Длинная Серебряная Ложка - Кэтрин Коути

Виктор не отвечал, и с его молчаливого согласия она могла остаться подле него и, если повезет, поймать его быстрый взгляд или даже снисходительный поцелуй.

Другие вампиры считали их странной парой, но Виктор не любил это слово. Пара! Как будто они муж и жена, почтенная пожилая чета, чинно идущая рука об руку на променад. Они странно смотрелись вместе, красавец Виктор, высокий и статный, и Изабель, навечно запертая в теле нескладной четырнадцатилетней девчонки. Казалось бы, трудно быть невзрачной во всем абсолютно, но ей как-то удавалось. На худом лице — прозрачные серые глаза, брови-ниточки, узкие губы, которые она беспрестанно кусала, — и вовсе не было никаких красок, а румянец не появлялся на щеках даже после удачной охоты. Короткие светлые волосы она убирала в куцый пучок или оставляла их болтаться уныло свисающими прядями. Когда-то они были длиннее, но так и не отрасли после пожара.

Среди поданных Виктора про нее ходят разные слухи. Когда пятисотлетние кумушки собираются в чьей-нибудь уютной гостиной за чашкой горячей крови, они с удовольствием перемывают косточки Изабель, понимая, что сейчас находятся на безопасном расстоянии и она ничегошеньки не сможет им сделать. Но все равно понижают голос и оглядываются по сторонам, будто ожидая, что ее тень в любую минуту появится за спиной.

Говорят, она может управлять мыслями людей и заставлять их делать все, что пожелает.

Говорят, она сильна и могущественна, хотя никому не известно, сколько силы может вмещать в себя одна хрупкая девочка. Но проверять не хочется.

И еще, хоть об этом не сплетничают, но и так все знают: ради Виктора ей ничего не стоит вырезать деревню или даже маленький город. Размером с Прагу или Будапешт.

…Эта история произошла относительно недавно, хотя все ее старательно не помнят. Во Франции шел 1793 год, и то было весьма странное время. Жизнь в славном городе Париже для вампиров стала… интересной. И непредсказуемой. Как, в общем-то, и для большинства людей. Именно тогда погибло много старых вампиров, но появилось и не меньше новых, в том числе уже знакомый нам виконт де Морьев.

Новые вампиры были под стать эпохе: жестокие, свирепые, привыкшие убивать десятками. Поскольку Париж был опасен даже для них, вампирам было приказано — точнее, настоятельно рекомендовано — покинуть город. Хотя к рекомендациям Мастера прислушивались редко, но даже самые отчаянные понимали, что сегодняшняя ночь может стать последней, и есть немало других мест, где можно поживиться. Ну а когда к Сен-Жермену присоединился новый помощник, то вампиры начали эвакуироваться из города с завидным энтузиазмом.

Но это еще предыстория. Сама же история заключается в том, что кого-то забыли. А ведь очень обидно быть забытой. Не оставленной погибать из-за коварной мести, не брошенной ради спасения других, а просто забытой. Словно ненужная вещь, вроде шифоньера о трех ножках, оставленного на чердаке во время переезда. А когда о ней вспомнили, было уже слишком поздно.

Тот день в Париже мог оказаться последним для Изабель. Еще утром она как обычно забралась в свой гроб, стоявший в маленьком полуподвальном помещении заброшенного дома, а потом неожиданно проснулась. Сразу поняла — что-то не так. То ли от того, что солнце еще не село, и это чувствовалось даже через стены. То ли от едкого дыма, из-за которого и вампиру пришлось бы искать носовой платок. А может быть и от того, что крышка ее гроба уже догорала, и теперь огонь перекинулся на ее сорочку.

Она быстро скинула с себя оковы сна, но столь же просто сбросить огонь не удавалось. Изабель чувствовала, как он подбираться к коже, обдавая ее душным жаром. Она хотела броситься прочь, но вдруг остановилась, понимая…

…что пожар перекрыл все пути…

…что даже если она бросится в окно, там ее ждет еще более мучительная смерть — от солнца…

…что ее уже волосы полыхают…

…и что, конечно, у нее есть шанс спастись. И даже два шанса, если не три. Ей ничего не стоило превратиться в летучую мышь, дождаться заката, который уже не за горами, и покинуть горящее здание. А потом, где-нибудь в надежном убежище, оплакать сгоревший пеньюар, любимый гроб и незаконченную вышивку "Последний день Помпеи." Она могла, это так. Но хотела ли?

Изабель подумала, что сегодня неплохой день, чтобы умереть. Пятница. Она любила пятницы.

Еще она подумала, что ее существование бессмысленно и бесполезно, раз о ней даже никто не вспомнил.

А дальше она подумать не успела, потому что ее сознание решило, что она и так слишком много думает, и отключилось.

