Черные алмазы - Мор Йокаи

— Grossartig![106] — воскликнул маркграф Салиста.

— Плохо только, — вмешался барон Оскар, — что в твоей стране нет лошадей и бегов.

— Да, но в этом есть и свое преимущество: там нет тотализатора.

Теперь все смеялись: барон Оскар оставил на бегах немало денежек.

— И все же мне твоя страна не нравится, — продолжал капитан. — Кем бы я был там, если у них нет армии?

— Армии действительно нет, — подтвердил Иван. — Даже у его святейшества папы!

Тут уж господа, стоящие кругом, так и покатились со смеху, а капитан немного отступил и побагровел, но потом и он рассмеялся.

— Видали, вылитый Парацельс! Какую серьезную мину корчит, а ведь я готов держать пари: ты знаешь так же хорошо, как и я, что когда-то я был папским зуавом и нас разбили у Кастелфидардо. Я так драпал, что до самого дома остановиться не мог. Ха-ха-ха! — Вступил в разговор и аббат Шамуэль.

— У меня претензий еще больше: вы изгнали из страны Магнетизма весь клир!

— Ну, этому легко помочь, — дружелюбно сказал Иван. — Когда они познакомятся с текстом наших vesperae, быть может, они тоже войдут во вкус.

Этой репликой Иван разом всех покорил. История с vesperae была уже всем известна, ибо графиня Теуделинда справедливо решила, что будет лучше, если она сама расскажет о ней знакомым, чем если они услышат ее от посторонних. Однако шутить над этим в присутствии священника никто не осмеливался. Все считали это весьма серьезным делом. И теперь, увидев, что сам святой отец смеется над шуткой Ивана, да так, что у него слезы из глаз катятся, господа признали, что Беренд Kreuzfidel,[107] с которым можно хорошо провести время.

Ведь он «adeptus».[108] Ему знаком наш жаргон, он знает, над чем мы смеемся и как, а люди не нашего круга в это не посвящены.

Этому можно сказать «ciau!».[109]

«Славный малый этот ученый! Надо ему устроить хороший денек!»

— Правда, что ты никогда не пьешь вина? — спросил капитан Ивана.

— Раз в году пью.

— А в этом году еще не было anniversaries?[110]

— Нет.

— Ну, тогда выпьем сегодня сразу за целый год! Кто с нами?

Часть мужского общества — несколько юных ловеласов и, как водится, танцоры — вернулась в зал. Дамы после чая обычно танцевали под рояль кадриль, а если настроение поднималось, то и чардаш; граф Иштван не покидал зала, пока не уходил последний ученый и поэт, и шел домой лишь тогда, когда видел, что общество собирается расходиться. Но расходились не все, кое-кто из гостей вместе с графом уединялись в его апартаментах, занимавших во дворце графини Теуделинды весь третий этаж, и там развлекались на свой лад.

В боковых комнатах, откуда шум вниз не доносился, шло веселое застолье, поднимались бокалы с шампанским, произносились тосты.

Тут Иван показал себя еще с одной стороны: он умел пить. Тосты его были осмысленными, шутки остроумными, анекдоты новыми и забавными. И потом, сколько бы он ни пил, настроение его ни на йоту не менялось. Он оставался спокойным и веселым.

— Brader![111] — заплетающимся языком обратился к нему часов около двух граф Геза. — Мы договорились с капитаном, если ты напьешься, отвезти тебя домой и уложить как полагается. Но, прости, дорогой друг, магнетический рыцарь, я и сам не знаю, как скатиться по лестнице, совсем раскис. Так вы уж продолжайте с капитаном без меня фантазировать.

Он лег на кушетку и уснул.

Над его откровенным признанием посмеялись. Иван смеялся со всеми вместе.

Прозвище «магнетический рыцарь» так и прилипло к нему.

— Noraen est omen,[112] — заявил Иван. — Мое имя «Иван» означает «getrunken»![113] — Но признайся, — сказал капитан, — с моей фигурой, наверное, и в стране Магнетизма не полетаешь.

— Не знаю, как ты себя оцениваешь, — произнес Иван, — но, насколько мне известно, единственный, кто не «волат», это «шкиз». (Для непосвященных, а вероятно, таких много, объясняем, что «шкиз» — это лицо, облеченное высшей властью, обладающее некой infalibilitas,[114] портреты его обычно рисуют в расшитом облачении, лицо это превыше всех королей и пользуется всеобщим почетом. А «волат»[115] — пароль вольных каменщиков, означающий такое положение, когда попранное право вынуждено в течение некоторого времени покоряться фактической власти.) — А! — проговорил капитан. — Так ты и в этом разбираешься? А в карты ты играешь, ученый муж?

