Варкрафт - Кристи Голден

Тария стояла прямо, как шомпол, с помощью которого дворфы заряжали свои винтовки. Не колеблясь, она прошла к телу мужа. Жрецы Света бережно омыли его и нарядили в красивые одежды, а затем облачили в ярко отполированную броню. Они выстирали и зашили великолепную мантию, порванную и испачканную в сражении – прорванную мечами, с бурым пятном там, где ее скрепляла брошь у его…

Королева судорожно сглотнула, наклонилась вперед и поцеловала Ллейна в бледную щеку. Взглянув на притихшую толпу, она увидела множество разных лиц. Владельцы лавок и беженцы. Люди, пришедшие из Лордерона и Кул-Тираса. Пурпурные мантии Кирин-Тора. И те, кто не были людьми, но все же пришли выразить свое уважение: эльфы, дворфы, даже маленькие гномьи лица, глядевшие на нее с печалью в глазах.

Тария не готовила никакой речи. Она решила говорить от сердца, как всегда делал Ллейн. Оглядывая это море лиц, она внезапно поняла, что хочет сказать. Чего хотел бы ее муж и король.

– Для города нет большего благословения, чем король, готовый пожертвовать жизнью за свой народ, – начала она. Из толпы раздалось несколько всхлипов, и ее горло сжалось – однако Тария продолжила: – Но такую жертву надо заслужить. Нам надо быть достойными ее! Вы все собрались здесь сегодня, объединенные общей целью. Для того чтобы почтить память великого человека. Но если мы способны объединиться лишь для того, чтобы оплакать смерть достойного человека, что это говорит о нас?

Таких слов от нее не ожидали, и кое-кто из скорбящих выглядел сейчас основательно выбитым из колеи.

«Хорошо, – подумала Тария. – Война и должна выбивать нас из колеи. Беженцы, насилие, страх – все это должно выбить нас из колеи».

– Неужели король Ллейн ошибался, поверив в вас? – настойчиво продолжала она.

Ответ пришел незамедлительно – одинокий голос выкрикнул: «Нет!» Это слово эхом начали повторять и другие. Все больше и больше людей вливали свои голоса в общий гул. На лицах собравшихся было написано волнение, многие плакали.

«Нет, – уверяли ее эти люди, – твой Ллейн не ошибался».

На ее собственных глазах выступили слезы, но то были слезы гордости и счастья.

А вот сейчас в толпе начали нарастать приветственные крики. Народ был готов. Кадгар, который с лихвой заслужил место рядом с королевской семьей и командующими, подошел к погребальному костру Ллейна. Он почтительно взял в руки великий клинок и понес его на ладонях туда, где стоял Андуин Лотар, обнимавший за плечи двух ее осиротевших детей – своих племянника и племянницу. Кадгар протянул меч Льву Азерота. Ее брату и лучшему другу ее мужа. Тария знала, что командующий поднял его, когда меч выпал из рук Ллейна, и с его помощью прикончил военного вождя Орды. Казалось правильным передать ему во владение этот клинок. Из всех собравшихся здесь сегодня, лишь его горе почти равнялось ее собственному. Он был единственным уцелевшим из тройного братства. Один пожертвовал собой, другой предался Тьме, хоть позже вновь вернулся к Свету. Только… слишком поздно.

– Мы отомстим за него, миледи! – прокричали из толпы.

– Веди нас против орков, Лотар! – эхом отозвались другие, сильные и уверенные голоса.

Крики слились в единый хор, повторявший одно-единственное слово:

– Лотар! Лотар! Лотар!

Лотар долгую секунду смотрел на меч, так долго, что Тария уже начала опасаться – он может отказаться и отвергнуть долг служения королевству своего старого друга. Но ей не следовало волноваться. Лотар сжал рукоять и решительным шагом подошел к ней, готовый поддерживать ее сейчас и впредь, во время любых грядущих испытаний. Встав рядом, он оглядел толпу и вскинул меч, словно ради защиты Штормграда был готов рассечь пополам само небо.

Нет. Не только Штормграда. Уже нет.

– За Азерот! – прокричал Андуин Лотар. – За Азерот – и Альянс!

Толпа подхватила клич – и, когда все присутствующие солдаты вскинули мечи в салюте своему командиру, сами камни, казалось, эхом начали повторять слова: «За Азерот и Альянс!»

* * *

«Неужели, – думал Вариан Ринн, глядя на своих разбросанных игрушечных солдатиков, – прошло всего несколько дней с тех пор, как он пробрался в тронный зал, чтобы поиграть с ними?»

Казалось, миновала целая вечность. Как вообще игрушечные сражения могли казаться важными, когда его жизнь столь необратимо изменили реальные бои? Взгляд темных глаз мальчика упал на одну, лежавшую на боку фигурку: крошечный резной рыцарь на коне, со шлемом в форме львиной головы и красивым металлическим мечом, расписанным вручную.

