Том 11 - Николай Лесков

За сим писавый кланяюсь

Николай Лесков.

<1885>

<В редакцию журнала «Новь»>

Милостивый государь Александр Маврикиевич!

Мой роман «Незаметный след» остался неоконченным. Печатание его оборвалось на первой части, что крайне неприятно как лично для меня, так равно для читателей и редакции «Нови».

Приступая к печатанию моего романа, редакция «Нови» была гарантирована письменным условием между мною — автором романа, и вами — редактором-издателем «Нови», в своевременном доставлении всего романа, так что печатание «Незаметного следа» должно было окончиться еще в марте.

Но разные неблагоприятные обстоятельства, о которых неуместно было бы говорить здесь, — помешали мне исполнить принятое мною на себя обязательство. Единственно по моей вине редакция «Нови», окончив печатание первой части романа, не могла напечатать окончание его, — в чем я и извиняюсь перед читателями журнала, а также и перед редакцией, которую я, совершенно неожиданно для самого себя, поставил в такое неловкое положение в отношении подписчиков журнала.

Примите, милостивый государь, уверение в совершенном почтении.

Н. Лесков.

<Сентябрь 1885 г.>

Чужое заглавие

(Письмо в редакцию)

Позвольте мне сделать заявление, к которому я вынужден довольно странным поступком одной маленькой издательской фирмы.

В текущем 1887 году, по весне, книгопродавческая фирма М. О. Вольф выпустила книжку моих «Рассказов кстати». Это были фельетонные рассказы, написанные à propos, по поводу того или другого из современных происшествий. Потому они и названы «Рассказы кстати». Цена их 2 руб. 50 коп.

Ныне же фирма Вольф прислала мне книжку, вышедшую на сих днях в Москве, под тем же самым моим заглавием: «Рассказы кстати», с ценою 1 руб. 25 коп. Кто автор названных московских рассказов, — я не знаю, а издателем ее обозначена фирма «Сверчок».

В интересах моего издателя я нахожу вынужденным заявить, что московские «Рассказы кстати» писаны не мною и что на эксплуатацию заглавия, под которым мои рассказы были писаны и потом отдельно изданы, — у меня никто согласия не спрашивал.

Николай Лесков.

12 октября 1887 г.

Петербург.

<Письмо в редакцию «Нового времени»>

Усвоение московской книжке тождественного названия с моею книжкою, изданною в. Петербурге Вольфом, было неприятно не мне, а моему издателю. Я был того мнения, что всякий протест в этом случае бесполезен, так как лицо, о котором приходилось упоминать, очевидно держится того взгляда, что в издательстве можно считать позволительным и пристойным все, что не наказуемо по закону. Нынешнее письмо московских издателей должно убедить людей, ранее не согласных со мною, что мои соображения были верны.

Свое вынужденное и очень краткое заявление я ограничил тем, что тождественность заглавия назвал явлением «странным», а о самых московских рассказах сказал только, что «они писаны не мною» и что о присвоении им заглавия моей книжки «меня никто не спрашивал».

Мне кажется, что все это правда и что в словах моих нет никакого принижения чести вовсе неизвестной мне московской фирмы.

Все остальное в письме этих господ можно оставить без дальнейшего слова.

Николай Лесков.

<1887>

Товарищеский подарок

(Письмо в редакцию)

В «Новом времени», 2-го октября, напечатана заметка г. Петербуржца о юбилейных подарках писателям, и при этом сделано указание на вышедшую на сих днях из печати «Библиографию» моих литературных работ с 1860 по 1887 год. Г-н Петербуржец находит, что такие библиографии были бы уместны во всех тех случаях, когда собираются чествовать заслуги писателя, но у нас об этом «должен похлопотать сам юбиляр, как похлопотал, например, г. Лесков». Приблизительно в этом же роде 1 октября по поводу моей «Библиографии» высказался г. Фаресов в газете «День».

Я очень признателен г. Петербуржцу и г. Фаресову за их внимание к моей «Библиографии», но прошу у вас позволения сделать к этим известиям поправку, которая имеет свое значение в возбужденных теперь разговорах о «литературных юбилеях и подарках».

Я не желал бы, чтобы кто-нибудь подумал, что «Библиография» моих сочинений есть подготовление к празднованию моего юбилея. Двадцатипятилетие моей литературной деятельности уже прошло. Два года тому назад некоторые из небольшого числа моих литературных друзей желали чем-то ознаменовать этот день, и об этом тогда проскользнуло известие в «Еженедельном обозрении»*. Я тотчас же отклонил эту затею и напечатал о том заявление, Друзья мои смилостивились и оставили меня в покое. С тех пор никаких сборов к празднованию моего юбилея не было, нет теперь и не должно быть вперед, так как я считаю это для себя неудобным, незаслуженным, ненужным и ни под каким предлогом ничего подобного никогда не приму. Но и о «Библиографии» своей я тоже не «хлопотал». Она появилась совсем иначе: без моего участия. И деятели и свидетели этого происшествия все налицо и все известны в литературном круге.

