Марш Турецкого - Фридрих Незнанский

- Алексей Петрович, нагнулся Турецкий к Кротову. Пригласил бы ты его куда-нибудь, а? Надоел.

Кротов понятливо усмехнулся, но терпеливо дождался окончания речи Акимова, даже слегка похлопал и предложил тост за успех всех начинаний новой партии, а потом, как бы между прочим, предложил:

- Здесь, в Кисловодске, прекрасный бильярдный стол, Станислав Станиславович…

- Да? неопределенно хмыкнул Акимов и посмотрел на Соню. Хочешь глянуть, как меня разденет господин Кротов?

Женщина не ответила, взяла сигарету, а прикурить ей дал от зажигалки мгновенно среагировавший Турецкий.

- Я посижу лучше с Александром Борисовичем, ответила женщина. Не каждый же день приходится беседовать с "важняком".

- Выпьем? предложил Турецкий, провожая взглядом уходящих Акимова и Кротова.

- С удовольствием!

- Вино, водку?

- Я пью только крепкие напитки.

- В этом мы с вами совершенно солидарны, Софья Андреевна! откровенно любуясь женщиной, ответил Турецкий.

- А вы бабник, Александр Борисович, выпив, улыбнулась женщина.

- Что, очень заметно?

- И не просто бабник, а жуткий бабник! снова приоткрыла в улыбке белые зубки Соня. О чем задумались?

- Да вот думаю о том, что одна моя очень хорошая знакомая говорила так же, как и вы…

- Ну что ж, любая мало-мальски опытная женщина скажет вам то же самое.

- Вы считаете себя опытной?

- Не задавайте глупых вопросов, вы же раскусили меня с первого взгляда.

- С первого взгляда я понял, что вы само очарование!

- Я не об этом, все еще улыбаясь, ответила женщина, но в глазах ее появилась насмешка.

- Других мыслей у меня не было.

- Ой ли? не поверила Соня. Вы же следователь!

- "Важняк!" приподнял палец вверх Турецкий. Как верно вы изволили заметить.

- Тем более. Значит, у вас не могли не возникнуть мысли обо мне.

- Возникли. И моментально.

- Верю, согласилась женщина. Мужики ко мне липнут. Не верю лишь в то, что только об этом вы и думали.

Турецкий тяжело вздохнул и серьезно заметил:

- Рожать тебе надо, Сонечка. Детишек воспитывать, а не сидеть в кабаках со старыми козлами, внезапно зло сказал Турецкий.

Некоторое время женщина ошеломленно хлопала глазами, потом громко рассмеялась.

- Вы имеете в виду себя?!

- Ну если я похож…

- Успокойтесь, перебила Соня. Не похожи. Я уже сказала, кто вы. А потому с удовольствием пришла бы к вам в гости.

- Когда?

- Ближе к ночи.

- Зачем ждать так долго? оглядывая кабинет, нетерпеливо сказал Турецкий.

- Вы хотите сейчас?! Прямо здесь?!

- А почему бы и нет? Отдельный кабинет, английский замок, кивнул Александр на дверь, глухие шторы…

- Рисковый ты мужик, "важняк!"

Александр махнул рукой, наполнил рюмки.

Соня, крутя рюмку в руках, долго смотрела на Турецкого, потом сказала:

- Передай своим охранникам, чтобы сразу не стреляли. Я приду.

И Турецкий, глядя в синие глубокие глаза девушки, поверил.

- Охраны не будет. По крайней мере, ты их не заметишь.

Софья Андреевна не обманула, пришла. Турецкий, как мужчина опытный, долго тянуть не стал, чуть выпили, чуть закусили и… за дело. Впрочем, желание было обоюдным, Соня в любовных утехах оказалась не менее опытной, чем Турецкий.

Потом, отдыхая, они лежали рядом, бездумно глядя в высокий потолок.

- Хороша я? спросила женщина.

- Прекрасна!

- Не был бы ты женатым, "важняк", вышла бы за тебя замуж! Дай закурить.

Турецкий подал женщине сигарету, щелкнул зажигалкой, закурил сам.

- Очень жаль, искренне вздохнула Соня. Любишь жену?

- Люблю.

- Как не любить!

- Все-то ты знаешь, Софья Андреевна!

Женщина долго молчала и неожиданно сказала:

- Я скоро умру, Турецкий.

И так она произнесла эти слова, что Турецкий поверил, однако решил пошутить.

- Цыганка нагадала?

- Я сама цыганка, усмехнулась Соня. Ты знаешь барона по кличке Алеко?

- Он проходил по одному делу, которое вела следственная часть Генпрокуратуры.

- Проходил, но не прошел.

И Соня снова надолго умолкла.

- Почему ты вспомнила про барона Алеко?

- Он мой отец.

Турецкий чуть не сказал, что отец Сони вроде пел когда-то в театре "Ромэн", но вовремя спохватился.

- Выходит, ты очень богатая женщина, если имеешь такого отца?