Руки скользнули под мышки принца и подняли его вверх, усадив на трон Штормграда – на мягкий белый мех, отсекавший холод ледяного мрамора. И все же Вариан вздрогнул. Горе было еще свежим, и за всю свою коротенькую жизнь он никогда еще не чувствовал ничего столь мучительного, ошеломляющего и давящего. Чуть раньше он плакал, много плакал. Никто не говорил ему, что этого нельзя делать.

Когда мальчик взглянул на Кадгара, в глазах у него все еще плыло. Юный маг улыбнулся – печально, но искренне.

– Однажды ты станешь королем, – сказал он. – Когда ты подрастешь, это станет твоим престолом. Но никогда не думай, что ты один. С тобой твой дядя Лотар, твоя мать, я и весь Альянс.

Помолчав, маг добавил:

– Это сделал для тебя твой отец.

Вариан тяжело сглотнул. Горе не прошло, но слова мага каким-то образом уменьшили его тяжесть. Ноги мальчика болтались в воздухе. Он подумал о том, как часто его отец сидел здесь, верша правосудие и обсуждая стратегические планы. Слезы вновь защипали глаза.

Кадгар заметил это и, отступив назад, протянул принцу руку.

– Идем, – сказал он. – Уже поздно, и твоя мать, наверное, гадает, куда ты подевался.

Взяв Кадгара за руку, Вариан соскользнул с высокого не по росту трона и прошел мимо присевших золотых львов. Уже на полпути к дверям он остановился и оглянулся. Выдернув руку, он помчался обратно к кучке солдат и принялся перебирать ее, стараясь найти того, кто был ему нужен.

Нежно и уважительно принц Вариан Ринн, будущий король Штормграда, подобрал резную фигурку короля Ллейна и поставил ее обратно – на сей раз рыцарь не лежал на боку, а прямо и гордо сидел на своем коне.

Так, как всегда делал его отец.

* * *

Война.

Не одно сражение или серия стычек, не один поход или кампания. Война – трудная, долгая, грубая и беспощадная.

Но на сей раз люди Штормграда были не одни. Не горстка легионов, но армия, благословенная кровью пожертвовавшего собой героя, сплоченная рассказами выживших, повествовавших об ужасах, которым они стали свидетелями. Королевства людей – объединившиеся Штормград, Кул-Тирас и Лордерон – быть может, и носили разные военные мундиры, но выступали под одним флагом. Там были и аристократы, и новые рекруты из простонародья, и старики, и подростки, едва достигшие призывного возраста. Женщины шагали рядом с мужчинами. А рядом с людьми шли дворфы, угрюмые и решительно настроенные, готовые привнести в бой свое оружие и свое упрямство. Там были и другие лица, маленькие, словно детские – и совершенно иные, нечеловечески прекрасные, с тонкими скульптурными чертами.

Однако все эти лица были покрыты пылью, потом и выражали решительность.

Армия остановилась.

Перед ними выросла крепость. Не строгая, с четкими и прямыми углами, как в сооружениях людей, и не приземистая и практичная, как крепости дворфов. В ней не было ни элегантных изгибов, ни ложной хрупкости эльфийских цитаделей, скрывавшей подлинное мастерство строителей. Нет – эта была целиком сложена из кости и железа, из стали и уродливых выступов, служивших единой цели, и отражала характер тех, кто ее построил.

Это была крепость орков.

Тот, кого звали Гул’даном, наблюдал за всем происходящим с высоты. Зеленый, чудовищный, колдун опирался на свой посох. Внизу раскинулось море коричневых и зеленых тел, оружия, вскипающего гнева и жажды крови.

Рядом с орком, который все еще был ее вождем, но уже не был хозяином, стояла Гарона Полуорчиха. Хотя на ней были доспехи, а в руках она держала копье, Гарона единственная из всей Орды не издавала воинственных криков и не плевала в сторону противника – и взгляд ее не был прикован к надвигающейся армии. Вместо этого она смотрела вдаль, а ее мысли сосредоточились не на настоящем, а на прошлом… и на будущем, которое может однажды настать.

Эпилог

Река текла, медленно и ровно. За прошедшие эпохи ее течение несло много разных диковинок. Цветочные лепестки, брошенные в воду юными влюбленными. Листья, сброшенные деревьями, оплакивающими уходящее лето. Сучья, и тряпки, и кровь, и тела. Все это плыло по равнодушным волнам реки.

А сегодня, в этот час и эту минуту, река баюкала корзину. Такие ей уже приходилось носить прежде, но никогда – с подобным содержимым.

Ветер вздохнул, помогая толкать маленький кораблик. И, возможно, окажись рядом кто-нибудь, кому хватило бы остроты слуха и мудрости, он услышал бы в шепоте ветра слова.