Приключения вертихвостки - Ира Брилёва

Дэвик восседал во главе длинного прямоугольного стола и сейчас был полностью погружен в изучение той кучи бумажек, которая возвышалась прямо перед его носом.

На часах была половина одиннадцатого, церемония была назначена на одиннадцать. Так что время у меня было, и я тихонько присела на один из многочисленных стульев, окружавших этот грандиозно длинный, какой-то бесконечный, как вытянутый чулок, стол. Людей в помещении было человек пятнадцать. Некоторые были вооружены камерами и фотоаппаратами — Дэвик любил размах в профессии и заранее согласовал со мной, что оглашение наследства будет происходить помпезно, согласуясь с духом нашего времени. Еще бы, такое громкое дело было доверено именно ему! Здесь был стопроцентный пиарповод для его конторы, и он, с моего ведома, не преминул им воспользоваться. Да и безопасней так. Тот, кто думает, что такие дела надо делать в тишине, ошибается. Максимальная огласка защищает иногда почище армии охранников. Ведь, кому надо, тот и так пронюхает о ваших бешеных деньгах. А публичность в таких историях отпугивает потенциальных мошенников. Ведь темные делишки любят тишину. А мне скрывать было нечего. Наоборот! С места в карьер я собиралась развернуть парочку общественных проектов, и поэтому огласка мне была только на руку.

Олег со своими ребятами незаметно растеклись по комнате-пеналу и словно бы затерялись в толпе журналистов. Я огляделась, но ни Эмика, ни его безумной мамашки не обнаружила. «Странно. Ведь должны же они быть. Все же близкие родственники. Да и по закону полагается». Я сидела на стуле, потягивая кофе, любезно сваренный мне секретаршей Дэвика. Видимо, она уже была наслышана о моем грядущем богатстве и поэтому все время вертелась у меня перед глазами, стараясь быть хоть в чем-то мне полезной. Но я ее демонстративно не замечала. Терпеть не могу людей, которые так себя ведут. Я сама никогда себе не позволяла это холуйство перед «богатенькими Буратинами» и прекрасно знала цену такому вот «человеческому фактору». Секретарша была классической «кусочницей». Вдруг что-то с барского стола обронят или намеренно бросят в ее сторону? Вот тогда она не промахнется и вцепится в этот кусок всеми четырьмя лапами. И зачем Дэвик держал рядом такую? «Наверное, хороший работник», — мысленно решила я. У Дэвика все, что касалось работы, не подлежало никаким скидкам. Я слышала парочку его видеоконференций из Вены, когда он снимал стружку и давал разнос всей своей конторе. Даже собственному партнеру. Кстати, партнер, которого мы сначала подозревали во всех смертных грехах — ему самому первому в списке потенциальных недоброжелателей было выгодно, чтобы Дэвик куда-то делся из их совместного бизнеса, оказался ни при чем. А его кислая рожа и нервное поведение проистекали от неверности его жены, которая внаглую, напоказ, гуляла от него направо и налево. А он ее беззаветно любил, страдая и мучаясь от этого порочного круга. Об этом Дэвику сообщили мои дражайшие детективы, которых он нанял параллельно со мной для прояснения вопроса о досрочном разглашении планов Сашка, которые для Дэвика закончились неприятной пулей в его мягкое место. Может быть именно их он нанял из экономии — все же свои люди не будуть драть сто шкур, а его рачительной натуре это было важно. А может из соображений профессионализма — все же они хорошо себя зарекомендовали. Ну, если не считать небольших смешных ситуаций, вроде побега бабы Маши.

Но теперь все наладилось. Партнер развелся к чертовой матери с этой сучкой, и сегодня лицо его сияло медным начищенным самоваром. Еще бы! Для его конторы через полчаса я стану клиентом номер один. С такими деньжищами меня и сам саудовский шейх с удовольствием примет в своем саудовском дворце!

А пока я скромно сидела на стульчике, попивая кофе и листая модный журнал, каким-то чудом затесавшийся в Дэвикову контору и очень вовремя оказавшийся на этом длиннющем столе. Время шло. Но ни Эмика, ни «мадам» так и не было. «Может, она испугалась?» — с какой-то призрачно-хиленькой надеждой подумала я. Но, когда стрелка коснулась одиннадцати, двери в комнату-пенал стремительно распахнулись, и в помещение вбежала или, если быть еще точнее, впрыгнула «мадам». Собственной персоной. Не оглядываясь по сторонам, с гордо поднятым подбородком она уселась на несколько стульев ближе к Дэвику, чем я. Она сидела глядя прямо перед собой. Пергидрольная секретарша, подскакивая от старательности, тут же поставила перед носом «мадам» чашечку со свежим кофе. Вот, зараза! Наверное, решила на всякий случай быть любезной со всеми сторонами. Хотя, для конторы Дэвика «мадам», так же как и я, была просто богатой клиенткой. «Что-то я нервничаю», — поймала я себя на мысли, которая в такт моим пальцам подрагивала где-то в районе моего виска.

