Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 5. Золотое руно - Роберт Грейвз

Ясон положил руку на рукоять меча и сказал:

— Идас, ты поклялся подчиняться мне, как своему капитану. Теперь я приказываю тебе молчать. Послушай меня. Смерть моего злосчастного царственного брата тяжко давит мне на сердце, и все же я считаю, что мне следует корить за это себя не больше, чем тебя. Ясно, что Великая Богиня всех нас сделала орудиями своего мщения за смерть своего священного льва. Пусть же сама Богиня, а не мы, ответит за содеянное нынче же ночью. Никто из нас не был убит или даже ранен, не считая царапины-другой, что примечательно и ясно показывает, что ее праведный гнев обрушился целиком на долионов.

Идас собрался отпарировать эти слова, когда Геркулес схватил его сзади, и подбросил в воздух, так что тот перевернулся кубарем, и приземлился на ноги.

— Хватит! — молвил Геркулес, покручивая дубинку. Идас сдержал свой гнев.

С долионами был заключен мир. Александр, унаследовавший трон, поверил объяснению Ясона, что его люди приняли их за даскилионов; он снял с них вину и признался, что он, со своей стороны, принял их за своих недругов — пеласгов Проконеса. Было ясно, что он испытывает скорее радость, чем скорбь, при смерти брата. Затем аргонавты и долионы соорудили погребальные костры и возложили на них двенадцать трупов, добавив в огонь розмарин и другие благовония, дабы заглушить запах горелой плоти, и сожгли на них всю подаренную «Арго» пищу, кроме вина. Они стали плясать в броне, трижды обойдя каждый костер и бряцая оружием об оружие, а слуги между тем трубили в раковины и били в барабаны, чтобы устрашить духов убитых, и неизменно после третьей фигуры танцоры бросали в костер раскаленные головни и смотрели, как разгорается пламя, пожирая труп. Ветер заставил погребальные костры вожделенно реветь, и вскоре от мертвых не осталось ничего, кроме горячих костей. Над костями были насыпаны высокие курганы, а самый высокий поднялся над Кизиком.

Аргонавты трижды омылись в проточной воде и переменили одежду. Они принесли в жертву черных овец, перевернув их головами вниз и пролив их кровь на курганы, чтобы мстительные духи утолили свою жажду; а также совершили возлияния вином, чтобы те обо всем забыли. Они рвали на себе волосы. Однако о духе Клеты аргонавтам не стоило тревожиться.

Три дня шли погребальные игры в честь царя Кизика, в которых также участвовали и долионы. Но аргонавты победили во всех состязаниях, как и можно было ожидать.

В схватке борцов представлять их был избран Большой Анкей, а не Геркулес и не Кастор. Ибо Геркулес убил неумышленно двоих, с кем встречался на арене, и его все еще терзали порой их негодующие духи, а Кастор повредил себе палец, когда прыгал на берег с «Арго» в ту роковую ночь.

Во время первой встречи Анкей схватил своего противника-долиона за талию, сбил его с ног, отбросил в сторону и быстро прижал к земле, прежде чем тот опомнился от изумления. Это принесло Анкею золотую чашу, ибо долионы отказались попытать с ним удачи во второй раз.

В состязании по поднятию тяжестей легко победил Геркулес. Его противник-долион старался взвалить себе на плечи новый якорный камень «Арго», но пока он шумно дышал и бесплодно напрягался, Геркулес подошел сзади и, силой усадив его на камень, подвел под камень одну руку и взгромоздил его себе на голову вместе с сидящим на нем долионом. Затем, когда долион спрыгнул и признал себя побежденным, Геркулес стал подбрасывать камень в воздух одной рукой, спрашивая, не согласится ли кто-нибудь сыграть с ним в мяч. Ответа не последовало, и тогда он запустил камень в воздух, словно метательный диск, над головами зрителей. К счастью, никто не пострадал. Этим Подвигом Геркулес завоевал серебряную чашу — ибо долионы выше ценили серебро, чем золото.

Кастор получил золотой гребень для шлема, за то что выиграл два состязания в беге колесниц; но сами скачки не оказались примечательными, так как местная порода лошадей никуда не годилась по сравнению со спартанской или фессалийской.

Поллукс выиграл в кулачном бою роскошный ковер; он был страшным противником и с тем, против кого выходил, играл, словно дикий кот с мышью. Долион постоянно совершал захваты к злости аргонавтов — в Греции захват считается недозволенным приемом. Но Поллукс позволял ему уйти безнаказанным после каждого захвата, а затем налетал на него, нанося левой удары в подбородок, пока у него не закружилась голова и он не упал на одно колено.

