Торжество жизни - Николай Дашкиев

…Вот у щита, в огромном светлом зале гидроэлектростанции, в парадном костюме стоит Костя Рыжиков… Он преисполнен важности, он священнодействует, передвигая какие-то рукоятки, но а его настороженном взгляде, устремленном на Катю, Степан читает тоску, и ему становится немного неловко, что Катя стоит рядом и ее волосы касаются его щеки.

…Вот они вдвоем с Катей идут по улицам родного села, путь им освещают электрические фонари.

…Вот Катя подошла к решетчатой башне ветродвигателя неуклюжей башне, которая два года назад казалась Степану чудом техники, — и погладила шершавую балку…

Катя… Катя… Катя…

Эти дни навсегда стали для него символом величайшего счастья.

Пусть даже не удалось поговорить друг с другом по-настоящему, пусть считанные минуты оставались они наедине, и в эти минуты Степан чувствовал непонятную робость перед Катей, именно в эти минуты наступали неловкое молчание. Но все равно в ее глазах он читал лишь одно: «Люблю» — и ему казалось, что она ждет, чтобы он произнес это слово вслух. Но он так и не решился.

На обратном пути, в вагоне, он написал Кате длинное письмо. Он писал обо всем, что долго накапливалось в его душе, что хотел — и не мог — рассказать при встрече.

И в самом конце написал:

«Я люблю тебя, Катя!» — но немедленно зачеркнул эту строну. О любви не говорят.

О любви не говорят. Ее чувствуют, ее угадывают по взгляду, по дружескому вниманию, по голосу, чуть дрогнувшему при расставании, — по многим непонятным и не замечаемым посторонними признакам.

Катя давно уже знала, что любит Степана, хотя не могла сказать, за что именно; любит каждую черточку его лица, каждую прядь седых волнистых волос; любит его упрямо сведенные брови, задумчивый взгляд, уверенные жесты. Она представляла себе его и таким, каким он был на празднике, — ошеломленным, возбужденным, и таким, каким он был, когда писал это письмо, — растерянным, смущенным…

Милый, смешной, зачем зачеркивать написанное? Ведь разве все письмо не говорит: «Я люблю тебя, Катя»? Разве не высказали этого глаза — хорошие, открытые? И разве может ошибиться сердце девушки? Оно чувствует все, и эта тщательно зачеркнутая строка ей милее и дороже, чем самые многословные заверения в любви….

И Катя решила в тот вечер: где бы она ни была, что бы ни случилось с нею и Степаном, — она всегда будет его любить, будет ему всегда самым искренним, самым преданным другом. Но она никогда не скажет ему о любви. Что слова? Улетят и растают. А любовь — это глубже. Это на всю жизнь!

Раскрасневшаяся, счастливая, она бесцельно бродила по улицам и все ей напоминало о Степане.

Вот гудит ветродвигатель — это Степан его делал, может быть даже эту толстую балку вытесывал он… Вот дом вдовы Матрены — в этом доме есть частица и его труда… А здесь они встретились в ту первую далекую ночь, а затем пошли к кургану. Было так хорошо, так легко!

Она пошла к кургану, села на влажный холодный камень и попыталась представить себе, как тогда медленно выплывала красноватая луна, как расстилался легкий туман…

Тихо и грустно было в поле. Сеялся мелкий осенний дождик. Тревожно шумел безлистый лес. Над землей навис мрак.

И Кате вдруг стало грустно и тяжело: ей показалось, что она одна, одна во всем мире. Она торопливо повернулась к селу. Нет, горят! Горят яркие огни ГЭС.

И чем ближе она подходила к селу, чем ярче светили фонари, чем громче слышались музыка и смех, тем легче становилось на душе.

Жизнь была так хороша!

Глава XV

Студенты

Медленно угасает холодный зимний день. На западе еще тлеют облака, а в окна уже вползают серые сумерки. Расплываются очертания предметов, аудитория становится маленькой, тесной.

И вдруг ярко вспыхивает свет. Девушка, прильнувшая к замочной скважине, возмущенно шепчет:

— Коля, выключи, а то плохо видно! Степан вышел отвечать.

Коля Карпов щелкнул выключателем и нетерпеливо зашагал в темноте:

— Лена, ну, пожалуйста, стань на минуту Синявским! Передавай, примерно, так: «Слева от меня завязалась ожесточенная битва… Нападающий Несмеянов вырвался вперед… Угловой удар!.. Вратарь Татьяна Снежко отбивает мяч, мяч идет направо, его берет полузащитник Степан Рогов, но Несмеянов атакует вновь… Вот он ближе… ближе… Удар!.. Ми-и-мо!.. Напоминаю счет: двадцать пять — ноль в нашу пользу…»

Карпов шутит, но в его голосе слышится беспокойство: сдавать профессору Несмеянову нелегко. Коле очень хочется посмотреть в щелку, но его не подпускают, и он уже сожалеет, что вырвался из аудитории раньше всех. Слоняйся теперь без дела, беспокойся о каждом студенте!

А девушка шепчет:

— Ребята! Ребята! Степан и Таня о чем-то заспорили с Несмеяновым!.. А Несмеянов улыбается… Грозит пальцем… Пропали Степан с Таней! Честное слово, пропали! Влепит он им по четверке!

Она вдруг отскакивает в сторону, Коля Карпов мгновенно включает свет и, как ни в чем не бывало, усаживается на скамью.

— Так вот, товарищи, в прошлом году…

Профессор останавливается на пороге и недоуменно смотрит поверх очков: вся четвертая группа, все двадцать пять студентов, которых он опросил за день, сидят в аудитории.

Профессор строго хмурится и спрашивает густым басом:

— Кто комсорг?

Таня бочком протискивается в дверь:

— Я, товарищ профессор.

— Кто староста?

Степан поднимает голову:

— Я… — Он удивлен строгим тоном.

А профессор неожиданно улыбается, берет обоих за плечи и говорит:

— Молодцы! Вся группа — молодцы! Ни одной тройки. От меня — спасибо! И от дирекции, полагаю, благодарность.

С порога он вновь повторяет:

— Молодцы! Дружны!

Это уже совсем не тот страшный профессор Несмеянов, о котором сложились легенды, а просто милый, добродушный человек с усталыми глазами, который почему-то хочет казаться суровым, но это ему никак не удается.

И вся группа кричит ему:

— До свиданья, товарищ профессор!

— Спасибо, товарищ профессор!

А когда Несмеянов уходит, долго сдерживаемое возбуждение прорывается наружу. Говорят все вместе, не слушая и перебивая друг друга. Но все перекрывает Колин голос:

— Друзья! Культпоход! Есть два предложения: на каток…

— Не надо!

— В кино!

— … или в кино. Кто за первое предложение? Кто за кино?

Коля явно мошенничает: за каток у него получается большинство. Возмущенные сторонники кино протестуют:

— Переголосовать!

Голоса разделились поровну. Степан воздержался. Его атакуют с двух сторон — ведь его голос решает все. Николай угрожающе потрясает портфелем.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});