Питер - Шимун Врочек

— Тебе, что ли, ехать? — спросил он угрюмо.

— Ага, — сказал Иван.

— Десятка.

— А что так много-то?

— Ну… хочешь со скидкой? Один патрон и плыви за лодкой.

— Нет уж, — сказал Иван. — Лучше в лодке.

* * *

Виолатор правильно описал Венецию — город на столбах. Вдоль туннеля, на черной воде, разместился целый жилой квартал. Настилы из досок образовывали островки, рядом плыли лодки и все, что могло держаться на воде.

Мимо проплывала консервная банка.

Иван сунулся было поднять, но лодочник помотал головой. Не надо.

— Почему не надо? — спросил Иван. Лодочник пожал плечами, что диггер расшифровал — хочешь, суй руку, дело твое. Потом не жалуйся.

— Там кто-то есть?

Но лодочник ничего не ответил. Вместо этого он двинул веслом, и лодка плавно проскользнула мимо очередной хижины. Иван заметил, что настил сделан не жестко, а словно лежит на воде. Столбы служили скорее для того, чтобы островок не уплыл. Белые и синие пластиковые бочонки, сотни пластиковых бутылок, коричневых и прозрачных, зеленоватых, разной формы и размера, держали домик на воде. Ивану, привыкшему к типовым палаткам на родной Василеостровской и к многоярусному общежитию на Гостинке, это показалось забавным.

Из домика вышла женщина с подвязанным подолом и с косынкой на голове, выплеснула помои из таза — едва не попав в лодку. Иван отшатнулся. Женщина равнодушно посмотрела на него, вытерла лоб тыльной стороной ладони (рукава у нее были закатаны) и ушла обратно в домик.

Ну и порядочки тут.

На воде остались плавать остатки еды, обрывки бумаги и просто тряпки.

Как они до сих пор в мусоре не утонули? — удивился Иван. Белый комок бумаги плыл против движения лодки, словно подгоняемый ветром.

Держись, друг, мысленно подбодрил Иван. Белый комок продолжал скользить. Внезапно из воды высунулась черная тупая, похожая на змеиную, морда и заглотила его. Раз. И исчезла. Круги на воде. Бумаги больше не было.

Иван протер глаза.

Вот тебе и «утонут в мусоре». Правильно я руки подальше от воды держал.

Иван убрал ладони с бортика лодки, положил на колени. Лучше уж так. Лодочник покосился и усмехнулся. Продолжил орудовать длинным веслом.

— Что это было? — Иван посмотрел на лодочника. Тот лицом изобразил нечто сложное, но не поддающееся переводу. Иван вздохнул. Как с вами непросто…

Они проплывали мимо разных домов: маленьких и побольше, некоторые были длинные, в десять-пятнадцать метров — видимо, на несколько семей. Маленькие дети играли под присмотром старших, полуголый мальчишка лет четырех баловался, закидывая в воду удочку с привязанной на конце фитюлькой. Фитюлька касалась поверхности воды, пауза…

Каждый раз мальчишка успевал отдернуть удочку за долю секунды до того, как захлопнутся черные пасти. Мелкие острые зубы клацали. Мальчишка бурно радовался и забрасывал удочку снова.

Хорошая реакция, оценил Иван.

Толщиной твари были как раз с руку мальчишки.

Лодка, наконец, доплыла до странного сооружения. Межтуннельная сбойка, понял Иван, приспособленная для общественных нужд. Это был самый большой искусственный остров из увиденных им сегодня. В центре возвышалась алюминиевая будка, от нее шла лестница на веревках — прямо к двери в стене туннеля. Надпись на двери «ДОЖ. Прием с 5 до 6». Главный по дождю, что ли? Откуда в метро дождь?

Дежурный по Обеспечению Жизнедеятельности?

Дураку Отыщем Жену?

Иван пожал плечами. У местных свои причуды.

На острове кипела жизнь. Лодки причаливали и отчаливали. Люди сновали туда и сюда, гул оглушал. Видимо, это был местный центр.

— Купи угря, недорого! — Чья-то рука вцепилась ему в рукав. Иван чуть не среагировал — перехват руки и удар в горло, — но притормозил себя. Почти вежливо отодвинул мужичка с ведром, стоящего в маленькой лодке, мельком заглянул — там лежала черная, свернувшаяся кольцом, гладкая гадина. Ивана передернуло. Блин. Точно такая же недавно сожрала белый лист.

— Не надо, — сказал Иван. — Не надо.

Над каждым островком висел фонарь — стеклянный колпак, под ним горел свет. Интересно, что они используют? Точно не спирт. Цвет пламени другой. Масло?

Вокруг большого острова таких фонарей было штук двадцать — по всему периметру.

Тут же на острове, на мангалах жарили угрей. Иван слышал шипение жира, капающего на угли. Огромный, с раскрасневшимся лицом хозяин в засаленном фартуке зазывал покупателей.

