Тревожная кнопка - Андрей Кивинов

— Как откуда? Мы же работаем. Служба дни и ночи. Поймали грабителей, изъяли у скупщика. Все, кроме часов. Часы ушли навсегда.

— Спасибо, конечно.

— Благодарить рано. Потому что есть второй сюрприз!

Копейкин извлек из пакета черную спортивную сумку.

У Леонида Андреевича началась сердечная аритмия. Сумка была та самая. В которую он лично упаковал наркоту. И которую передал Игорю.

А значит, Интернет подвел. Не оповестил вовремя, не предупредил. Впрочем, технологии еще не достигли такого уровня.

— Вам нехорошо?.. А то у меня таблеточки есть. Черные, правда, зато надежные. Не стесняйтесь.

— Нет, все в порядке.

— Сумка ваша?

— Нет… То есть… Да… Спасибо.

— А почему так скромно? Без радости? Разбой ведь раскрыт. Где вы один из потерпевших. Плясать надо!

Не плясать, а сваливать.

— И я догадываюсь, почему вы не пляшете… Ибо денег там не было, потому что не было никогда.

— Не понимаю…

— Понимаете, Леонид Анатольевич, понимаете… Постройкой бань на дворец не заработать. А дворец хочется. Приходится подкармливать бизнес хлебушком. И где ж вы, интересно, его берете?

В кабинете появилась пара собровцев, вооруженных масками.

— Но ничего. Мы поможем построить. Все только начинается. Может, все-таки таблеточку?

* * *

Эх, как это здорово случайно встретить старого знакомого на узенькой тропинке! А еще лучше — сослуживца, с которым довелось похлебать из одной миски и поспать под одной шинелью. А потом посидеть, выпить, повспоминать. Поворчать по-стариковски о том, что годы летят, что молодежь уж нынче не та, что счастье не в деньгах… Погрустить немного, но признать все же, что лучшее, конечно, впереди.

Вот и встретились сослуживцы. Светлана Юрьевна и профессор Мориарти — Петр Сергеевич Машков. На узенькой тропинке, ведущей от больничного корпуса к центральной проходной. И рука автоматически потянулась к оставленному Колей мобильнику с тревожной кнопкой.

— Поговорим, Свет?

Отчего ж не поговорить, если пистолет в кармане.

— Хорошо.

Они присели на больничную скамеечку.

— Вы меня караулили, Петр Егорович?

— Нет… По телефонограмме сюда… Иду, а тут ты… Выписываешься?

— Просто гуляю.

Светочка приготовилась выслушивать упреки. Мы к тебе с открытой душой, планшет раритетный подарили, а ты… Некрасиво, не по-человечески. Однако ошиблась.

— Я извиниться хотел.

— За что?!

Машков потер подбородок, собираясь с мыслями:

— Володька не сказал, откуда он про тебя узнал?

— Якобы от Сантаны.

— Нет… Не от Сантаны… От меня… Я ведь сразу понял, кто ты.

— Почему?!

— Уж больно вовремя появилась. Ну и еще кое-откуда. Только не спрашивай, не скажу.

Не исключено, кто-то из кадров. Машков к кадровичке частенько наведывался. Роман у них служебный. А та не удержалась, подтвердила подозрения.

— Я Вовку и предупредил… По дружбе. Никиту не стал. Уверен был, что Михалев из-за него погиб, хотел, чтоб вы его… А вон, оказывается, как… Вовка-Вовка… Видать, ничего я в людях не понимаю.

Светочка не знала, что сказать. Наверно, надо благодарить Машкова, что не поднял панику.

— Вы меня тоже извините…

— Да тебя-то за что? Это ж работа. Сама выбрала… Сычев слюнями брызжет, но и пускай. Он за себя больше дрожит… Ладно, — Петр Егорович поднялся со скамейки, — выздоравливай… Будешь в наших краях, заходи.

Он протянул руку. Она пожала:

— Спасибо… Зайду.

Вряд ли он играл, стараясь наладить отношения с потенциальным противником. И еще она поняла, что он не причастен к налету на коллекционера. Она не стала сообщать, что Седых первым узнал о ней именно от Сантаны.

Машков сделал несколько шагов, затем, что-то вспомнив, обернулся:

— Да, вот еще… Дамочка вчера на опорный прибегала. Дозвониться до тебя не может. Та, что с резаной шеей.

— Карина.

— Вроде… В панике вся. Просила позвонить. Я ей не говорил, что ты… не наша.

— Да, хорошо, конечно. Позвоню.

Светочка вспомнила, что заблокировала конспиративный телефон. А другого Карина не знает.

Она быстро вернулась в палату, достала трубку, набрала номер:

— Карина, здравствуй… Это Родионова. Что случилось?

— Куда ж вы пропали?! — Ее голос дрожал. — Тут такое… Господи. Андрей признался!

