История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5 - Джованни Казанова

— То, что говорят, ничего не значит, по крайней мере, пока это не доказано. Я могу рассчитывать на куртаж.

— Это правда. Договаривайтесь с генеральным контролером.

Г-н де Булонь прервал свою работу, чтобы оказать мне любезный прием, но когда я сказал, что он мне должен 100 тысяч, он улыбнулся.

— Я знаю, — сказал он, — что вы привезли с собой 100 тысяч экю в обменных векселях на ваше имя.

— Это верно, однако то, что я получил, не имеет ничего общего с тем, что я сделал. Это доказано. Я доложил об этом г-ну д'Аффри. У меня есть верный способ увеличить доходы короля на 20 миллионов, так, что плательщики не смогут жаловаться.

— Добейтесь его осуществления, и я обеспечу вам пенсион от самого короля в 100 тысяч фр. и пожалование дворянства, если вы хотите стать французом.

Я прошел в малые апартаменты, где м-м маркиза репетировала балет. Увидев меня, она меня приветствовала и сказала, что я умелый переговорщик, и что эти господа там внизу этого не оценили. Она намекала на то, что я сказал ей в Фонтенбло восемь лет назад. Я ответил, что все блага приходят сверху, и что я надеюсь преуспеть при ее поддержке.

Возвратившись в Париж, я направился в отель де Бурбон, чтобы дать отчет моему покровителю о результатах моего вояжа. Он посоветовал мне сохранять спокойствие и продолжать делать полезные дела, а относительно м-м Кс. К.В., о которой я сказал, что видел ее в Комедии, он сообщил, что ла Попеньер женился на ее старшей дочери.

Новость, которую я узнал, возвратившись домой, была об отъезде моего сына.

— Гранд-дама, — сказала мне хозяйка пансиона, — приехала с визитом к г-ну графу (меня произвели в графы) и увезла его с собой.

Я сделал вид, что это хорошо, и пошел спать. На следующий день утром мой служащий принес мне письмо. Оно было от старого прокурора, дяди моей кумы, жены Гаэтано, которой я помог вырваться из его рук. Он просил меня прийти поговорить с ним во дворец или сказать, где я собираюсь быть днем. Я отправился во дворец.

Он сказал, что его племянница вынуждена была поселиться в монастыре, где она судится со своим мужем, при поддержке советника Парламента, который взял на себя все расходы, но абсолютно необходимо присутствие меня, графа Тирета и слуг, которые присутствовали при инциденте, для того, чтобы засвидетельствовать правду. Я легко исполнил просьбу, и три или четыре месяца спустя все окончилось ложным банкротством, которое проделал Гаэтано и которое вынудило его покинуть Францию. Я скажу в своем месте и в свое время, где я встретил этого несчастного через три года. Что касается его жены, она осталась в Париже, счастливая с советником, своим добрым другом, где, возможно, живет и теперь. Я совершенно потерял ее из виду.

Выйдя из дворца, я направился с визитом к м-м XXХ, чтобы повидаться с Тирета. Его не было. Она пребывала влюбленная. Я оставил ей свой адрес и пошел в отель де Бретань на той же улице, чтобы сделать свой первый визит м-м Кс. К.В. Эта женщина, которая меня не любила, встретила меня однако очень хорошо. В Париже и в фаворе я показался ей другим. У нее находился старый грек, по имени Зандири, брат метрдотеля г-на де Брагадин, который недавно умер; я выразил ему соболезнование, и он мне не ответил. Но все семейство осудило этого человека за его глупую холодность. Мисс, ее сестры и ее два брата, старшему из которых было четырнадцать лет, наперебой выказывали мне свою радость. Но легкомыслие старшего из мальчиков меня удивило. Он старался почувствовать себя самому себе хозяином, чтобы предаваться самой безудержной распущенности.

Мисс Кс. К.В., которую я уже представил читателю, держала себя непринужденно и обнаруживала ум и культуру, которые проявляла лишь мимоходом, без тени претензии. Было трудно, приблизившись, удержаться от влюбленности в нее, но, как я убедился несколько недель спустя, далекая от всякого кокетства, она не оставляла ни малейшей надежды тем, кто не имел счастья ей понравиться, Не проявляя невежливости, она умела быть холодной, и особенно для тех, кого ее холодность не обезоруживала. В тот час, что я провел наедине с ней, она меня околдовала, я сказал ей об этом, и она была этим очень довольна. Она заняла в моем сердце место Эстер, незанятое уже неделю; но этого бы не случилось, если бы Эстер была в Париже. Чувство, которое я испытывал к дочери Сильвии, было такого рода, что не мешало мне влюбляться в другую. Любовь вольнодумца, чуждая всякого голода, в очень скором времени охлаждается, и женщины знают это, если обладают некоторым опытом. Юная Баллетти была совсем наивна.

Пришел Фарсетти, знатный венецианец, командор мальтийского ордена, литератор, знаток отвлеченных наук, автор довольно неплохих латинских стихов. Все стали им заниматься. М-м Кс. К.В. велела поставить ему куверт и, будучи обязан идти обедать к м-м д'Юрфе, я уклонился от этой чести. Г-н Фарсетти, хорошо знакомый мне по Венеции, глянул на меня лишь мельком. Он лишь усмехнулся похвалам, которые сделала в мой адрес Мисс, чтобы меня ободрить. Она сказала, что я заставил всех венецианцев меня уважать, и что французы хотят видеть меня своим согражданином. Он спросил, много ли дает мне место держателя лотереи.

— Достаточно, — ответил я, — чтобы осчастливить моего конторщика.

У м-м д'Юрфе я застал ее занимающейся моим приемным сыном. Она постаралась извиниться передо мной за этот свой поступок, что я обратил в шутку. Я сказал парнишке, что он должен обращаться с мадам как со своей королевой и держать для нее открытым свое сердце. Она сказала мне, что положила бы его с собой, но что видит, что должна воздержаться от этого удовольствия, по крайней мере, пока он не посулит ей стать в будущем более мудрым. Я счел это возвышенным, и видел, что молодой человек краснеет. Он попросил сказать, в чем он перед ней провинился.

Она сказала мне, что с нами будет обедать Сен-Жермен; она знала, что этот ее адепт меня забавляет. Он приходит, садится за стол, но не для того, чтобы есть, но чтобы, как всегда, говорить. Он рассказывает бесстыдно о вещах невероятных, которым надо делать вид, что веришь, потому что он говорит о них как очевидец или как главный участник; но я не могу сдержаться и не прыснуть от смеха, когда он рассказывает о событии, которое произошло, когда он обедал с отцами Тридентского собора.

У мадам на шее был большой армированный магнит. Она рассчитывала, что рано или поздно он притянет молнию, и что таким путем она попадет на солнце.

— Это неизбежно случится, — возникает снова обманщик, — но только я во всем мире способен придать магниту в тысячу раз большую силу, чем та, что дают ему обыкновенные физики.

Я заметил ему холодно, что ставлю 20 тысяч экю, что он не увеличит силу того, что на шее мадам, и в два раза. Мадам помешала ему согласиться на пари и сказала мне позже тет-а-тет, что я бы проиграл, потому что Сен-Жермен маг. Я ответил, что она права.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});