— Шаверма! Шашлык! — покрикивал он. — Подходи, налетай!

Запах стоял такой аппетитный, что желудок постанывал.

Иван мотнул головой. Жрать охота, да патронов в обрез. Ничего, если повезет, сегодня уже буду на Невском.

Лодка свернула влево, протолкалась сквозь ряды других суденышек, пристала к причалу. Легонько стукнулась. Дальше, на той стороне острова — через всю сбойку, Иван слышал звуки десятков голосов, крики и возню. Там что-то происходило.

Интересно, что?

Лодочник молча ждал, глядя на Ивана. Высокий, худой.

— Вот, — Иван протянул обещанные патроны. У него оставался в запасе последний, пистолетный, для «макара». Мелочь, а приятно.

Лодочник взял патроны и, ничем не выражая ни досады, ни удовольствия, оттолкнул лодку — Иван едва успел выпрыгнуть на остров — и поплыл в обратном направлении.

Иван посмотрел ему вслед. Стоя на причале, почувствовал, как покачивается под ногами деревянный помост. Огляделся.

Ну что ж… Вот я и в Новой Венеции.

Интересно, подумал Иван внезапно, Тане бы здесь понравилось?

* * *

Через час Иван поел, выпил и был уже более-менее в курсе местных правил. Новая Венеция жила за счет угря. Мутировавшие земляные черви это были, что ли? Или рыбы? Никто особо не заморачивался. Угрей можно было жарить, варить и солить — больше от него ничего не требовалось. Изредка среди пойманных особей попадались электрические. Ну, этим местные нашли другое применение…

Управлялась станция Дожем — комендантом, перевел для себя Иван. В общем, все как у людей. За исключением, пожалуй, «долговых» — рабов. Иван видел их, оборванных и безразличных, подметавших остров, таскающих тяжести, красящих лодки, сидящих то здесь, то там.

Иван вышел прогуляться, дошел до дальней оконечности островка. Народа здесь было немного.

На настиле лежал человек лицом вниз — то ли мертвый, то ли пьяный. А может, вообще гнильщик или «долговой», судя по одежде. Его никто не трогал и вообще не обращал внимания. Может, у них так положено?

Иван прошел мимо, сел у воды на скамейку.

Как ему сообщили, очередной паром отправляется к Невскому Проспекту через несколько часов. Стоимость — пять патронов. Иван сторговался за фонарь, выбора не было. Ничего, зато второй у него останется.

Прорвемся.

Паром доплывет до закрытой «гермы». Когда вода начала подниматься, ее закрыли намертво. Но там остался служебный ход — наподобие того, через который Иван ходил на Приморскую. Так что проблемы особой нет. Ну, промокну немного. Ерунда.

Осталось дождаться.

Ждать — Иван бросил в воду камешек — бульк! вода забурлила — это вообще самое сложное.

«Мемов, Орлов, Сазонов», — повторил он про себя, словно мог забыть.

Скоро мы встретимся.

Грязная куча тряпья зашевелилась. Иван дернулся — из-под кучи выбежали крысы и разбежались в разные стороны. Одна проскочила у самых ног диггера. Иван в сердцах сплюнул.

— Кто здесь? — спросил голос. Иван почувствовал, как волосы на затылке начинают шевелиться.

Еще бы!

Спрашивал давешний «мертвец». Застывшие синюшные губы шевелились, глаза смотрели прямо Ивану в душу. Диггер почувствовал, как волосы на затылке начинают шевелиться. Испуг окатил его, словно из ведра, бросился в лицо черной верещащей крысой… исчез. Кровь стучала в висках. Иван вдруг узнал.

Надо же. Он покачал головой.

«…виноват Дарвин».

— Здорово, Уберфюрер, — сказал Иван. Вот так встреча. — Как оно вообще? Как твое ничего?

— Фигово, — сказал Убер. Опираясь на руки, с трудом приподнял непослушное, словно взятое на примерку тело, посмотрел вправо, затем влево. Лицо его было словно раздроблено чем-то тяжелым. Плоское, опухшее. Глаза как у монгола. Потом снова на Ивана.

— Где я?

Иван не выдержал, хмыкнул. Своевременный вопрос.

— На острове.

— Это я знаю, — сказал Уберфюрер. Губы у него были разбиты, морда опухшая. — Где конкретно я сейчас нахожусь?

Иван пожал плечами.

— На центральном острове. Вон там лестница и написано «ДОЖ». Это кто? Дежурный по жабам?

— Ага, — согласился скинхед. — Он самый. Понятно. Мы здесь и бухали.

Это многое объясняло. В том числе и кислый запах, идущий от скинхеда — такой мощный, что его даже перегаром было сложно назвать. Скорее уж «перегарище».