Долина Безмолвных Великанов - Джеймс Кервуд

На полу стоял заплечный мешок, вполовину меньший, чем у Кента, и, подняв его, он обнаружил, что мешок почти ничего не весит. Недолго думая, Кент прикрепил его к своему мешку, пока Маретт надевала плащ и первой спускалась вниз по лестнице. Внизу она подождала, пока он спустится; в руках у нее был широкий прорезиненный дождевик Кедсти.

— Вам надо надеть это, — заявила она.

Девушка слегка дрожала, протягивая Кенту плащ инспектора полиции. Румянец почти сбежал с ее щек, когда она обернулась к двери, за которой оставался мертвец. Девушка помогла Кенту надеть дождевик и приспособить заплечный мешок. Затем она постояла некоторое время, прижав руки к груди и безмолвно шевеля губами, словно читая про себя молитву, которую не смела высказать вслух.

В нескольких шагах от них гремела и бушевала гроза. Казалось, она набрасывалась на дом с новой яростью и силой, громыхая в дверь, грохоча над головой оглушительными громовыми раскатами, словно предупреждая, чтобы они не смели выходить наружу. Кент потянулся и погасил лампу в коридоре.

В полной темноте он распахнул дверь. Дождь и ветер сразу же ворвались внутрь. Свободной рукой Кент отыскал Маретт, притянул ее поближе к себе и снова захлопнул дверь, но уже снаружи. Выйти из освещенного коридора в кромешный мрак бури было подобно тому, как если бы они провалились в черную гудящую и свистящую бездну. Она поглотила и растворила их в себе, так что они перестали различать друг друга. Затем внезапно вспыхнула молния, и Кент увидел лицо Маретт, бледное и мокрое, но обращенное к нему с непостижимым, удивительным блеском в глазах. Даже во мраке можно было разглядеть этот блеск. Он появился в глазах девушки с тех пор, как Кент вернулся к ней от Кедсти и опустился на колени перед ее кроватью.

Лишь тут, в грохоте бури, он разгадал тайну странного сияния ее глаз. Девушка верила в него. Даже смерть и ужас не могли погасить искрящийся блеск ее глаз. Кенту захотелось во всю мочь закричать от радости, вызванной этим открытием, издать дикий вопль счастья прямо наперекор ливню и ветру. Он ощутил прилив гигантской силы, переполнившей его, более могущественной, чем силы бури и ночной грозы. Руки девушки лежали на его плече, словно она боялась потерять его в кромешной тьме; легкое прикосновение их было подобно электрическому контакту, через который Кенту передавалась теплая живительная энергия. Он протянул руку и обнял девушку, так что его лицо на мгновение прикоснулось к ее мокрой маленькой шапочке.

И тут он услышал ее голос.

— В заливе стоит баркас, Джимс, — проговорила она, стараясь перекричать рев бури. — Совсем рядом, возле тропинки. Мсье Фингерс держит его там на всякий случай, снабдив всем необходимым…

А Кент только что думал об усадьбе Кроссена и о его открытой лодке! В который раз благословив Дерти Фингерса, он взял Маретт за руку и зашагал по тропинке, которая вела через тополиную рощу.

Ноги их сразу глубоко погрузились в мокрую грязь; ветер с ливнем буквально забивал дыхание. На расстоянии вытянутой руки невозможно было различить даже древесный ствол, и Кенту оставалось лишь надеяться, что молнии будут вспыхивать достаточно часто, чтобы помочь им не потерять дорогу в темноте. При первой же вспышке он внимательно присмотрелся к склону, спускавшемуся к реке. Проворные ручейки во множестве стекали вниз. Камни и пеньки повсюду попадались им на пути, сапоги скользили по размытой глине. Пальцы Маретт снова цепко держались за его руку, как и во время их поспешного бегства к дому Кедсти из полицейского участка. Тогда Кент весь дрожал от восторга, который вызывало их прикосновение, но теперь его пронизывало другое трепетное чувство — всеохватывающее чувство обладания, безграничная радость сознания, что Маретт принадлежит ему. Эта ночь с ее грозой и кромешным мраком была самой чудесной из всех его ночей!

Кент вовсе не ощущал неудобств ненастной грозовой ночи. Все ее неприятные стороны не могли остановить радостное, стремительное движение крови в его жилах. Солнце и звезды, день и ночь, свет и мгла стали теперь для него банальными и незначительными явлениями, потому что рядом с ним, борясь вместе с ним, пробиваясь сквозь ночь вместе с ним, веря в него, завися от него, была живая душа, существо, которое он любил больше собственной жизни. Много лет, сам не зная того, он ждал этой ночи, и теперь, когда она настала, она захлестнула и смела в сторону всю его прежнюю жизнь. Кент больше не был охотником, он стал дичью. Он больше не был одинок, но у него было бесценное сокровище, которое он должен был защищать, — бесценное и беспомощное сокровище, уцепившееся в темноте за его руку. Кент чувствовал себя не беглецом, но победителем, достигшим величайшего триумфа. Он не ощущал ни неуверенности, ни сомнений.

Впереди лежала река, ставшая для него душой и надеждой всей его жизни. Это была река Маретт, и это была его река, и через совсем короткое время они достигнут ее. И Маретт все расскажет ему о Кедсти. Кента ни на минуту не покидала уверенность в том, что все будет именно так. Она расскажет, что произошло, пока он дремал. Он верил в это беспредельно.

Они подошли к пропитанному влагой откосу крутого обрыва у подножия холма, и молния выхватила из мрака край тополиной рощи, где О'Коннор впервые увидел Маретт много недель тому назад. Тропинка вилась меж черных стволов могучих деревьев, и Кент на ощупь отправился по ней в темноте. Он не пытался разговаривать, но, выйдя на открытое место, освободил руку и обнял свою спутницу, защищая ее от порывов ветра и грозы. Затем высокий кустарник стал хлестать ветками по лицам беглецов, вынудив их остановиться и подождать очередной молнии. Кент не слишком нетерпеливо ожидал ее. Он теснее обнял девушку, и в сплошной бездне мрака, под проливным дождем, под беспрерывными раскатами грома над головой она прижалась к его груди, ожидая, всматриваясь во мрак вместе с ним, и трепет ее тела передавался ему, заставляя его сердце биться в унисон с сердцем девушки. Нежная и хрупкая фигурка, доверчиво прильнувшая к нему, наполняла его острым чувством восторга и ликования. Сейчас он не думал о Маретт как о великолепной бесстрашной амазонке, направляющей револьвер на троих мужчин в полицейском участке. Она не была больше таинственной, дерзкой, невозмутимой и строгой гордячкой, которая держала его в каком-то подобии молчаливого благоговения в первые часы их пребывания в доме Кедсти. Потому что сейчас она прижалась к нему, ища в нем спасения и защиты, абсолютно беспомощная и испуганная. Какое-то чувство подсказывало Кенту в невообразимой сумятице бури и грозы, что нервы ее не выдержали, что без него она расплакалась бы от страха и попросту пропала бы. И Кент был рад этому! Он прижал ее теснее; он склонил голову, пока лицо его не коснулось мокрых, растрепанных волос, выбившихся из-под ее круглой шапочки. Но тут молния снова разорвала мрак, и Кент разглядел перед собой тропу, ведущую к дороге.