Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева

он.

Женя внесла в комнату тарелку со стопкой оладий.

– Эркин…

Она не закончила, потому что он уже ушёл на кухню и через секунду вернулся, неся чайник.

– Вот спасибо. Алиса, не вертись. Сейчас сметану принесу.

В комнате уже отдёрнуты шторы, лампа стоит на комоде, утренний золотистый свет, тёплые оладьи со сметаной, румяная мордашка Алисы, счастливое лицо Жени…

– Возьми себе ещё сметаны. Ты сегодня надолго?

– Не знаю, Женя. Как получится. Надо осмотреться, поговорить. Всё лето нас не было. Пропишемся заново, если надо.

– Ну конечно. А мы на Мейн-стрит пойдём погулять, – Женя улыбнулась. – Тоже посмотрим, чего-нибудь вкусненького купим.

Он кивнул. Отчего же нет, раз деньги есть.

– Ты купи себе чего-нибудь. Ну, одежды там или ещё чего.

– Мне тоже надо осмотреться, – улыбнулась Женя. – А ты совсем хорошо стал по-русски говорить.

– От Андрея научился, – улыбнулся Эркин. – Мы, на выпасе когда были, да и потом, если одни, по-русски говорили. Ну… мы не хотели, чтобы кто другой знал об этом.

– Понятно, – Женя кивнула. – Знаешь, я тоже… не то, что скрывала, но не говорила, что я русская. Чем меньше о тебе знают, тем лучше. Алиса, допивай, а не хлюпай.

Эркин невольно рассмеялся. Алиса обиженно посмотрела на него, но тут же улыбнулась.

– Я не хлюпаю, я язык полощу.

– Тем более, – строго сказала Женя.

Воскресенье, можно не спешить, но Эркин привык есть быстро.

– Налить тебе ещё?

– Нет, спасибо, я пойду.

– Удачи тебе, – улыбнулась Женя.

Эркин начал было собирать посуду.

– Иди-иди, я сама, – Женя мягко остановила его руки, и он ловко перехватил её ладонь и прижался к ней щекой и губами. Но тут же отпустил и встал.

– Всё, я пошёл.

Он взял в кладовке джинсовую куртку и только тут сообразил, что не переобулся, так и сидел за завтраком в кроссовках. Свинья он, конечно, Жене пол мыть. А ни хрена, вечером сам вымоет.

В кухню вошла Женя с посудой.

– Женя, пол я, как приду, вымою.

Женя удивлённо посмотрела на него, но ответить ничего не успела: он уже мягко захлопнул за собой дверь и сбегал вниз по лестнице.

Воскресное утро начинается поздно. В будни в это время он и Андрей уже крутились бы на станции или на рынке, а сегодня… и народу на улицах мало, и все какие-то… мягко-сонные. До Цветного Эркин добрался без приключений, а уж Андрея найти – не проблема. Да, Андрей же стричься собирался, тогда, значит надо к Скиссорсу.

Парикмахерская Билли Скиссорса была местом сбора серьёзных людей, где хороший разговор ценился выше дармовой выпивки. Эркин пошёл туда. Судя по тому, как с ним здоровались встречные, его помнили, а значит, проблем с пропиской возникнуть не должно. Вернее, даже не о прописке речь пойдёт, а об угощении с хорошего заработка. Поделись своей удачей, и тебе от чужой удачи перепадёт. Ещё на подходе он услышал взрыв хохота и понял, что Андрей уже там. Ага, вон его лохмы торчат.

– А, Меченый!

– Долго спишь!

– Не сплю, а отсыпаюсь.

– Белёсый нам уже тут рассказал.

– Ну, так у него и язык длиннее моего.

– А наломались сильно, парни?

– А ты думал?!

– Бычки – не дрова, на потом не оставишь.

– Я вот тоже до Свободы в имении был, меня как-то тоже на выпас дёрнули. На хрен такая работа! Днём бегаешь, и ночью тебя у стада держат.

– Да, когда белый платит…

– То спину не гладит, знаем.

– А хорошо заработали?

– Ну, так известно, – смеётся Андрей. – Как потопаешь, так и полопаешь. Как покорячились, так и получили.

– Обмыть надо.

– Не проблема, – Эркин взмахом головы отбрасывает со лба прядь.

– Ща и начнём!

– Дело!

– Закрой пасть, успеешь.

– Белёсый, стричься будешь? Вон оброс как.

– Для тебя берёг, Билли.

– Ну, садись тогда.

Андрей сел в потрёпанное парикмахерское кресло, и Билли, гордо оглядев окружающих, занялся делом. Клиентуры у Билли немного. Большинство ещё совсем недавно стригли наголо, и они только отращивали волосы. Билли любил рассказывать, что до Свободы он даже хозяина своего стриг и хозяйку причёсывал, но ему не то что не верили, а просто как-то обходились, не заморачиваясь такими пустяками: в глаза не лезет, ничему не мешает – и ладно. И жил Билли на подношения собиравшихся в его халупе. Но шакалом его не считали. Ну, выбрал человек бездоходное дело, так не клянчит, не подличает, а когда кто и сядет к нему, такое представление устроит, что за просмотр заплатишь.

Билли окутал Андрея почти чистой – редко используется, потому и не грязнится – простынёй и защёлкал вокруг его шевелюры ножницами под комментарии и шутки окружающих. Андрей весело отругивался, а Билли, к общему восторгу, именовал его милордом и почтительно советовался по поводу каждого щелчка.

– Прикажете выпрямить, милорд?

– Кругли! – рявкнул Андрей, подмигивая в пятнистое от старости зеркало.

Ему ответил дружный хохот. Билли хвастал, что умеет выпрямлять курчавые волосы, продемонстрировать, правда, своё искусство ему ещё ни разу не пришлось, но предлагал он это каждому, что всем нравилось.

– Как прикажете, милорд, – улыбался Билли. – Могу и завить, милорд.

– Это Меченому завить надо.

– Мне и так хорошо, – рассмеялся Эркин.

Стряхивая с простыни светлые завитки, Билли заметил:

– Мягкие у тебя волосы, парень.

– У меня вся жёсткость в другом месте, – ответил Андрей, доставая бумажник.

Ржали до слёз, до икоты. Билли принял от Андрея кредитку и рассыпался в благодарностях. Вид бумажника привёл всех в совершеннейший восторг.

– Ну, как у белого…!

– Надо же такому!

– Ты глянь, у Меченого-то… тоже!

– Ну, сильны, парни, ну, дают…!

После небольшого спора, когда Андрей и Эркин хотели угостить пощедрее, а остальные вежливо самоограничивались, определили сумму обмыва и решили самим никуда не идти, а послать за выпивкой и закуской. А то куда ни сунься, шакальё набежит, а здесь – уже своя компания и дверь закрыть недолго. Но стоявший здесь же Гундосый выставил бутылку от себя, и чисто из вежливости пошли в его кабачок. Благо, и идти-то… улицу пересечь.

Женя оглядела кухню. Вот теперь всё как положено. Чистота и порядок. Она вымыла руки, расправила сохнущие полотенца и пошла на чердак, собрала там высохшее бельё, своё и Алисы, вещи Эркина она, как уж повелось с самого начала, сушила в кухне. Ну вот, гладить она сейчас не будет. В ведро с замоченным настругать мыла и взболтать, и пусть бельё дальше само по себе мокнет потихоньку.

Женя внесла высохшее бельё в комнату и положила на кровать. Алиса сидела со своим баульчиком, шёпотом разговаривая с его содержимым и куклами. «Конечно, – подумала