Сначала был огонь, заполняющий собой все пространство, но его сменила темнота. Изабель знала, что где-то там должен быть свет, к которому нужно стремиться, но мрак казался непроглядным. Может, свет — только для людей, для тех, у кого есть душа? А им, вампирам, даже после смерти (точнее, после совсем-смерти) суждено вечное скитание впотьмах?

Впрочем, глаза она все таки открыла, и стало посветлее. Но первым, кого она увидела, был не свет, а Виктор. Она робко улыбнулась, не веря своему счастью.

"Ты спас меня… Но почему?"

"Так получилось."

Виктор сам не мог понять, как его угораздило. Сен-Жермен разбудил его задолго до заката — видно, сказывалась академическая привычка сидеть за книгой допоздна, а потом вставать спозаранку, чтобы записать свежие впечатления. Двое вампиров еще долго возились со списком парижан, прошлись по нему вдоль и поперек, вычеркивая имя за именем. Кажется, эвакуировали всех. И вдруг Сен-Жермен стушевался. Хлопнул себя пол лбу, назвавшись "старой безмозглой вороной." Добавил, что она сама виновата, надо было чаще посещать ассамблеи. Заодно и друзьями бы обзавелась. Хотя вряд ли, конечно. Но все равно, незачем отбиваться от коллектива.

— Да о ком вы, наконец?

— Хороший вопрос. Ее зовут… Из…

— Изольда? — зевнул Виктор.

— Нет! Эээ… Изабель. Да, точно, Изабель… Кажется.

— Вам угодно, чтобы я ее эвакуировал, как остальных?

— Только не так, как остальных, — поморщился Мастер, вспоминая методы Виктора. С другой стороны, вампиры — они как дети малые. А дети не послушаются учителя, покуда у того в руках не окажется пучок розог. Собственно, эту функцию и выполнял его аспирант.

— Признайте, Сен-Жермен, что получилось эффективно.

— Да, но с Ииии…

— …забель.

— Обращайтесь с ней, пожалуйста, поделикатней.

— Кисейная барышня?

— Нет. Она одна из сильнейших вампиров Европы, хотя сама об этом, кажется, не догадывается. Лучше вам ее не злить.

— А вот это занятно.

Он поспешно откланялся, потому что ему не терпелось подивиться на такую невидаль. Солнце как раз успело скрыться за горизонтом, и он в два счета оказался у нужного дома, стены которого, охваченные пламенем, уже весело потрескивали. Найти вампиршу не составило большого труда. Рыбак рыбака видит издалека, а уж вампир разглядит вампира даже через сплошную завесу дыма. Хотя зрением это чувство можно назвать лишь с натяжкой, потому что глаза тут не задействованы. Картинно взмахнув плащом — будучи неофитом, он еще не отучился от эффектных жестов — Виктор превратился в летучую мышь, влетел в дом, ловко лавируя между горящими балками, и метнулся прямиком в подвал. Там лежала девушка в прожженном платье, сложившая руки на груди и, по-видимому, приготовившаяся принять смерть а-ля индийская вдова. Ну не дура ли? Шалите, мадемуазель! Мы еще посмотрим, чья возьмет! Не теряя ни секунды, он перекинулся обратно и начал отдирать доски от заколоченного окна, куда и выпрыгнул, прихватив Изабель.

Вокруг суетились люди, не обращая внимания на мужчину, который сел прямо на мостовую, положив рядом сомлевшую девицу. И его тут же захлестнула обида. Почему ему подфартило спасти именно ее и именно сейчас? Когда-то он уже пытался спасти кого-то, но тогда не получилось. А ведь нужна была всего лишь крупица удачи, ну совсем немножко, просто чтобы нужный человек отвернулся в нужное время. Зато теперь везение истрачено впустую. Это и есть сильнейший вампир? Какое разочарование. Он представлял ее иначе. Симпатичней, что ли, и уж точно пофигуристей. И все таки жаль бедняжку. Только с большого горя можно так предать свою природу. Ведь стремление выжить любой ценой — это ли не сама суть вампира?

Помедлив, он смахнул обгоревшую прядь с ее лба. И тут Изабель очнулась и заговорила с ним, не раскрывая рта.

С тех пор у нее появилась цель. Теперь она убивала не бездумно, она устраняла тех, кто не нравился ее Виктору, ее творцу (и пусть он не создал ее, зато подарил ей новую жизнь — к тому же Изабель нравилось, как звучит это слово). Она пообещала себе, что сделает для Виктора все, что тот пожелает и, возможно, однажды…

Иногда ей казалось, что их счастье так близко; стоит приложить лишь немного усилий, и Виктор вновь посмотрит на нее с той нежностью, что и в тот вечер, когда спас. Нужно только постараться.