Последние ратники. Бросок волка - Антон Николаевич Скрипец

словно хотел слова свои как стрелу по дуге пустить поверх голов дружины брата, в самую ее середину, где и укрывался мятежный боярин.

На какое-то время над заставой вновь нависла зыбкая тишина.

А потом ряды защитников подались в стороны, и вперёд вышел невысокий седоусый дружинник. Кольчужная рубаха зияла глубокими бурыми порезами, на лице запеклась кровь, на лысой макушке, чуть выше левого глаза, уродливым сгустком топорщились края рваной раны.

Он обвел хмурым взглядом окружившее его людей воинство. Тыльной стороной ладони, в которой продолжал сжимать темный от крови кинжал, вытер сбегающую из уголка рта кровавую юшку. И лишь затем швырнул на землю на печенежский манер изогнутый клинок. С нескрываемым сожалением взглянул на нож, что все еще держал в кулаке, дернул желваками и отправил его вслед за мечом.

— Боярин Клин Ратиборыч преставился, — глухо обронил воин. — Его последняя воля — прекратить усобицу, а тело отдать брату. На поругание, или на тризну — как тот порешит.

Слова его подтвердил звон железа. Дружина боярина Клина нехотя складывала оружие.

— Кто?! Кто посмел поднять на него оружие?! — взревел вдруг Молчан, бросаясь к кучке людей, составивших последний оплот обороны заставы. Они хоть и нехотя, но послушно расступились, давая ему дорогу к лежащему на земле на меховом плаще брату. — Кто посмел…

— Вот этого поймали, — тускло обронил кто-то из людей Клина, и из-за их спин к Молчану подтолкнули широкоплечего человека. По лицу которого сложно было понять, злит его такое всеобщее внимание, или чувствует он лихую бесшабашную радость — оно перекосилось в какой-то неествественно оскаленной ухмылке.

— Так вот ты для чего сюда припёрся, собака! — прорычал Молчан, хватаясь за черен меча. Который тут же перехватила крепкая рука, задвинув обратно в ножны.

— То не нам с тобой решать, как с этим всем быть. Может, это и не он…, - прогудел Хром.

— Вот, — шагнул к ним угрюмый, по самые глаза заросший рыжей, местами подпаленной бородой воин. — Прямо из его руки вынули. Осторожно, лезвие намазано чем-то. Яд должно…

Молчан принял из его рук нож. Маленький, будто игрушечный. Таким разве что апельсины чистить, да яблоки резать. Больше всего он походил на чайную ложку — и размером, и очертаниями. Короткий широкий клинок на тонкой длинной рукояти, ничем не оплетёной, и скорее всего тоже заточеной. Потому что в крови он был вымазан с обоих концов.

— Ну, что, ромей, — порывисто подступился к пойманному на месте преступления убийце Молчан Ратиборыч. — Видать, дело князь говорил, когда обещал тебя на кол усадить. Чтоб ты знал: я лично его в тебя вбивать буду.

То ли от страха засветившей перспективы, то ли от привычной алкогольной передозировки, пойманный с поличным убийца — Никодим — вдруг плашмя рухнул на землю. Вернее, заваливаться-то он начал на Молчана, но тот брезгливо отстранился в сторону, и яшкин куратор ухнулся лицом в грязь.

Над ним тут же склонилась пара воев.

— Да он порезан, кровища, вона, хлещет.

— Перевяжите его, не хватало ещё, чтоб околел раньше срока. И свяжите. Чтоб не сдёрнул. Вдруг прикидывается, мышь греческая.

Хром нашёл глазами Якова и одними губами задал беззвучный вопрос.

«Какого чёрта»?

Ответ можно было прочитать в круглых ошалевших глазах аналитика.

14. Ядовитый Змей (начало)

До Клина ему кровь из носу нужно было добраться раньше всех остальных соискателей. Попади тот в руки княжьих людей, и к нему попросту могли не допустить. А у Никодима накопился ряд вопросов, которые он хотел задать с глазу на глаз.

Он бежал по гулким перекрытиям, стараясь одновременно оценивать и боевую диспозицию — чтобы не зарубили, и особености местного зодчества — чтобы не грохнуться. В отличие от сутулого помощника, он не был аналитиком, и потому архитектурный ансамбль интресовал его исключительно с точки зрения логики расположения жилых помещений. Если боярин руководил обороной, то нужно было понять, куда ему в случае крайней необходимости удобнее всего станет уносиить свою ценную персону.

Впрочем, ночью, в дыму, в мельтешении диких теней, которые отбрасовало зарево пожара от смертоубийственной людской сумятицы, что-то разобрать было сложно.

На него налетали метавшиеся по пряслам воины, падали изрубленные тела, пару раз в стойки деревянных перекрытий прямо перед носом врубались, выбивая разлохмаченную щепу, топоры да стрелы. Одна из них была обёрнута горящей паклей. В этой свалке он совершенно не мог понять, где свои, а где чужие. И очень сильно подозревал, что вообще вряд ли кто-то может определить это со стопроцентной вероятностью.

Да ему это и не нужно было. Терять время на чужую войну — этого он в своей жизни наесться уже успел.

«Сейчас бы, конечно, «аварийный вариант» совсем не помешал. Тесновата толкучка. Прорядить бы».

Сквозь гвалт кипящей в огне сечи пробился на одну из башен. И оценил диспозицию с высоты. Во дворе бурлила давка резни, в которой определить побеждающую сторону было совершенно невозможно. Киевляне, штурмующие стены с другой стороны, не уставали снова и внова приставлять к заборалам лестницы. И не похоже было, что обороняющиеся в чём-то уступают прущим на них княжьим войскам.

Отходили они лишь в одном месте. И то нельзя было сказать, что отрядец, пятящийся к открытой площадке, на которую выходила приземистая крепкая дверь со второго этажа терема, кто-то давит и заставляет терять позицию. Именно эта группка, похоже, и прикрывала покидающего поле боя военачальника. Мелькнувший меж кольчугами и щитами шёлк роскошного, с меховой оторочкой синего плаща лишь подтвердил догадку.

Кажется, то, что он искал.

Никодим, не раздумывая, перебросил тело через ограждение, бухнул сапогами по двускатной крыше перехода меж стрельнями и побежал в ту же сторону, пригибаясь от свистящих стрел и стараясь не рухнуть вниз вместе с прогоревшими в уголь деревянными перекрытиями. Чувствовал он себя сейчас по-настоящему верующим человеком. В том смысле, что видел над головой беззаботное, светлеющее небо с расплывающимися в предрассветной мгле звёздами, а под ногами слышал грохот и вой настоящего ада. Ошущение это время от времени подкрепляли снопы тут и там выстреливающего из-под ног пламени.

Как он будет пробиваться к мятежному боярину сквозь железный заслон его телохранителей, даже не представлял. Как всегда, собирался действовать по ситуации. В конце концов, его личный аналитик где-то совершенно безнадёжно в этой мясорубке отстал. Потом у него спросит, как нужно было действовать по уму и согласно правильной стратегии.

Когда добежал до искомой площадки, на ней осталось трое бронированных ратников, развернувших свои щиты в сторону кипящей на стене свалки и, видимо, собирающихся остаться на