Необыкновенные приключения экспедиции Барсака - Жюль Верн

— Мой знает плоды: пататы, ямс,— вставил Тонгане.

— Я могу делать масло карите,— старалась превзойти его Малик.

— Гип-гип-ура! — вскричал Амедей Флоранс.— Это Капуя, Ханаанская страна[58], земной рай!

— Мы выступаем завтра,— приказал наконец Барсак.— Приготовимся, чтобы не терять ни часа.

Следует отметить, что Понсен до сих пор ни разу не открыл рта. Напротив, лишь только все решили идти в Кубо, Понсен вытащил свой блокнот, страницы которого он покрыл бесконечными вычислениями.

— Все это очень хорошо,— сказал он в ответ на последние слова Барсака.— Но следует отметить, что путь в Кубо, сравниваемый с таковым же в Сегу-Сикоро, представляет увеличение на четыреста километров. Так как наш шаг составляет, как известно, семьдесят два сантиметра, это составляет пятьсот пятьдесят пять тысяч пятьсот пятьдесят пять шагов с дробью. Отбросим дробь. И мы делаем в час, как уже сказано, три тысячи шестьсот шагов и одну десятую и идем каждый день пять часов сорок пять минут и двенадцать секунд. Следовательно…

Но никто не слушал Понсена. Барсак, доктор Шатонней, Амедей Флоранс, Жанна Бакстон и Сен-Берен уже занялись деятельными приготовлениями к завтрашнему дню, и Понсен проповедовал в пустыне.

МОГИЛА, КОСТИ

Сопровождаемые шестью носильщиками, предоставленными старшиной Каду, остатки экспедиции Барсака покинули эту деревню утром двадцать четвертого февраля. Как ни тревожны были последние события, путешественники выступили весело, исключая Понсена, мысли которого оставались непроницаемыми. Все были приятно возбуждены перспективой совершить героический поступок и взаимно поздравляли друг друга с принятым решением. Впрочем, ничего еще не было потеряно. Шесть европейцев и Тонгане, взявший Малик на круп лошади, имели верховых лошадей, у них было оружие, продукты, товары для обмена.

С другой стороны, обстановка казалась спокойной, и можно было надеяться, что неведомый противник, с которым они до сих пор сталкивались, прекратит свои преследования; а больше никого не приходилось опасаться. По-видимому, ничто не помешает экспедиции достигнуть Кубо без серьезных испытаний.

Ничто не препятствовало быстрому маршу, так как его уже не замедляли многочисленные вьючные животные. Чтобы ускорить поход, были принесены тяжелые жертвы. Старшине Каду за его услуги подарили большую часть товара, оставив лишь то, что можно было легко доставить в Гао. Более тягостная жертва: отказались от палаток и лишь одну сохранили для Жанны Бакстон, хотя она категорически возражала; мужчины будут ночевать в деревнях или на открытом воздухе. В сухое время года и при сравнительно коротком походе это не могло причинить особых неудобств.

Дело шло о расстоянии в пятьсот километров, то есть о переходе в пятнадцать или двадцать дней. Вероятно, в Кубо будут к середине марта. Начало пути оправдало благоприятные прогнозы. Свежие носильщики были усердны, намеченные этапы выполнялись, и только пять дней потребовалось, чтобы преодолеть сто сорок километров, отделяющих Каду от Санабо, куда прибыли двадцать восьмого февраля. Никаких происшествий не случилось во время этой первой части путешествия.

Как и предполагалось, на ночлег устраивались в туземных хижинах, правда, очень грязных, но все же пригодных для ночлега. Если же во второй половине дня поблизости не оказывалось деревушки, ночь мирно проводили на открытом воздухе. Встречаемые с сердечным гостеприимством, путешественники без затруднений находили провизию и сохранили свои запасы, когда покинули Санабо первого марта. До сих пор у них не было причин раскаиваться в принятом решении.

— Это слишком хорошо! — заметил Амедей Флоранс в разговоре со своим другом Сен-Береном, когда они ехали бок о бок второго марта.— Как глубокий мыслитель, я должен был бы рассчитывать, какое дробное выражение для обычного соотношения между добром и злом приходится нам во вред. Но я предпочитаю предположить, что судьба время от времени берет пример с господина Понсена и отбрасывает дробь.

— Это результат хорошего поступка, дорогой друг,— ответил Сен-Берен.— Вы нас не покинули, и небо вас вознаграждает.

— Судя по тому, как идут дела, у нас нет большой заслуги,— сказал, поворачиваясь в седле, доктор Шатонней, ехавший впереди двух друзей.

— Кто знает! — молвил Сен-Берен.— Мы еще не пришли к концу.

— Ба! — вскричал Амедей Флоранс.— Все равно. На этот раз нам дует попутный ветер. Такие вещи чувствуются, черт возьми! Я утверждаю, что мы приедем в Кубо, как в кресле, без малейших приключений, что, впрочем, не слишком утешительно для журналиста, директор которого… Эй! — прервал он внезапно речь, обращая восклицание к своей лошади, которая споткнулась.

— В чем дело? — спросил Барсак.

— Моя лошадь,— объяснил Флоранс.— Я не знаю, что с ней. Она беспрестанно спотыкается сегодня утром. Надо ее осмотреть…

Он не успел закончить: лошадь внезапно остановилась, задрожала и закачалась. Репортер едва успел соскочить, как животное вдруг рухнуло и вытянулось на земле. На помощь бедной лошади поспешили все; она хрипела и тяжело дышала. С нее сняли седло, промыли ноздри водой из соседнего ручейка. Ничто не помогло. Час спустя лошадь издохла.

— Мне надо было подержаться за сучок,— жалобно сказал Амедей Флоранс, превратившийся в пешехода.— Поздравляя себя с удачей, обязательно накличешь беду: это уж известно.

— Вы становитесь суеверным, господин Флоранс? — улыбаясь, спросила Жанна Бакстон.

— Не совсем, мадемуазель. Мне только досадно, очень досадно!

Лошадь Тонгане была отдана репортеру. Жанна Бакстон посадила Малик сзади, и после двухчасовой задержки снова двинулись в путь, оставив труп лошади и ее сбрую, которую нельзя было увезти. Дневной переход из-за этого происшествия сократился.

С наступлением ночи остановились около рощи, раскинувшейся полукругом у края дороги; с этого пункта, расположенного на небольшой возвышенности, можно было осматривать местность во всех направлениях. Место, где можно было не опасаться внезапного нападения, было удачно избрано для ночлега. Его удобства, очевидно, привлекали и других путешественников. Судя по следам, здесь останавливалась довольно многочисленная группа людей, и у них были лошади. Кто эти люди? Негры или белые? Второе предположение, более вероятное, так как негры обычно не пользуются лошадьми, превратилось в уверенность, когда Амедей Флоранс нашел и показал спутникам пуговицу — предмет цивилизации, мало употребляемый черными и неопровержимо свидетельствовавший о цвете кожи ее прежнего владельца.