Пройти по Краю Мира - Эми Тан

ней тоже изображена ее мать. Так кто же там был?

Рут подошла к креслу и подняла подушку и разделочную доску. Все оказалось на своих местах: и маленькая черная Библия, и вощеная бумага с той же самой фотографией, которую Лу Лин показывала на семейном ужине. Там была изображена Драгоценная Тетушка в забавном головном уборе и зимней одежде с высоким воротником. Что это могло значить? Неужели мать потеряла разум еще тридцать лет назад? Или Драгоценная Тетушка на самом деле была той, кем ее назвала Лу Лин? А если так, то значило ли это, что ее мать не выжила из ума? Рут всматривалась в снимок, стараясь разглядеть черты лица этой женщины. Сложно было сказать что-то определенное.

Что еще хранилось в тайнике? Рут потянулась и вытащила сверток в коричневой упаковочной бумаге с рождественской ленточкой. Внутри оказались несколько разного размера стопок бумаг, исписанных по-китайски. Сверху лежали страницы с иероглифами, выполненными кистью. Она где-то их уже видела. Только где и когда?

И тут Рут вспомнила: листы, закопанные в нижнем ящике ее рабочего стола.

«Истина», — было выведено на верхнем листе. «Вот что я знаю наверняка и считаю истиной». Что там говорилось в следующем предложении? Имена умерших и что-то об их секретах. Что за секреты? Она почувствовала, что от этих вопросов зависела жизнь ее матери, а ответы на них она держала в своих руках. Все это время они были у нее.

Рут посмотрела на первую страницу очередной пачки листов и на большой каллиграфически выполненный иероглиф. Она представила, как мать ругает ее: «Надо было больше заниматься!» Да, надо было. Большой иероглиф был ей знаком: изогнутая нижняя линия и три отметины над ним. «Сердце»! И первое предложение было похоже на то, чем начиналась первая страница у нее дома: «Вот что я…» — но дальше все выглядело иначе. Следующее слово было «ин-гай», что означало «должна». Этим словом мать пользовалась часто. Дальше шло слово «бу», еще одно часто звучавшее в их доме. А то, что было после этого, оказалось для Рут незнакомым. «Вот что я не должна…» Рут пыталась понять, что могло означать это незнакомое слово. «Вот что я не должна говорить». Или: «Вот что я не должна писать». Или: «Вот что я не должна упоминать». Она отправилась в свою спальню, где Лу Лин хранила китайско-английский словарь. Она посмотрела, как выглядят иероглифы «говорить», «писать» и «упоминать», но они не были похожи на то, что вывела Лу Лин. Она стала лихорадочно искать другие слова и вскоре нашла: «Вот что я не должна забывать».

Когда мать отдала ей те листы? Лет пять или шесть назад. Она что, написала это в то же время? Неужели она уже тогда понимала, что теряет память? И когда она собиралась отдать ей эти листы, если вообще собиралась? Тогда же, когда и кольцо? Когда станет ясно, что Рут готова отнестись к этому со всем вниманием? Рут просмотрела следующие иероглифы, но, кроме того, который обозначал местоимение «я», ни один не показался знакомым. И что теперь?

Рут легла на кровать, положив страницы рядом с собой. Она смотрела на фотографию Драгоценной Тетушки, потом положила ее на грудь. Завтра она позвонит Арту и попросит его порекомендовать ей человека, к которому можно обратиться за переводом. Это будет номером один. Потом она заберет другие страницы из дома — это два. Она позвонит тетушке Гал, чтобы узнать, что та помнит, — это три. А потом она попросит мать рассказать о ее жизни. И будет слушать. Она сядет рядом и не станет торопиться и отвлекаться на другие дела. Она даже поселится с матерью, чтобы провести с ней время и лучше ее узнать. Арт не обрадуется этому решению и может воспринять ее переезд как признак возникших между ними проблем. Но кто-то должен заботиться о ее матери. И она хочет это сделать. Она хочет, чтобы мать провела ее по закоулкам своей памяти, рассказывая о многообразии значений китайских слов, и показала ей, как перевести ее «Сердце». Она хотела, чтобы заботливые руки не оскудевали добрыми делами и чтобы они с матерью наконец перестали их пересчитывать.

Часть вторая

Сердце

Вот что я не должна забывать.

Я выросла в клане Лю на каменистых Западных Холмах, к югу от Пекина. Впервые наш поселок появился на картах под названием Бессмертное Сердце. Драгоценная Тетушка научила меня писать это название мелом на доске.

— Смотри внимательно, Моська, — велела она и вывела иероглиф «сердце». — Видишь эту изгибающуюся линию? Это дно сердца, где собирается и течет кровь. А точки — это две вены и артерия, которые проводят кровь внутрь и наружу.

Когда я обвела нарисованный ею знак, она спросила:

— Чье мертвое сердце дало начало этому знаку? Как он появился, Моська? Было ли это сердце женщины? Было ли первое сердце нарисовано с грустью?

Однажды я видела сердце свежезабитой свиньи. Оно было красным и блестящим. А до этого я ввдела много куриных сердец в миске, пока их не приготовили. Они больше напоминали маленькие губы и были такого же цвета, как шрамы Драгоценной Тетушки. Но как могло выглядеть сердце женщины?

— А зачем нам знать, чье это было сердце? — спросила я, пока рисовала этот иероглиф.

И Драгоценная Тетушка быстро всплеснула руками.

— Человек должен размышлять о том, с чего все начинается, — сказала она. — Потому что от того, какое было начало, зависит и какой будет конец.

Я помню, как часто она говорила о том, с чего начинались разные вещи. И с тех времен я сама стала задумываться о том, с чего все начиналось и чем заканчивалось. Например, о селении Бессмертное Сердце и о людях, которые там жили, включая саму меня. Ко времени моего рождения Бессмертное Сердце перестало быть счастливым. Сама деревня располагалась между холмами в долине, которая переходила в глубокую известняковую балку. Балка формой напоминала искривленное предсердие, а артериями и венами были три ручья, которые некогда наполняли балку и отводили от нее воды. Но все ручьи засохли вместе с божественными родниками. От них ничего не осталось, кроме потрескавшихся русел и утробного смрада.

Но зародилось селение как священное место. Если верить легенде, император, проезжавший мимо, собственноручно посадил в долине сосну. Он сделал это, чтобы почтить память своей покойной матери, и его уважение к ней было так велико, что