Состязание в беге отменили, ибо вызвалась бежать Аталанта, долионы отказались соревноваться с женщиной, а Ясон не желал оскорбить Аталанту, заменив ее другим аргонавтом.

Ясону позволили представлять аргонавтов хотя бы в одном из состязаний: ему разрешили участвовать в соревнованиях лучников, хотя Фалер Афинский стрелял из лука куда лучше его, а Геркулес — куда лучше Фалера. На поле принесли гуся, и перед ним поставили ячмень; дали сигнал, и тогда Ясон и его противник пустили в гуся по стреле с расстояния шестидесяти шагов. Первая стрела долиона ранила гуся в ногу, пригвоздив его к земле и заставив хлопать крыльями, Ясонова же стрела попала птице в грудь и выступила кровь. Во второй раз обе стрелы отнесло внезапным порывом ветра. В третий раз стрела долиона угодила гусю в крестец, а Ясонова — в голову. Так Ясон заслужил венок из дикой оливы, ибо все прочие дары он отверг, сказав, что все то, что он получил прежде, принесло ему мало удачи.

Последним состязанием было музыкальное, и Фокей, придворный певец-долион, гортанно спел под свою лиру длинную похвалу Кизику и его усопшим товарищам, подробно описав славное происхождение и доблестные дела каждого из них и завершая каждую строфу той же самой горестной жалобой:

Но, увы, увы, он погиб в ночи,Не врагом, а другом сражен.

Он вызвал аплодисменты, которых заслуживал, а затем все взоры обернулись к Орфею. Орфей не стал, подобно Фокею, вовсю напрягать голос или бить по струнам, утрируя движения кистей и запястий, не были и слова, которые он пел, пустой хвалой павшим. Но, обратив встревоженное лицо к горе Диндим, и так перебирая струны, как если бы каждая нота давалась ему с болью, он заставил лиру трепетать от печали и чистым голосом пел:

Прости неразумного сына, мудрая мать, —        Он юн и не может шепнуть твое имя.Тебя всемогущею мы назовем опять,Коль то, что случилось ему совершать,        Будет забыто другими.

Пусть лопнет руль, пусть качает корабль волна        За то, что мы совершили ошибку.Пусть криками чаек взорвется тишина,Пусть тяжестью давит на нас вина,        Но нам ты пошли улыбку.

Когда зашипят твои змеи, а львы зарычат…

Дальше он продолжать не смог, ибо расплакался, и все аргонавты заплакали с ним вместе. Эхион снял с правой ноги позолоченную сандалию с крыльями у пятки — эмблемой его вестнической должности и отдал ее Орфею со словами:

— Орфей, ты — вестник лучше, чем я мог бы когда-либо стать…

Затем, словно сговорившись, они поднялись и направились процессией по перешейку на Медвежий остров. Они взошли на гору Диндим по тропе, которая ныне зовется Ясонова тропа, покорившись необходимости умилостивить разгневанную Богиню. Они не испытывали страха перед людьми-Медведями, ибо с ними шла Аталанта, и когда они заткнули уши, она испустила пронзительный, безрадостный, исполненный смеха крик, от которого у мужчин леденеет кровь: крик девы-охотницы, которая предупреждает встречных, чтобы убирались прочь с дороги, если не хотят, чтобы их обратили в оленей. Так что они благополучно добрались до вершины, с которой, ибо день был прекрасный, смогли обозреть все побережье Мраморного моря, а Проконес, казалось, лежал почти на расстоянии полета стрелы. Линкей, глядя на северо-запад, вскричал?

— Видите вдалеке ту серебряную ленту? Это Босфор, через который лежит наш путь в Колхиду.

Но никто, кроме него, не смог разглядеть пролив.

Во впадине близ вершины они обнаружили сосновый пень — верхушку сосны снесло молнией, но и то, что осталось от дерева, было столь велико, что двоим не обхватить. Аргус обрабатывал этот пень своим топором, пока пень не принял форму Богини, сидящей на корточках, уронив лицо в ладони. Когда он это сделал, все мужчины обвили лбы плющом и простерлись перед образом. Они резали себя ножами и выли, моля о прощении, Аталанта же тем временем украсила идол цветочным венком и обратилась к нему как к «дорогой госпоже с лучезарным ликом». Затем каждый из мужчин отправился на поиски огромного камня — самого большого, какой мог поднять или прикатить, и Геркулес построил из них прочный алтарь. На алтарь они возложили дары, которые принесли с собой — ячмень, сезам, желуди, сосновые шишки и кувшин превосходного гиметтского меду — дар Бута. Аталанта произнесла приличествующую случаю молитву, а они отвернули взоры и стали ждать знака. И вскоре услыхали троекратно повторившийся львиный рык — и поняли, что все в порядке.