Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лена, Лена… такая искренняя, такая скромница, но в первую же ночь оставила его у себя — очень хотелось две тысячи долларов в месяц тратить, как было обещано в объявлении. Поэтому так и растерялась, когда он привел ее в комнату Ала, не ожидала увидеть такое. И ведь обиделась на него еще до прихода сумасшедшей соседки. До прихода! Я устала, плохо себя чувствую, пойдем, пойдем скорее отсюда! Что следовало понимать как: «Не нужен мне такой и вправду бедный». Если бы они ушли еще до появления соседки, она бы все равно рассталась с ним навсегда — нужен-то состоятельный муж!
Не муж, а деньги были нужны! Чтобы жить, как подруга… А потом выяснилось, что это вовсе не его квартира, а сам он не такой уж и бедный. И мигом исчезли обиды, усталость. Она, видите ли, переживает, хочет, чтобы он позвонил!
Есть деньги — будет любовь, нет — извини, дорогой, что Светлана только что и доказала. А ведь какой счастливой казалась еще сегодня вечером! И что, собственно, случилось? Да ничего. Ал перед нею чист. Но просто — нет денег, нет и…
Эх, Лена! Говорила, что не сможет полюбить писателя, который сочиняет ради денег… Врала. Теперь уже забыла о сказанном. А если у него возникнут трудности? Если Марина и вправду захочет отнять половину его гонораров — прости-прощай, дорогой? Ну уж нет, лучше забыть о такой женщине как можно скорее. Жил он без них спокойно, работал уверенно, ни от кого не зависел, никому ничего должен не был — пусть и дальше все остается именно так.
Только вот… кто бы подсказал, как можно забыть ее? Господи, что же ты наделала, Лена?!
28
— Мариночка, дочка, ну нельзя же так безответственно относиться к своему здоровью, — озабоченно сказал Григорий Анисимович, присаживаясь на розовый пуфик у постели дочери. — Как ты себя чувствуешь сегодня? Как спала?
— Спасибо, папа, — кротким голосом ответила Марина. — Уже все нормально, чувствую себя хорошо.
Этот ангельский голосок напомнил Григорию Анисимовичу белокурую девчушку, у постели которой сидел он ночи напролет, когда она металась в бреду с воспалением легких. Острая жалость кольнула сердце. Глупая девчонка… И красивая, и умница, а вот поди ж ты, что-то не получается у нее с личной жизнью. Хороший парень Максим, жила бы с ним да радовалась — квартира есть, деньги есть, чего еще нужно молодым? Родила бы ему пару внучат, как хорошо было бы! Ан нет! Вместо этого — то замкнутость, отчужденность, то истерики, и вот пожалуйста — нервный срыв, целый день вчера пролежала в постели. Ох, как крепко напугала отца и добрую Регину Васильевну. Видимо, и он виноват, что у дочери все время какие-то сложности, вовремя не подсказал, не проследил, не уберег ее от опрометчивых поступков. Надеялся, что она, его умница, сама все сделает правильно. Да, виноват, Григорий Анисимович, виноват, брат. Но не только он. Какого черта, спрашивается, этот пройдоха Савин полез к ней? Воспользовался его доверием, решил, что незаменимый и, значит, все можно! А самое главное — застрял на середине, и ни туда ни сюда. Уж если задумал увести чужую жену — так уводи, черт тебя подери! Уводи, чего бы это ни стоило! А он все выжидает да, как нашкодивший кот, поглядывает на Хозяина: знает или нет? Знает, на то он и Хозяин, чтобы все знать! Выжидает, понимаешь, совсем измучил девчонку, дурак! Жалость к дочери сменилась не менее острой злостью на своего подчиненного.
— Я рад, что тебе лучше, дочка, и очень прошу: отдыхай. Погуляй, сходи в театр или на концерт и ни в коем случае не спеши в банк, а то, я вижу, Савин замучил тебя работой. Пусть сам думает, как решить проблему, это его дело!
— Да при чем здесь Савин, папа! Савин очень хорошо ко мне относится, с уважением, считает отличным специалистом… Этот приступ не от работы, а… извини, я тебе сразу не сказала… — Марина виновато опустила ресницы.
— Ну-ну, скажи хоть сейчас. Ты же знаешь, дочка, я твой друг, всегда помогу. Все, что в моих силах, сделаю.
— Позавчера я была у Данилова. Хотела поговорить с ним, хотела, чтобы он вернулся ко мне.
— И что же? — насторожился Григорий Анисимович.
— Он выгнал меня, папа! Представляешь, эта скотина возомнил себя крупным писателем, даже разговаривать не стал! Уходи, между нами все кончено! Я просто не знаю, как домой добралась. Ехала с такой скоростью, что пешеходы обгоняли машину, потому что голова кружилась. Я сама, папа, сама приехала к этой подлой твари, и — такое оскорбление!
— Да, это плохо, — с сожалением покачал головой Григорий Анисимович. — Может быть, у него настроение было неважное, какие-то сложности приключились? Хочешь, я позвоню, поговорю с ним сам?