— В чем?

— Да что меня ножом, — она заплакала, — арестовали его… Что делать-то?

— Зачем признался?

— Не знаю! Адвокат говорит — либо обманули, либо напугали. Наплели про сделку со следствием… Андрюша как лучше хотел. И еще эта Лимонова достает. Я с ума схожу!

— Спокойно, спокойно… Карина, успокойся… Я что-нибудь придумаю.

— Да вы же ушли! Вы же временная!

Информация все-таки просочилась в массы. Неудивительно. Высочайшие технологии. Или болтливые сотрудники.

— Я просто приболела. Не бойся, я не брошу тебя. Сегодня же перезвоню.

Светочка опустилась на койку. Она не представляла, чем может помочь Карине. Ей самой ничего не угрожает — внедрение все спишет, Моржов, в крайнем случае, заступится. Но люди-то остались. И им придется помогать, даже если это невозможно.

Потому что нельзя быть временным. Даже приходя на час.

* * *

В полдень ресторан мексиканской кухни «Акапулько» гостеприимно распахнул свои двери для дорогих гостей. И только для дорогих. Дешевым здесь делать нечего.

А без пяти семь по юрьевскому времени перед его фасадом остановилась карета «фольксваген» с шашечками на крыше, из нее вышел облаченный в новый брендовый костюм Николай Васильевич Бойков, обежал, открыл дверь и с рекламной улыбкой галантно подал руку:

— Прошу!

Светлана Юрьевна, придерживая подол длинного вечернего платья, оперлась на протянутую конечность и покинула карету. Помимо платья, на ней была изящная шляпка и туфли на очень высоком каблуке. Из аксессуаров — кожаный планшет немецкого производства 1928 года, перекинутый через плечо, и веер. В планшете мобильник с тревожной кнопкой.

Прическа и макияж соответствовали лучшим мировым стандартам. Для полноты картины напрашивались бриллианты. Но где ж их взять без огнестрельного оружия и шапочки-балаклавы?

Опухоль на ее скуле спала, и лишь небольшой шрамчик напоминал о том, что это не любовный роман, а боевик.

— А вот и обещанный сюрприз! — Коля указал на ресторан.

Сюрприз был обещан по дороге к «Акапулько».

— И в чем он заключается? Ты же сказал, куда мы едем.

— Сюрприз не в заведении, а в том, кому оно принадлежит. А принадлежит оно заместителю районного прокурора Лимоновой Ульяне Михайловне. Вернее, ее безработному мужу! И копать особо не пришлось. Как говорится, куда ни кинь — везде вляпаешься.

— Что, серьезно?

— Я же обещал, что буду тебя прикрывать. Поэтому ничего больше не бойся. И Карине передай то же самое.

— Боюсь, для Лимоновой это не компромат.

— Смотря как, когда и кому преподнести. На любого крупного чиновника есть компромат, но садятся избранные. Все зависит от политической воли. А она найдется.

— Грустно все это… Но все равно спасибо, Коль.

Светочка взяла Бойкова под руку, и по специальной дорожке, замощенной настоящим мексиканским булыжником, оба направились к улыбающемуся индейцу майя, раскрывшему дверь элитарного заведения.

— И как мне теперь работать? Засветилась по полной где только можно.

— Засветилась, потому что ты — Света, — скаламбурил Бойков, — придется тщательно гримироваться. Как в шоу «Один на один».

Когда до порога оставалась пара шагов, она вдруг притормозила и обернулась назад:

— Погоди.

— Что такое?

— Слышишь?

Бойков тоже повернулся и прислушался. Музыка. Кажется, мексиканская. А вон и сами музыканты. Наяривают на площади, зарабатывая на хлеб и пиво. Сменили дислокацию.

— Это марьячи, Коля.

— Вижу. И что?

Светочка несколько секунд вглядывалась в музыкантов:

— Ты пистолет захватил?

— В ресторан? Боже упаси. Меня по пьяни клинит… Помню, один раз…

— Жаль… Тогда прикрывай так.

— Кого?

— Меня… Не индейца же.

— Свет… Все закончилось. Ты больше не участковый. Да и была им понарошку.

— Ничего нельзя делать понарошку.

И чуть неуклюже, стараясь не сломать каблуки о брусчатку, она двинулась в сторону музыкантов, исполнявших великую «Бессаме мучо». По пути вынула из планшета секретный телефон и, не оборачиваясь, покрутила его в поднятой руке, что означало: «Никто тебя за язык не тянул».

Коля намек понял и, не задавая больше вопросов, пошел следом. Да, теперь это его вечная тревожная кнопка. Получил то, что хотел.

И рядом с ним, улыбаясь, неслышно шагал Ваня Хельсингов, сжимая в руке осиновый кол.

Примечания