. Сначала чуть-чуть. Потом опять, не удержавшись, глубоко. Мне все-таки приходится слезть со своего барного стула и встать у Сашки между ног, прижимаясь всем телом к нему. Шалаш…П-ф-ф-ф…Переживу. В конце концов всегда можно построить рядом что-то поприличнее.

18.1

– Еще у тебя нет кольца, – Сашка отстраняется и убирает мне прядь за ухо, проводя жесткими подушечками пальцев по щеке, – Тоже, знаешь ли, важная деталь. Скажем, что у меня есть фамильное. Когда поедем к моим, я его подарю.

– М, а это правда? – я тянусь за его рукой, прижимаясь щекой к внутренней стороне ладони. Перемещаю свои руки с Сашкиных плеч на его талию и крепко обнимаю. Так стоять гораздо удобней.

– Ну…Было бы, если бы мы реально собирались пожениться, – щурится Сашка в ответ, – У мамы хранится от отца кольцо моей три раза пра бабушки. Когда они разводились, он почему-то его не забрал, а она сама не стала напоминать – оно ей очень нравится. А потом, когда отец умер, отдавать кольцо его младшему брату Егору не было смысла, жениться он не собирался, да и велика вероятность, что он просто сдал бы его в какой-нибудь ломбард. Поэтому мама решила сохранить его для меня.

– А кто была твоя три раза пра бабушка? – улыбаюсь.

– Женой одного богатого фабриканта из немецкой слободы. Фамилия его на самом деле была Людвиг. Но…революция, пара войн…И что-то пошло не так.

Смеемся.

– Говорят, ей было всего пятнадцать, когда они поженились, – продолжает Сашка, – Она была дочкой ничем не примечательного коллежского секретаря, но очень красивая. Он увидел ее в своей лавке, когда пришел туда с инспекцией, и уже не смог не отпустить. И ничего ему не помешало. Ни разница в возрасте, ни в статусе.

– Вот, а говоришь, не бывает! – фыркаю, тыкая указательным носом Лютику в нос, – Своего три раза пра деда тоже считаешь улетевшим идиотом?

– Нет, это другое, – смеется Сашка, немного встряхивая меня в объятиях, – У них не было фейстайма, и трахнуться до свадьбы не давали. Какие еще у него были варианты?!

– О, боже! Лучше бы я этого не слышала! – толкаю его в грудь, пытаясь выпутаться из крепких рук.

Не дает, наоборот прижимает ближе, вдавливая в свое горячее сильное тело, целует в шею. Жмурюсь от того, как мне хорошо, дышу, уткнувшись носом в спортивную кофту. Это каких-то два параллельных диалога между нами. Вербальный и нет. И второй гораздо чище, ярче, откровенней. Слова лишь ширма, позволяющая сохранить хоть толику границ, заслонов, приличий.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– То есть вообще не допускаешь мысли, что сейчас он мог бы так же поступить? – шепчу, не отрывая лица от Сашкиной груди. Где-то прямо под моими губами за тканью, кожей, ребрами быстро колотится его сердце, – Может у него просто были сильные чувства? Была любовь, м? А ты просто непробиваемый черствый чурбан!

– Чувства… – хмыкает Сашка хрипло, зарываясь носом мне в макушку и нюхая волосы, – Кис…

Обрывает себя на полуслове. Я тоже молчу, прикрыв глаза. Покачиваемся чуть-чуть, обнявшись.

– Кис, – шепчет Саша едва слышно через несколько секунд, – Тех чувств, что я сейчас испытываю, импульсивному человеку было бы вполне достаточно для того, чтобы сделать то, о чем ты говоришь.

Щеки вспыхивают от в миг прилившего жара. Распахиваю глаза, уставившись на логотип на его кофте.

– Ты про что именно?

Нет, я прекрасно поняла, о чем он. Но хочется слушать. Еще и еще. И прямо, а не вот так… Пусть нормально скажет!

Но Сашка только смеется опять, зацеловывая меня.

– Ли-и-из, – угорает, – да вы не киса, Лизавета, вы- лиса.

Наклоняется к самому моему уху и начинает щекотно сладко нашептывать, гладя по спине все ниже и ниже.

– Хитренькая, очаровательная, хищная лисичка. С пушистым рыжим хвостом и манящей киской…

У меня лицо от подобных характеристик вспыхивает так, что, кажется, я готова освещать им пару соседних вагонов.

Теряюсь настолько, что в ответ выпаливаю ломким голосом совсем невпопад.

– Мне кажется, я в тебя влюблена.

18.2

Вечерний Питер встречает нас мокрым снегом и густыми сумерками. Сашка крепко держит мою руку в своей, пробиваясь сквозь неорганизованную вокзальную толпу. Мой дорожный чемоданчик жалобно стучит маленькими колесиками по слякотному тротуару, не поспевая за его размашистым шагом. Я же покорно почти бегу следом, ни на что не жалуясь. Внутри штиль как после долгой истерики, и лишь три слова плескаются на гладкой поверхности моей оглушенной души.

Я тебя тоже…

Я испытала такой взрыв счастья в ту секунду, что до сих пор отойти не могу. Реальность извне словно поблекла, не выдерживая конкуренции с моими внутренними ощущениями.

Он в меня тоже…

Взгляд упирается в широкую Сашкину спину в черной зимней куртке, ладошка влажнеет в его горячей крепкой руке. Вижу, как он, тормознув, поворачивает голову, озираясь и слегка хмуря светлые брови, и внутри столько щемящей трепетной радости, что даже близкая встреча с родственниками не пугает. Вранье перестало восприниматься как вранье, а лишь чуть горчит полуправдой. Да, жениться в мае мы не собираемся, но он – мой самый настоящий парень, которого мне совершенно не хочется скрывать. Сашка такой замечательный, что я плаваю в наивной уверенности, что это способен заметить даже мой твердолобый отец.

Маме я звонила перед тем, как мы с Сашкой сели в поезд, и в общих чертах обрисовала ситуацию. Её гробовое молчание на той стороне динамика немного напрягало, конечно, но, в общем, было вполне логичным и ожидаемым. Под конец она даже смогла выдавить из себя, что я знаю толк в сюрпризах и она за меня рада. Еще бы не таким похоронным тоном рада была, и вообще замечательно. С другой стороны, ей предстояло передать отцу, что я еду не одна, поэтому, возможно, на мне она просто тренировалась явить всю скорбь мира разом и в убойном количестве.

Когда подходим с Сашкой к крохотной платной парковке перед вокзалом, нам навстречу уже идет Тимур, еще один мой брат. Он без куртки, в одном худи с неприличной надписью и еще более неприличным жестом, по-армейски стриженным ежиком и горящими жгучим любопытством угольно-черными глазами, проедающими Сашку, который так и держит меня за руку, насквозь.