Глупая девчонка! Вот ведь как бывает: умница, отличница в школе, институт с красным дипломом закончила, а в простой житейской ситуации разобраться не может. По тому, с какой ненавистью говорила она о муже, нетрудно было понять, где он, Григорий Анисимович, допустил ошибку, воспитывая дочь. Она не умеет проигрывать. Если сама пришла, сделала милость, он должен простить… А если он не может и не хочет прощать? Этот парень, Максим, с характером!
Григорий Анисимович задумался. Конечно, жалко единственную, любимую дочь, но осуждать Максима он не мог. Только представил себе: а если б его супруга изменяла направо и налево, а потом взяла да и нахально укатила с директором банка в Женеву, он бы простил ее? Да никогда! Но кто-то же виноват, что его бедная дочка так переживает сейчас? Кто-то довел ее до такого состояния?!
Савин!
— Нет, папа, не нужно никому звонить, и вообще!.. Я сама с ним разберусь! — Марина выбросила из-под простыни руки, замахала ими, сжимая кулаки. Воинственно запрыгали под тонкой ночной рубашкой белые груди. Григорий Анисимович опустил глаза. — Я не намерена прощать ему оскорбления, не намерена!
— Ну-ну, успокойся, дочка, успокойся, — ласково попросил Григорий Анисимович. — В подобной ситуации лучший выход — поехать куда-то отдохнуть. Развеяться, забыть о неприятностях. Море, пальмы, солнце, шумная, веселая компания, а? Только скажи, куда бы тебе хотелось махнуть.
— В Крылатское, папа. Хочу побыть одна. У этой сволочи, Данилова, куча других женщин, а он, между прочим, все еще мой муж. Я не намерена терпеть такое!
— Ты точно знаешь? Видела?
— Я это чувствую!
Григорий Анисимович вздохнул.
— Мариночка, дочка… Тебе нужно понять одно: насильно мил не будешь. Ну, не хочет он — и Бог с ним! Ты же красавица, знаю, парни глаз оторвать не могут, когда мимо проходишь. Выбери себе самого лучшего и забудь Максима. Тебе ли печалиться о таких пустяках?
— Ты ничего не понимаешь, папа! — раздраженно огрызнулась Марина. — Дело совсем в другом. Меня оскорбили!
— Давай договоримся так, — предложил Григорий Анисимович. — Я подумаю, как тебе помочь, а ты выбери, куда поехать на отдых. Хорошо, дочка? Ну, поправляйся, Регина Васильевна присмотрит за тобой, а мне пора на службу.
Он поцеловал Марину в лоб и неторопливо зашагал к двери. Наказать Максима? Это можно, да за что ж его все-таки наказывать-то? Он был куда более примерным мужем, чем сам Григорий Анисимович в его годы. Терпел, надеялся, но всякому терпению есть предел. И этим пределом стал Савин!
Если бы она позвонила через день или два, если бы даже сегодня, но позже, вечером, он бы, наверное, по-другому воспринял бы этот звонок и настойчивое приглашение зайти в гости. Но она позвонила утром, разбудила его (и в эту ночь он уснул, когда уже стало рассветать, так и не найдя иного выхода из сложившейся ситуации, кроме как расстаться с Леной навсегда). И, едва услышав ее голос в телефонной трубке, сразу же вспомнил свои ночные мучения. Расстаться навсегда — все еще звучало в голове, но ее голос был таким грустным, что сказать об этом напрямую он не смог. Решил, что правильнее будет объявить об этом при встрече.
И вот теперь он сидел в ее комнате, там, где еще вчера утром они были так счастливы, проснувшись после чудесно-сладостной, упоительно-восторженной ночи, сидел и молчал, время от времени поглядывая на Лену. Похоже, и она плохо спала в эту ночь — бледная, синие круги под огромными черными глазами. Темно-коричневые вельветовые джинсы туго обтягивали ее соблазнительные бедра. Данилов старался не смотреть на них, ибо тотчас же в памяти вспыхивали волнующие видения: как они, ослепительно белые, с невероятной силой притягивающие его взгляд — не оторвать! — судорожно рвутся ему навстречу, и протяжный стон наслаждения срывается с губ Лены, и хриплое бормотание, и всхлипывание, и смех сквозь слезы… А он чувствовал себя настоящим мужчиной, сказочным витязем, сумевшим разбудить спящую принцессу, растормошить, увести ее, осторожную, стеснительную, скромную, в пугающий мир бесстыдных наслаждений. И восторг, и гордость, и желание сделать этот мир таким, чтобы она поверила в него, захотела бы снова и снова приходить туда вместе с ним, наполняли его грудь.
- Лейла. По ту сторону Босфора - Тереза Ревэй - love
- Ключи счастья. Том 1 - Анастасия Вербицкая - love
- В радости и в горе - Кэрол Мэттьюс - love
- Замуж за принца - Элизабет Блэквелл - love
- Через пятнадцать лет - Валерий Брюсов - love
- Жрицы любви. СПИД - Ги Кар - love
- Вертикаль жизни. Победители и побежденные - Семен Малков - love
- Рарагю - Пьер Лоти - love
- Безумные дамочки - Джойс Элберт - love
- Ключи от рая - Мейв Бинчи - love