Насчет своих литературных работ я всегда был так же беспечен, как и другие, и когда, по весне 1888 года, возникла мысль об издании собрания моих сочинений, то я увидел себя в крайнем затруднении: как обозреть свои собственные работы и как сделать из них соответственный выбор? Тогда молодые писатели Ф. Ф. Александров*, В. И. Бибиков* и И. И. Ясинский* посоветовали мне обратиться к П. В. Быкову*, у которого будто бы отмечены все мои работы. Я был этим удивлен, но обратился к г. Быкову, который пожелал мне сделать литературный товарищеский дар — он сам безвозмездно составил и прислал мне «Библиографию» моих сочинений — дар, глубоко меня тронувший и чрезвычайно мне приятный и полезный.

Таково происхождение моей «Библиографии», о которой я нимало не «хлопотал», а которая досталась мне как литературный подарок от товарища, сумевшего сделать для собрата самый дорогой и приснопамятный подарок. Я эту «Библиографию» напечатал на память себе, для раздачи друзьям, и пустил несколько экземпляров в продажу для тех немногих людей в публике, которых это может поинтересовать.

Во всем этом достоин внимания и воспоминания, а может быть достоин и подражания, пример П. В. Быкова, благодаря которому я имею «Библиографию» моих работ. Дар этот сделан мне этим литератором по одной только литературной дружбе, и тем он мне бесконечно дорог.

Пользуюсь этим случаем, чтобы гласно выразить П. В. Быкову мою искреннюю благодарность за его настоящий литераторский дар товарищу.

Николай Лесков.

<1888>

О повести «Зенон-златокузнец»

(Письмо в редакцию)

Некоторые грустные и для меня, как для писателя, весьма многозначащие обстоятельства побуждают меня просить редакцию «Русских ведомостей» напечатать от меня нижеследующие строки.

В августе 1888 года в петербургских газетах было помещено известие, что я написал повесть из первых веков христианства, под заглавием «Зенон-златокузнец». Потом вскоре же среди разных других литературных новостей было упомянуто, что повесть «Зенон» приобретена редакциею журнала «Русская мысль», который издается в Москве, и что повесть эта будет напечатана в осенних книжках этого журнала.

Все три известия были верны, но одно из них — именно последнее — осталось невыполненным, и это подало повод к таким рассказам и толкованиям, которых я не могу оставить без разъяснения.

В кружках литературных и среди читателей, интересующихся тем, что нового является в литературе, быстро распространились и упорно держатся два. крайне неприятные мне известия. Говорят, будто в повести «Зенон-златокузнец» под вымышленным именем представлено мною одно недавно умершее лицо русского происхождения, жившее и действовавшее в Москве, и будто это повело к затруднениям, расстроившим мои отношения с редакторами журнала «Русская мысль», почему повесть «Зенон» и не напечатана в этом журнале.

Оба эти сведения совершенно ложны: никакого охлаждения или разрыва в отношениях моих с редакциею «Русской мысли» не происходило. Отношения наши нынче так же дружественны, как они были до сих пор и каковыми я желаю сохранить их навсегда. Во всей повести «Зенон-златокузнец» нет ни малейшего намека на какое бы то ни было известное «русское лицо», и никто не может указать ни в одном из лиц повести даже случайного сходства в указанном роде. Повесть «Зенон» относится к III веку христианства в Египте. Она, если можно так выразиться, есть повесть обстановочная. Тема для нее взята из апокрифического сказания, давно признанного баснословным, а историческая и обстановочная ее стороны обработаны по Эберсу и Масперо и по другим египтологам. Ничего представляющего какие бы то ни было современные происшествия в России, в Европе или вообще на всем белом свете, — в повести моей нет. Повесть просто представляет интересное старинное происшествие. Герой повести «Зенон» — художник из Александрии, а героиня Нефорис — богатая вдова из Антиохии, влюбленная в Зенона и обращаемая им в христианство. Все событие происходит в конце III или начале IV века в самом городе Александрии и частью на утесе Адер около одного из гирл реки Нила. Никаким сопоставлениям с русскими нравами и положениями там нет и места — в чем я и свидетельствуюсь редакциею «Русской мысли», которой хорошо известно содержание повести «Зенон-златокузнец». Лучшим же подтверждением моих слов может послужить немецкий перевод «Зенона», который сделан с корректурных листов и появится в немецком журнале.