Тень - Виктор Александрович Шмыров

видал-то.

Кологривов долго молчал.

— Ну, что будем делать? — откашлявшись, спросил старшина.

— Нужно сначала установить личность писателя, а потом встретиться с Малышевой. Она здесь?

— С утра здесь была. И это все?

— Все. Только «писателя» устанавливать вам. Меня она знает, мне к ним в дом пока соваться нельзя.

Старшина утвердительно кивнул.

— У вас найдется повод в дом заглянуть, документы спросить?

— Да как не найдется. Удобнее всего — проверка паспортного режима, время сейчас дачное, в каждом, почитай, дворе либо родственники гостят, либо так. А проверки мы каждый год устраиваем, хоть и впустую — кто же будет на пару недель мороку с пропиской затевать? В этом году, кстати, сельсовет этой кампании еще не начинал. Так что все одно к одному.

— Ну хорошо. Сейчас и поедем. Дом Кузиной далеко?

— На другом краю.

— Поедем на машине, там вы мне дом и покажете.

— А машина какая? — окна понасенковского кабинетика выходили во двор, и он не видел, как подъезжал Кологривов.

— Газик. ГАЗ-69.

— Это хорошо, пойдем. А то ведь, бывает, и на «Волгах» приезжают да еще черных, за версту видно — начальство! А газиков у нас и своих полно.

Тут только оценил Виктор куницынскую предусмотрительность, а там, в Ленинграде, найдя по номеру старенькую эту машину, даже обиделся в душе, посчитав, что акции его упали окончательно.

Дом Кузиной оказался капитальным строением. Не веселеньким обшитым крашеным подтоварником домиком с пропильными фасонисто-кукольными наличниками, какие в великом множестве вытесняют традиционное крестьянское жилье уже не только в среднерусской полосе, но и на Урале, а порой и в Сибири, а внушительных размеров пятистенок из черных бревен с высоко вознесенными над землей оконцами, крытым двором, тяжелыми воротами, украшенными неброским орнаментом в виде округлых лепестков цветка, резанных прямо по толстым плахам.

Мимо кузинской избы машина прокатила дальше по пыльной улице, огибая табунки суетливых кур, до следующего перекрестка. Здесь Понасенко, кряхтя, выбрался из тесного ее нутра, одернул мундир, поправил на голове фуражку и зашагал обратно, вниз, а Кологривов на машине параллельной улицей вернулся назад.

Понасенко обошел несколько строений, имитируя подворный обход, у Кузиной пробыл пять минут, выйдя из него, снял фуражку, поскреб в затылке и двинулся дальше. Он посетил еще пять домов и только потом завернул за угол, где ждал его в машине Виктор.

— Муж это ее, Малышев Павел Петрович, — объявил минуту спустя, забравшись в машину и поерзав, устроиваясь на тесном для него сидении.

— Как это — муж?

— Да так. Я и документик видел, все точно.

— Какой документик? Паспорт?

— Да нет, не паспорт, паспорт, говорит, дома, в Ленинграде, лежит. Удостоверение институтское.

— Удостоверение? — голос лейтенанта заставил Понасенко оглянуться и пожать плечами.

— Ну да. Ленинградский научно-исследовательский геологический институт. № 658. Предъявитель сего тов. Малышев Павел Петрович действительно работает в институте в должности старшего научного сотрудника. 17 апреля 1973 года. Подписи, печати, фотография, продлено — все в порядке!

Виктор молчал. Такое же удостоверение Малышева, под тем же № 658, выданное 17 апреля 1973 года и тоже имевшее все необходимые реквизиты, лежало сейчас в сейфе полковника в Перми вместе с другими вещами «геолога» в качестве вещественного доказательства.

— А что, что-то не так? — обеспокоенно зашевелился Понасенко.

— В том-то и дело, что не так. Что он здесь делает все лето, спрашивали?

— Конечно! Отпуск творческий, говорит, получил полугодовой для работы над трудом научным, книгу пишет, вот и живет с мая.

— А документ этот, удостоверение, не может быть фальшивым?

— Фальшивым? Не-е знаю... А что, может и такое быть? Да вроде все в порядке, солидный документ, в пластик вплавлен. Разве что фотография, может быть, переклеена, это же не паспорт, просто мастичная печать, можно и подделать, глазом не разберешь... Да пойдемте к нему вместе. У них владение не оформлено, я и сказал, что кого-нибудь из поссовета приведу.

— А жена? Тьфу ты, Малышева то есть?

— Ее дома все равно нет, в магазин уехала, а там сейчас перерыв.

Они посидели, выжидая время, и минут через десять пошли к дому. Ворота оказались запертыми изнутри, на стук никто не отзывался.

— Давайте я с другой стороны обойду, там тоже выход есть, — предложил участковый. — А вы пока тут подождите.

Кологривов кивнул.

Понасенко в сторонке, там, где к рубленым хозяйственным постройкам примыкал штакетный заборчик сада, отодвинул незаметную калитку и скрылся внутри. Обратно он выскочил минуту спустя, запыхавшийся и возбужденный. Виктор рванулся навстречу:

— Что там?

— Такое дело, Виктор Миронович! Дом-то, значит, там на замке, а соседка, — он махнул рукой в сторону ближайшей к кузинской усадьбе, — она там у себя в саду работает, видела, как писатель этот минут десять назад задами к реке с рюкзаком прошел. Никак скрыться собрался?

— Куда можно выйти задами?

— Да куда угодно! Хоть к лесу, хоть на большак.

— Как уехать можно?

— На автобусе, — старшина взглянул на часы. — Он уже отошел. Только что!

— А еще?

— На попутной можно или на электричку уйти, тут леском...

— Поехали за автобусом!

До машины бежали. Затем газик неожиданно резво для старого своего тела сорвался с места и, распугивая поросят и кур, вскидывая задом и взвывая форсированным мотором, понесся пыльными улицами села. Водитель, склонившись низко к рулю, короткими точными движениями посылал его то вправо, то влево, огибая выбоины. Рейсовый ЛАЗ настигли километрах в пяти. Прижавшись к кювету с ювелирной точностью, так, что колеса застреляли щебеночными залпами в ромашковый луг, машина накренилась, грозя опрокинуться, но, не снижая скорости, обошла автобус и, вырвавшись метров на сто вперед, взвизгнув тормозами, разом встала поперек дороги. ЛАЗ не успел еще остановиться, когда Понасенко и Кологривов бежали ему навстречу.

Шофер смотрел испуганно и выжидающе. Виктор протянул в форточку раскрытое удостоверение и указал глазами на переднюю дверь, возле которой топтался Понасенко. Сбоку видно было, как участковый прошел до конца по полупустому салону, осматриваясь и коротко кивая знакомым, вернулся обратно, задержался у двери, спросив о чем-то водителя, и еще раз обежал салон глазами. Потом он вышел. Виктор махнул рукой, автобус тронулся, а газик послушно сполз с его пути.

— Нет, Виктор Миронович, — выдохнул Понасенко. — И шофер его на остановке не видел, на попутки он не садился. Так что, видно,