- Отец богат. А я на свою жизнь зарабатываю сама.

- И он не предлагал?

- Не раз. Но не брала и не возьму от него ни копейки.

- Почему?

- Он убил мою мать.

Теперь- то он вспомнил и барона, и его дело, за которое тот и получил кличку Алеко. И еще припомнил, что заявление в Московскую городскую прокуратуру об убийстве своей матери написала девочка лет десяти. Убийство так и не было раскрыто. Расследование вел другой следователь, но Турецкому стало стыдно за то, что они не смогли раскрыть это дело. Припомнилось, как коллега дал ему прочесть то детское послание и как оно взволновало его.

- Лет пятнадцать назад я прочел письмо девочки… Это была ты?

- Да.

- Тебе грозит опасность? помолчав, спросил Турецкий.

- А тебе не грозит?

- Но я умирать не собираюсь.

- Тебя никто и не спросит. Убить могут любого. А ты уже кое-кому сильно надоел.

- Умные люди говорят мне, что не посмеют.

- Сейчас, вероятно, и не посмеют, но придет их время, и поставят тебя к стенке как миленького! Могут и пожалеть как талантливого профессионала, но с одним условием работать на них.

- Ты считаешь, придет?

- Какой-то мудрец сказал, что человек, увидевший восход солнца, день, вечер и закат, видел все и на этом свете ему делать нечего…

- А сам мудрец небось прожил сотню лет!

- Какое это имеет значение? поморщилась Соня.

- Тебе надоело жить?

- А что нового, кроме того, что я увидела в этом мире, я могу узнать?

- Я бы посоветовал тебе другое, сказал Турецкий.

- Что?

- Уйти в монастырь.

- Я думала об этом. И очень серьезно. Ты знаешь, я отдала в один из женских монастырей приличную сумму.

- А если точнее?

- Что ты имеешь в виду, сумму или монастырь?

- И то, и другое.

- Монастырь на Ярославщине, разрушенный. Восстанавливают его монашки. А сумма… Тебе столько не заработать и за всю жизнь.

- Почему же? возразил Турецкий. Если постараться… Какая сумма, если не секрет?

- Сто тысяч баксов.

- Возьму сейчас трубку, скажу всего лишь одно слово, и немедленно принесут миллион, два, десять, и не нашими, деревянными.

- Можешь, ответила Соня. И получишь. И даже откроют тебе счет в швейцарском банке, купят виллу или целый остров, лишь бы с глаз подальше! Но, к сожалению, никогда ты не позвонишь, а значит, будешь всю жизнь жить на свои деревянные!

- Ты права. Я никогда не позвоню.

- И зря! Совесть, честь, закон… Все эти понятия изжили себя. Может быть, это Божье наказание для нашего народа за убийство царя и его семьи, за разрушение храмов, за то, что сажали на кол слуг Божьих… Не знаю. Но уверена в одном, придет Сатана и будет править.

- Тебе действительно надо идти в монашки!

- Я бы пошла, но поздно.

- Опять ты за свое! рассердился Турецкий, обнимая женщину.

Он глянул в огромные глаза Сони и увидел в них такую неизбывную печаль, что внутренне содрогнулся.

- Сонечка… Соня, зашептал он. Милая моя женщина…

- Ты не влюбляйся в меня, Сашенька. Я цыганка. Мы любим насмерть. Я погублю тебя, родненький… Все бросишь! Жену, дочку… Я разлучница!

Когда Турецкий проснулся, Сони рядом уже не было. На столе лежал лист бумаги, прижатый крупными серебряными серьгами, которые были в ушах женщины. Серьги были продолговатые, выпуклые, и одна из них была вскрыта. Турецкий понял, какой секрет хранили серьги. Лист бумаги тоже был непростым, то было завещание Софьи Андреевны Полонской в случае ее внезапной смерти, оформленное по всем законам. Все свое движимое и недвижимое имущество, а также крупную сумму в долларах она завещала женскому монастырю на Ярославщине и просила похоронить ее возле Богоявленского храма в том же монастыре.

Турецкий достал пинцетом миниатюрное подслушивающее устройство, еще раз прочел завещание и внезапно понял, что говорила Соня всерьез. Вернее, и тогда, ночью, он в это верил, но именно теперь понял.

Не в характере Турецкого было предаваться мрачным мыслям, и он уже начал соображать, каким образом пресечь опасность, преследующую Соню, о которой она, видимо, умолчала.

Авария со смертельным исходом на первый взгляд не была подстроена. Соня выезжала из переулка на шоссе и ехала, как определили гаишники, с нормальной скоростью под шестьдесят. Да и водитель КамАЗа, паренек лет двадцати, испуганный и бледный, чуть не плачущий, не был похож на преступника. "Будем разбираться, сказал Турецкому майор ГАИ. Но в принципе дело ясное. Торопилась куда-то дамочка… Ну и не рассчитала своих возможностей".