Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лена, кокетливо улыбаясь и повиливая широкоформатным, надёжным тазом – пошагала на поляну, а я сбросил водяное давление.
по возвращении обнаружил явление уникальное, выкатывающееся из-за сцены – многоэтажный круглый торт-пирамиду, который как бы за верёвочку, как детскую машинку или как верблюда – выводят из стойла-укрытия жених с невестой. однако при приближении к гигантскому, подозрительно белому торту выяснилось, что он – муляж, пластмасса или даже целлулоид. это всё для фотосессии. так тут принято… да и только ли в этом бутафория?
свадьба превращается в действо для кого угодно, кроме поженившихся. наша ресторанная деревенька потянулась было к торту, но её тоже нашли, чем превентивно занять – подняли в ритуальный пляс. то есть не пляс в нашем смысле, а весьма и весьма степенное такое движение. поскольку мы уже как бы представились пляшущими всем гостям, теперь отсиживаться тем более нельзя. и вот весь наш стол вовлекается в «танец Аиста», как его нам перевели, смысл танца почти библейский: «веселись, юноша, в годы юности твоей, но знай, что за всё это приведёт тебя господь на Страшный суд». не так, конечно, страшно, но вместо суда – работа, работа мужем, работа женой, работа отцом, матерью. вытанцовывается это так: сперва все пляшут по кругу, как бы хороводом и максимально вольно, и музыка соответствует, а потом – по сигналу замедляющейся в минор музыки все вытягивают правую руку высоко, вторую делают хвостиком, и как заботливые о своём потомстве аисты шагают всё тем же кругом, друг за другом, аккуратно, ритмично, строго по кругу, несут в клюве условную ношу свою, Семью. и такие разные тут аисты – слава богу, Лена на этот раз не танцует (пораньше сбежала – дети дома ждут и строгий муж), но ощущение её талии и даже таза под рукой у меня почему-то осталось… танцуем на этот раз – все, и турецкие мужчины, преимущественно аистЯщие, и вся российская делегация. поскольку этот танец – как бы наша жизнь, мы себя самих и изображаем. и покорность судьбе и заботам выражается всеми с разными оттенками, но одинаковым пониманием… серебристые костюмы мужчин дают смешные складки при аистЕнии.
давая нам передохнуть и снова у столов вина глотнуть (чокнуться с тёщей, поздравить законным браком без лишних уже слов), массовики объявляют следующую серию – наконец-то дары жениху и невесте… вдыхая медленно влажнеющую, свежеющую турецкую ночь, я гляжу левее в небо и постепенно улавливаю там помигивающие красно-зелёно огоньки самолёта. из которого наше торжество видится, наверное, как бусинка, искусственный жемчуг в скомканном ожерелье городка посреди сумрачных гор. «везде жизнь» – думают они в самолёте, и не ошибаются. везде семейные ценности и сценности… к сцене выстраивается длиннющая очередь. а нам надо дойти до привезшей нас машины и выгрузить пакеты, для чего я идеально гожусь. пока ходили-судили-рядили, угодили в самый конец очереди. каждому подносящему дары – микрофон в руки. бедные наши жених с невестой! они, как-то виновато-утомлённо улыбаясь, уже напоминают новогодние ёлки – такова традиция! – на них вешают денежки, турецкие и евро, в основном. суют в карманы, вешают на скрепках… язычество? культ карго? и каким бы ни был костюм – он становится только фоном для денежной аппликации, для самой буквальной констатации высшей ценности денег в мире «семейных ценностей».
нет, мы всё же лучше задумали – из Москвы привезли розовый ларец для драгоценностей и саму драгоценность, причём семейную. о ней в микрофон и рассказываю, а сама невеста переводит… так странно звучит в ночной акустике тут русская речь!
теперь, отдарившись, мы вновь у столиков. кто-то начинает собираться уже, но нам предлагают чаи или кофе – по-ресторанному, то есть со сладостями на выбор… мы решаем всё же чаю глотнуть в качестве стремянной. и, ожидая зелёного чаю, опять гляжу в идеально чистое небо, откуда нас опять видят, наверное, часто пролетающие в самолётах сограждане – видят огоньки свадьбы как нечто чудесное и иностранное, а мы даже тут есть, не только на пляжах, фром Раша…
турки зовут непременно фотографироваться – подвыпивший белокостюмный малый очень понравился им и теперь переходил вроде сувенира из композиции в композицию. милые, дружелюбные турки, мы наверное кажемся им красивыми и тоже добрыми – каковыми безусловно являемся, но этого не понять за вечер… целая деревня родни у нас теперь. но пора и честь знать – запрыгиваем в подзываемый хозяином футбольного поля-ресторана автомобиль, и едем в гостиницу значительно быстрее, чем оттуда церемониально ехали сюда. звёзды над стадионом так и не погасили, ночь теперь там властвует, ей и решать.
всё это ночное время, в отеле, жена моя жарко переписывалась с «дядей Зией» (чем не симметрия моему застольному флирту с Леной?) – с хозяином дидимской кафешки. его имя мы восхищённо выговариваем махонькими устами, дублируя мамин взгляд на него, но только снизу вверх. подкачанный, очень приветливый курд – он и мне нравится, поскольку ему нравится софт-рок, в его баре «360» он играет всё время почти, пока жена моя в синем (или ещё каком-нибудь привезённом на курорт) платье сияет красотой за столиком…
но теперь – конечно, в нашем номере сон. умудрившись раздеться не спотыкаясь и даже почистить зубы, я подкладываюсь сбоку на большую кровать и засыпаю на спине, что бывает крайне редко.
а утром нам кажется, что у маленького человека температурка. неужели продуло вчера всё же? я бегу за «дюдЮ-Уком» («дю-дю!» – так дудит изображённый на упаковке слонёнок своим хоботом) – это по-нашему значит «вишнёвый сок», бегу как раз мимо детсадика, в котором мы хотели покататься с горки. сказывается окраинность – магазин обнаруживаю за пару кварталов от отеля, только на шоссе, но вишнёвый детский сок тут есть, и это главное.
попьёт соку и выздоровеет – почти молитвенно думаю я, пока в отеле решается вопрос как можно более скорого нашего отбытия в Дидим. невеста прилагает к этому все усилия, просит своего знакомого – едва я вернулся с соком, мы тотчас собрались, и вот мы в белом минивэне со спящей на коленях мамы малюткой – летим
- Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин - Биографии и Мемуары / Классическая проза / Русская классическая проза
- Как вернувшийся Данте - Николай Иванович Бизин - Русская классическая проза / Науки: разное
- Княжна Тата - Болеслав Маркевич - Русская классическая проза
- Том 1. Рассказы, очерки, повести - Константин Станюкович - Русская классическая проза
- Проза о неблизких путешествиях, совершенных автором за годы долгой гастрольной жизни - Игорь Миронович Губерман - Биографии и Мемуары / Русская классическая проза
- Переводчица на приисках - Дмитрий Мамин-Сибиряк - Русская классическая проза
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза
- Том 5. Повести, рассказы, очерки, стихи 1900-1906 - Максим Горький - Русская классическая проза
- Том 1. Проза - Иван Крылов - Русская классическая проза
- Дежурный по переезду - Яра Князева - Драматургия / Русская классическая проза