Месть королевы - Виктория Холт

А ведь как славно начинался день. Казалось, все предвещало успех. Однако с такими людьми, как Брюс… или его отец… никогда, видно, нельзя загадывать вперед. Они умеют еще до начала битвы наполовину выиграть ее. И не только на полях сражений.

Совершенно павший духом, уязвленный до глубины души, Эдуард позволил придворным увести себя с места сражения. Полный отчаяния, он почти мечтал, чтобы его убили там, и так бы могло случиться, если Брюс решил бы устроить погоню. Но он не пошел на это.

Король со свитой поскакали в сторону Линлитгоу и благополучно добрались до Данбара, где, наконец, немного передохнули, прежде чем сесть на корабль и отправиться в Бервик.

Возвращение было позорным для короля. Потери, о которых стало известно позднее, оказались огромными – около тридцати тысяч. И это по предварительным подсчетам. Не считая оружия, коней, различного снаряжения, сундуков с серебром и золотом на разнообразные нужды… Все пропало… Но главное – честь. Кто станет теперь выказывать уважение к английскому королю?! Все без исключения будут говорить с презрительной миной: «Эх, если бы на месте этого короля был его отец!..»

Рок, нависший над ним еще с юности: все время в отцовской тени, все время в роли сына, недостойного своего родителя; сына, чьи даже мелкие недостатки вырастают в свете отцовской славы до огромных размеров…

А в Шотландии было великое торжество.

Во все века, говорил Роберт Брюс, шотландцы будут сиять от гордости, произнося простое слово «Баннокберн».

4. КОРОЛЯ ПРЕДУПРЕЖДАЮТ

Отчаяние не оставляло короля.

Ничто, ничто, сетовал он, не идет хорошо после убийства Гавестона. Когда был жив незабвенный Перро, даже горести быстро забывались в общении с ним – в шутках, в смехе, в ласках… О, почему люди так жестоки?! Чем он им так мешал? Отчего они надругались над его другом, его радостью, его любовью?..

Эдуард не мог без содрогания думать о том, что чувствовал его Перро в последние часы и минуты жизни. Там, возле Блеклоу Хилл. Теперь он знал все подробности: один из солдат пронзил ему копьем сердце, другой отрубил голову. Эти «смелые, благородные» рыцари даже не отважились сами поразить своего заклятого врага… Впрочем, это ничего не меняет. Все равно они виновны и еще раз виновны! Больше всего Ланкастер. Нет, Эдуард не сможет забыть об этом, даже если бы очень хотел…

После поражения при Баннокберне могущество Ланкастера еще больше выросло. Некоторые даже говорили – Эдуарду доносили об этом, – что, по существу, Ланкастер правит страной. Он в самом деле стал сейчас слишком богат, слишком могуч и постоянно кичится своей близостью к королю по крови. Графства Линкольн и Солсбери, вдобавок к прочим титулам, новые земли и богатства – совсем вскружили ему голову. А люди вокруг потворствуют его амбициям… Забавно, что его собственная жена Элис смотрит на все это несколько иначе. Она не любит, даже презирает его. Поговаривают, будто дело дошло до того, что леди ищет способа, как разорвать с ним брачные отношения. Счастливых ей находок на этом пути, подумал Эдуард со злорадством.

Проклятый Ланкастер отказался прибыть на поле сражения в Баннокберн, словно чувствовал, что там не прибавится ему славы. А ведь, возможно, участие его отряда решило бы исход битвы по-другому. Впрочем, он выполнил свой долг по отношению к сюзерену: прислал некоторое количество солдат, оговоренное законом государства… Что было бы, прими Ланкастер участие в битве, никто не знает, но люди толкуют по-разному. Иные прямо говорят: эх, если бы Ланкастер был сыном Эдуарда I, а не его двоюродный брат!..

«Боже мой! – думал временами Эдуард. – Ланкастер подбирается к полной власти! Задумал править всей страной. И многие наверняка поддержат его…»

История с Гавестоном, в которой он, Эдуард, дал слабину, допустил убийство. Беспрерывные дрязги с баронами. А теперь еще Баннокберн… Сколько несчастий на его бедную голову! Бароны совсем распоясались еще со времен короля Джона – вообразили себя чересчур важными персонами и не дают королям править так, как те считают нужным. Хотят двигать их, словно пешки – туда-сюда, туда-сюда. Как им понравится…

Ужасная жизнь! Ни в чем нет утешения. Ох, если бы Перро был жив!..

А он даже не похоронен, как того заслуживает. Необходимо устроить торжественное погребение. Даже Изабелла соглашалась с этим. И памятник должен быть таким же прекрасным, каков Перро был в жизни – на турнирах, в королевских покоях… Таким, какой понравился бы самому Перро…

Погруженный в печальные мысли, Эдуард почти не замечал, что на всем пути домой окружавшие его бароны продолжали непрерывно спорить и ссориться между собой, перекладывая один на другого вину за поражение. Только и слышно было вокруг: «Баннокберн, Баннокберн»… При этом все время косые взгляды на него, будто он больше всех виноват…

Как бы то ни было, такого бедствия Англия, наверное, не знала… Можно ли забыть, как он бежал с поля битвы, словно заяц, и Пемброк позади него. Как, обессиленные, прибыли они в Данбар, откуда морем добирались до Бервика. А страшнее всего – что так бежала вся армия. Сколько было при этом убито, сколько попало в плен, сколько утонуло, пытаясь переплыть реку Форт! И еще многие попали в страшные ловушки – в ямы с острыми железными прутьями, и там нашли мучительную смерть. И, наконец, какое количество золота и других ценностей оказалось в руках врага! Все, все победы, одержанные его отцом, пошли насмарку в одном этом сражении!..

Ланкастер встречал бежавшего короля у Понтефракта. С ним была целая армия вооруженных людей – тех, кто мог бы, возможно, переломить исход битвы. Он не трудился скрывать злорадство при виде побежденного кузена.

Почему так много воинов? Эдуард догадывался: его братец предусмотрел тот случай, когда король, победив шотландцев, мог повернуть бы свою победоносную армию против тех баронов, кто не пожелал принять участие в сражении. Но, увы, это осталось только предположением.

Королю пришлось ехать бок о бок с Ланкастером до Йорка, где было созвано заседание Парламента… О Господи, наступит ли конец его унижениям?

В Йорке ему наглядно продемонстрировали, до какой степени подданные презирают его. Словно сговорившись, во время заседания Парламента все выступавшие непременно упоминали имя покойного короля, великого короля, как они повторяли, и, если не прямо, то косвенно, проводили сравнение отца с сыном, подчеркивая немощь и ничтожество последнего.

Подождите, подождите, в беспомощном озлоблении бормотал про себя Эдуард, наступит и мой день!..

Там же ему было сказано, вернее, приказано, что он теперь должен делать, и, как ни ужасно, ему не оставалось ничего иного, как подчиниться. Он подписал все законы, принятые Парламентом; ему вменили в обязанность примириться со всеми баронами, с кем у него испортились отношения, и вернуть им все, что было у них отнято – должности, земли, почет. В их числе были и убийцы Гавестона. Но чуть ли не самым унизительным было уведомление, что с этого дня королевское содержание урезывается до десяти фунтов в день.