Испанский гамбит - Стивен Хантер

– Какие потери, – произнес чей-то голос рядом с ним.

Левицкий обернулся и увидел какого-то старика.

– Вы кладбищенский сторож?

– Да, señor. Мальчиков, которые скончались в госпитале сегодня ночью, принесли сюда утром.

– Я знаю.

– Вы ищете какое-то определенное лицо?

– Нет. Я хотел всего лишь отдать последний долг погибшим.

– Какие потери, какие огромные потери. Остается только надеяться, что они скончались ради правого дела.

«Один-то уж точно», – подумал Левицкий.

Он отступил назад и недолго постоял, переводя дух.

«Старею».

Затем двинулся дальше. Штурмовик бросил на него любопытный взгляд, но не стал останавливать. Дойдя до госпиталя, он вошел внутрь.

– Вы по какому делу, сэр? – спросила дежурная.

Еще одна молодая девушка из Германии, наверное, еврейка. Она даже не назвала его «комрад».

– Я разыскиваю своего сына. Его имя Браунштайн. Йозеф. Он сражался в бригаде Тельмана, но мне сказали, что он ранен.

– Подождите минуту, пожалуйста.

Пока девушка внимательно просматривала список, Левицкий присел на стул, стоящий здесь же в вестибюле. Входили и выходили солдаты.

– Герр Браунштайн?

– Совершенно верно. Мы приехали из Германии в тридцать третьем. Тут его называли мистер Браунштайн. Что с ним? Вам известно, что с моим сыном? Он здоров? В штаб-квартире его партии в Барселоне мне сказали, что он…

– Мистер Браунштайн, к сожалению, я вынуждена сообщить вам, что ваш сын, Йозеф Браунштайн, раненный двадцать шестого мая в бою под Уэской, скончался прошлой ночью. Полученные им ранения…

– А-а-а. О боже мой! Боже, боже! Пожалуйста. Мне нужен… О боже, я…

И Левицкий стал оседать на пол.

– Санитар, – закричала девушка, – позовите скорее доктора. Этому человеку плохо. Прошу вас, герр Браунштайн. Пойдемте со мной. Прошу вас, сюда. Входите же.

Он едва сумел подняться на ноги.

– Мне сказали, что у него всего лишь незначительное ранение. Боже, мой мальчик, он, знаете, был флейтистом. Учился музыке в Париже. О, какой у меня замечательный был мальчик. Я же просил тебя не ходить на войну, сын мой. О боже, что это был за ребенок!

Дежурная ввела его во внутреннее помещение, где стояла кушетка. Почти тотчас туда вошел врач.

– Примите мои соболезнования, – обратился он к Левицкому. – Но вы понимаете, война не щадит никого. Количество погибших исчисляется тысячами. Но эти жертвы не напрасны.

– Ох, боже мой, боже мой!

– Вот, примите эти таблетки. И отдохните, пожалуйста, хоть несколько минут. Ваш сын погиб, сражаясь против Гитлера. Разве вас не утешает эта мысль, герр Браунштайн?

Левицкий положил в рот таблетки, сделал вид, что глотает. И лег на кушетку.

– Хорошо. Оставайтесь тут некоторое время, герр Браунштайн, когда вам станет лучше, можете идти. А мы пока постараемся разобраться, куда они положили тело вашего сына. Тогда вы сможете навестить его.

Левицкий закрыл глаза, надеясь, что тогда они поскорей уйдут. Выждал еще минут пять и мигом скатился с кушетки. Выплюнул таблетки и кинулся к картотечному шкафу, стоявшему у стены. Вытянул ящичек с буквой «Ф» и быстро пролистал карточки.

Карточки с фамилией Флорри там не было.

«О, черт бы подрал этих испанцев! Конечно, эти карточки давно устарели. Какие безнадежные болваны! Чтоб вас всех черти взяли, идиоты! Пусть Германия разделывается с ними как хочет, они это заслужили».

Он едва успел упасть обратно на кушетку.

– Вам уже лучше?

– Да, мисс. Я, пожалуй, пойду.

– Герр Браунштайн, может быть, нам следует попросить водителя, чтобы он отвез вас домой? Где вы остановились?

– Нет. Спасибо вам, конечно. Я и сам доберусь.

Она провела его через приемный покой.

– Одну минуту. – Девушка остановилась у своего стола. – Я нашла это для вас.

Она выдвинула ящик и что-то достала из него.

Медаль.

– Это медаль «За заслуги перед Республикой». Я подумала, что вам будет приятно иметь это на память о вашем сыне.

– Но это ваше.

– Моего брата. Был награжден ею в прошлом году. Но он погиб при обороне Мадрида. Вот, и я хотела бы, чтобы она была у вас. Ваш сын тоже заслужил ее, разве не так?

Левицкий вдруг испугался, что опять упадет в обморок.

– Вам плохо?