Я продолжала машинально перелистывать журнал, а сама просто впилась взглядом в мать Эмика. Я впервые видела ее «живьем». Хищный профиль, поджатые, накрашенные алой помадой губы. Классическая охотница за мужиками. И где у Сашка глаза были? Но это мне так просто рассуждать. Я женщина. А у мужиков обычно в такой ситуации глаза находятся совсем в другом месте.

Часы пробили одиннадцать раз, и церемония началась, Дэвик торжественно прочитал весь текст, который я уже однажды слышала, важно и неторопливо перечисляя все распоряжения Сашка. Все присутствующие слушали его речь, буквально затаив дыхание. Дэвик прочитал и ту часть завещания, где говорилось о других наследниках. «Мадам» были оставлены три парикмахерских салона — один из них я знала, это было роскошное дорогое заведение, я была там пару раз. Вот ирония судьбы! А я даже не знала, чье это хозяйство!

Эмику отец тоже оставил какое-то имущество, движимое и недвижимое. Дэвику были завещаны некие активы — я не очень поняла терминологию. Но львиная доля этого огромного, просто таки гигантского состояния, как и предполагалось, доставалась мне. Только мне и никому больше. «Мадам» так ни разу и не взглянула в мою сторону. Когда Дэвик закончил оглашение этого длинного списка, я случайно бросила взгляд в сторону двери, и у меня упало сердце. Там, прислонившись спиной к дверному косяку, стоял Эмик. Он смотрел на меня. Взгляд его был спокоен и, я бы даже сказала, безмятежен. Если бы не побелевшие костяшки его пальцев на сомкнутых в замок руках и какое-то неестественно изогнутое вперед положение тела — странная поза для абсолютно безмятежного человека, — можно было подумать, что этот человек заглянул в эту комнату случайно. Эмик иногда нервно перебирал пальцами, как-будто нащупывал у себя на груди какой-то невидимый глазу предмет. Наверное, он делал это непроизвольно, но это небольшое движение выдавало его с головой. Его спокойствие и безмятежность явно были напускными.

Я повернулась на стуле так, чтобы краем глаза наблюдать за Эмиком. По тому, как его глаза жадно следили за каждым моим жестом, я поняла, что между нами далеко еще не все закончено.

За то время, которое прошло с момента моего ухода — а прошло уже, по моему разумению, достаточно много времени, чтобы что-то предпринять в отношении меня — он так ни разу даже и не попытался хоть как-то проявить себя. И это одновременно и злило, и огорчало меня. До слез!

Живя в Вене, я передумала обо всех причинах, которые могли нас как соединить, так и разлучить навсегда. Я тысячу раз обещала самой себе выбросить Эмика из головы. Но уже одно то, что я постоянно думала о нем, никак не давало мне выполнить свое обещание. А теперь, только взглянув на него, увидев его после долгой разлуки, я поняла, что люблю его так же, как и тогда, когда увидела в первый раз. Мне понадобилось все мое самообладание, чтобы не вскочить со своего места и не броситься ему на шею. Прямо здесь. Наплевав на всех и на все. Но, словно почувствовав это, его «мамашка», впервые за все это время, медленно повернулась ко мне и в упор взглянула мне в лицо. Могильным холодом повеяло от ее взгляда. Мне показалось, что в этом помещении температура сразу упала градусов на пять.

— Еще поквитаемся, — не сказала, а прошелестела она в мою сторону. Мне показалось, что ее слова, почти неразличимые, услышала только я одна. Тихий ужас вдруг приковал меня к моему креслу, а спина мгновенно стала мокрой, несмотря на работающий в полную силу кондиционер.

Чары, которые готовы были захватить меня в свой сладкий плен еще минуту назад, вдруг развеялись, и я поняла простую и очень жестокую истину. Эмик — ее сын. И вряд ли он когда-нибудь поменяет любовь к своей матери на любовь ко мне. Или к кому-либо еще. Вот он стоит, в четырех шагах от меня, и почему-то не может просто подойти ко мне и сказать:

— Пойдем со мной, и пусть весь мир летит к черту!

«И не подойдет, — обреченно подумала я. — За погляд денег не берут, а мамашу свою он на меня ни за что не променяет». Я закусила губу. Огонь в моем сердце погас, словно бы на него плеснули кувшин ледяной воды.