— Раз в три года.

— Маловато.

Почему маловато, он не успел сказать, так как снизу пришел граф Иштван и сообщил, что общество уже разошлось, графиня отправляется на покой, поэтому следует положить конец шумным развлечениям. Все нашли это вполне естественным.

Но о возвращении домой не может быть и речи, — сказал маркграф Салиста. — Сыграем в тарок! Нечего попусту терять время, отведенное для дела.

— Кто будет играть?

Прежде всего, разумеется, господин аббат — для него это научное занятие. Затем граф Оскар — у него это страсть. Третий — капитан, для него это metier.[116] A кто же четвертый?

— Ну-с, мой ученый друг?

Граф Иштван счел не лишним заметить гостю, что господа играют всегда крупно.

— Ах, что вы! — воскликнул маркграф Салиста. — По крейцеру за point.[117]

— Это верно, но, играя на крейцеры, за одну партию можно проиграть семьсот — восемьсот форинтов. Они тут тарок в азартную игру превращают.

Иван улыбнулся.

— Я ежедневно играю в азартную игру с крупнейшим вельможей, имя которому — природа. Каждый день ради ничтожной прибыли я ставлю на карту все мое состояние.

И он придвинул стул к зеленому карточному столику.

Хорошая это игра, которой заняты сейчас господа. Ее и в селах любят, только там еще не сообразили, как ее можно сделать азартной. Обыкновенно азартные игры не требуют ничего, кроме везенья и отваги. Даже мертвецки пьяный человек может выиграть. Но в тароке слепая удача, везенье, глупая случайность соединяются с расчетом, предусмотрительностью, осторожностью и риском. При игре в тарок приходится следить не только за картами, но и за лицами партнеров. Нужно быть Лаватером и уметь читать по лицам партнеров и Тартюфом, который не позволяет прочесть что-либо по своему лицу. Великим артистом, который выражает отчаяние, когда рад, и хорохорится, когда испытывает страх. Полководцем, составляющим при каждом повороте игры новый план сражения, Боско, еще при сдаче угадывающим, у кого какие карты на руках. Великодушным партнером, способным, если «надо», на жертву ради «будущего», ради «общего дела».

Поэтому господа очень жалели Ивана, когда он сел к карточному столу с тремя столь маститыми игроками. Эта игра не для человека, берущего в руки карты раз в три года и притрагивающегося к бутылке с вином раз в год. В особенности если тот и другой случай приходятся на один день.

В семь утра партнеры встали из-за стола.

Отставив стул, маркграф Салиста сказал Ивану:

— Ну, приятель, великое счастье для общества, что ты только раз в год пьешь и раз в три года играешь. Занимайся ты этим ежедневно, в подвале ялича не осталось бы вина, а в кассе Ротшильда — денег.

Иван очистил всех троих ad perament saccum.[118]

— Н-да, он все умеет! — вздохнул господин аббат.

— Ну, выпьем еще на прощанье! — сказал маркграф. — Где абсент?

И он наполнил два бокала для шампанского ядовитым, крепким зельем, отсвечивающим зеленью, которое умные люди, стесняющиеся своего ума, потягивают из рюмок величиной с наперсток.

— Ну, а это напоследок.

Граф Иштван только головой покачал, услышав шутку, но Иван поднял бокал, чокнулся с капитаном и залпом выпил крепчайший абсент.

И, как человек, сделавший все, что от него требовалось, вежливо попрощался с графом Иштваном, который просил его и впредь считать себя желанным гостем в его доме. Иван подождал господина аббата, и они вместе удалились.

А вот маркграф Салиста с трудом добрался даже до передней. Доза абсента была все же чересчур велика! В передней он удивил друзей тем, что схватил каракулевую шапку Ивана и не отдавал ее, утверждая, что она принадлежит ему. В конце концов пришлось Ивану ехать домой в военной с золотыми пуговицами фуражке маркграфа.

А когда все вышли на лестницу, капитан решил доказать, что он из страны Магнетизма, что у него есть крылья и он умеет летать. Ивану и аббату с трудом удалось свести его с лестницы на второй этаж. Но здесь Салисте взбрело в голову зайти к графине Теуделинде и поблагодарить ее за то, что она до конца выслушала его жалкое выступление, ибо он и есть тот самый ученый, который сегодня читал здесь доклад, и он проломит череп каждому, кто посмеет в этом усомниться. Его нельзя было сдвинуть с места до тех пор, пока какая-то служанка не протянула ему из-за двери руку, которую он поцеловал. После этого его с трудом втолкнули в наемный экипаж, а в отеле Ивану пришлось тащить его на себе в номер, потому что к тому времени он уже вообще ничего не соображал.