– Не принесете ли стакан воды? Мне нехорошо. В горле совсем пересохло.

– Конечно, конечно. Сию минуту принесу.

И она исчезла. Теперь Левицкий смог разглядеть папку, лежавшую на столе. На переплете было написано: «ФЛОРРИ, РОБ. (Англия). 29-я дивизия».

Он распахнул папку, глаза заскользили по строчкам испанских букв, пока не выхватили последнюю запись: «Liberación, 5.22.37 Permiso Cab de Salou».[65]

Когда девушка вернулась со стаканом воды, он жадно схватил его, залпом выпил и повернулся к двери.

– Медаль! Вы забыли медаль.

– Спасибо, мисс, – поблагодарил он и взял чужую награду.

В тот же день Левицкий отправился в Каб де Салоу, но перед отъездом завернул на кладбище и отыскал сторожа, которого видел утром.

– Вы что-то хотели?

– У меня есть медаль.

– И что, señor?

– Она принадлежит юноше, который похоронен здесь. Его фамилия Браунштайн. Не могли бы вы положить ее под дощечку с его именем?

– Хорошо, – ответил старик, и Левицкий отбыл.

Ему не пришло в голову подумать над тем, почему папка Флорри оказалась не в общей картотеке, а на столе дежурной. Причина же была в том, что на эту карточку поступил приказ из СВР. И майор Володин уже спешил в Таррагону, чтобы забрать ее.

22

Миссия

– Комрад Флорри, я хотел поговорить с вами о танках, вы не удивлены? И о мостах. Это вопрос нашего будущего.

К Флорри обращался мужчина, растолстевший, но до сих пор энергичный. На нем был мешковатый, с высоким воротом свитер, растянутый нижний край которого ни в малейшей степени не замаскировали ни портупея с тяжелым самозарядным «старом»,[66] ни куртка, накинутая на плечи. Приветствуя Флорри, входящего в комнату Джулиана, он встал, и на лице его заиграла фальшивая улыбка.

– Рад, что вы к нам присоединились, – произнес он. Стеклянный глаз смотрел тускло и безжизненно, зато второй сверкал адским блеском. – Рана вас уже не беспокоит?

– Нет. – Флорри чувствовал, как глубоко безразличен его ответ Стейнбаху. – Всего лишь царапина.

– Вы уже знакомы с моим другом Портелой. Хотя встречались при довольно щекотливых обстоятельствах, насколько я помню.

– Что и говорить, сегодня ваш друг в значительно лучшей форме. Прежде я считал чудеса монополией церкви.

– И в помине никаких чудес. Всего лишь театральное представление, небольшой фокус с пистолетом. Нам пришлось исполнить сцену с расстрелом из осторожности, там могли находиться вражеские лазутчики. Никто не должен был догадаться, что Портела – мой агент, только что вернувшийся из долгого и опасного рейда по тылам противника.

– Рад приветствовать вас в мире живых, комрад Портела, – сказал Флорри.

Низенький и вертлявый молодой испанец щелкнул каблуками со старательностью генерала из комической оперетты и отвесил поклон.

– Buenas noches,[67] комрад Флорри, – напыщенно произнес он. – Слышать ваши комплименты для меня большое удовольствие.

Для бравого шпиона он был несколько толстоват и коротковат.

– Почему вы не присядете, комрад Флорри? Может быть, нас ожидает нескучный вечер.

Флорри уселся.

– Как раз перед твоим приходом мы занимались тем, что пытались решить, как бы нам устроить в Арагоне взрыв погромче, – тотчас заговорил Джулиан.

Флорри уже доводилось видеть его таким: охваченный странным возбуждением, он был просто вне себя от какой-то легкомысленной радости и едва мог держать себя в руках. В том же костюме, в котором был за обедом, Джулиан расхаживал по комнате со стремительностью пантеры, то и дело сжимая и разжимая пальцы рук. Неожиданно Флорри почувствовал к нему неприязнь.

– Как вы знаете по собственному опыту, – продолжал Стейнбах, – народная милиция ПОУМ взяла на себя руководящую роль во взятии Уэски. Со стороны анархистов, которые разделяют наши политические воззрения, нашу любовь к революции и нашу веру в свободу, мы видим самую искреннюю поддержку. Но из-за того, что мы не смогли взять Уэску, нас стали называть предателями, замаскировавшимися фашистами, контрреволюционерами. Эта ложь повторяется снова и снова, все громче и громче. Люди начинают ей верить. Нет нужды называть имена тех, кто ее распространяет, ибо это те самые люди, которые арестовывают и убивают наших лидеров. В начале прошлого месяца в Барселоне прошли уличные бои. На нас оказывается огромное давление. Неизвестный диверсант взорвал наш арсенал. У меня в ушах до сих пор гремит эхо того взрыва! По всем этим причинам нам необходимо захватить Уэску. Это вопрос не только нашей чести, но и выживания. На карту поставлены наши жизни!