Кофе с мышьяком - Александра Столярова

Я вспоминала любимого человека, который сбежал от меня на край света и оставил меня здесь одну собирать по осколкам разбитую гордость и восстанавливать чувство собственного достоинства.

Я думала о своем сыне, который может остаться без отца, и все мои попытки как-то это исправить ни к чему не привели. Сколько ошибок я уже совершила на этом пути и сколько еще могу сделать?..

Из комнаты раздались странные щелчки и гудение, а потом послышался знакомый бумажный шелест. Я вылезла из ванны и пошла посмотреть, в чем дело. На пол с меня стекали ручьи воды и пены, но мне было все равно.

Из факса рывками шла бумажная лента; я и забыла, что на аппарате установлен автоматический прием сообщений. Дождавшись, пока припадочный древний факс успокоится и прекратит дергаться, я вынула лист и прочитала начириканные наспех слова: «В интересующий тебя период в Москве и области пропала чертова туча девушек. Не хочу связываться с этим делом, мои приятели в милиции и так уже на меня нехорошо смотрят. У меня нет ни сил, ни желания, ни времени перелопачивать досье и искать инфу. Да и возможности мои сильно ограничены. Я умываю руки. Если хочешь, можешь забрать машину. Привет семье».

Бедолага Филиппов предпочел отправить факс, вместо того чтобы позвонить мне лично. Наверное, он уже слышать не может мой голос... Надо же, как допекла мужика! Ладно, пусть живет.

Скользя по полу босыми ногами, я вернулась в ванную, накинула махровый халат и отправилась в кухню выпить кофе. После долгих слез самое то, что нужно, чтобы прийти в себя. Стоя у плиты и бдительно следя за джезвой, я вдруг осознала, что страшно голодна: еще бы, поесть в ресторане мне так и не удалось. В морозильной камере нашелся кусок говядины, и я отправила его в микроволновку – оттаивать. Потом порезала на тонкие ломтики, отбила молоточком, щедро натерла солью и специями, замариновала в минеральной воде и лимонном соке, поставила в холодильник на полчасика. Минералка сделает мясо нежным-нежным, его останется только быстро обжарить, и можно наслаждаться.

Когда мой обед уже шкварчал в сковородке, я вдруг вспомнила о Ромке, который лежал в больнице позабытый-позаброшенный и страдал от невкусной еды, которая и здорового доведет до истощения. А ведь я обещала ему стейк! Но на ресторанные изыски у меня не было денег: последнюю наличность я отдала в качестве компенсации за разбушевавшегося Тетерина... Кстати, я что, осталась без копейки?!

Беглый осмотр сумочек, карманов и заначек подтвердил: денег нет. Нашлись пятьдесят долларов в паспорте и сто восемнадцать рублей, завалившиеся за подкладку в зимней куртке. На что я буду сына кормить до конца месяца? Понятия не имею.

Мясо дожарилось и выглядело очень аппетитно, но мне кусок в горло не полез. Ладно, раз уж еды получилось много, отвезу Ромке, все равно вышло не хуже, чем в ресторане.

Я быстро собралась, упаковала мясо в лоток, завернула в фольгу черный хлеб и последний соленый огурчик, одиноко плавающий в банке. Если уж и это не поможет Ромуальду почувствовать себя человеком, тогда я умываю руки.

В палате у Ромки я застала какую-то незнакомую девицу. Она была высокая, худая, с гривой светлых волос, на высоченных каблуках и в мини-юбке. Типичная манекенщица. Острое личико было заплаканным, тушь потекла, делая ее похожей на вампиршу из «Ночного дозора». Ромка сидел на кровати и упорно смотрел в окно, не обращая внимания на демонстративные всхлипы своей посетительницы. Кажется, я попала в самый разгар любовной драмы. Надо было развернуться и уйти, пока меня не заметили, но я опоздала: девица вскинула на меня глазищи и посмотрела так злобно, словно я была убийцей ее любимой бабушки.

– Что вам нужно? – резко спросила она.

– Стасенька! – с облегчением воскликнул Ромка. – Рад тебя видеть, проходи.

– Мы еще не договорили! – возразила девица. – Рома, я должна тебе кое-что сказать...

– Зайчик, я уже все слышал, у меня нет проблем со слухом. – В голосе Ромки звучала неприкрытая брезгливость. – Но ты же взрослый человек и должна понять, что любым отношениям когда-либо приходит конец.

– Ага, чтобы закрутить романчик с новой девкой? Это она, да? – И девица истерически ткнула в меня пальцем. – Что ты в ней нашел? Она же страшная как... как не знаю кто. Такие тетки совершенно не в твоем вкусе, Рома, я же тебя хорошо изучила.

– Когда это, интересно, ты успела? – скривился Ромка.

– Да уж успела, не беспокойся! Значит, ты все это время пудрил мне мозги и просто пользовался мной? А я-то думала...

– Зайчик, мы взаимно друг другом пользовались и не скрывали этого. Я тебя сразу предупредил, чтобы ты ни на что не рассчитывала. Так что какие ко мне претензии?

– А с этой у тебя что? – Девица снова зыркнула в мою сторону. – Большая любовь?

– Девушка, успокойтесь, вы ведете себя как истеричная малолетка, – сказала я презрительно. – Ром, я погуляю, пока вы тут выясняете отношения...

– Да, погуляй, дылда, и можешь вообще не возвращаться, – встряла зареванная манекенщица.

– Уймись, дура! – рявкнул Роман.

– Ромочка, прости, – заверещала та. – Но я правда не хочу с тобой расставаться...

Она вела себя так, что мне стало противно и стыдно. Никакой женской гордости, никакого чувства собственного достоинства! Хотя понять ее можно – Ромка кавалер хоть куда: и умен, и красив, и богат, но даже из-за такого рыцаря на белом коне не стоит терять лицо. Если, конечно, есть что терять.

Я не стала оправдываться, что пришла к Ромуальду по делу, не стала объясняться, просто стояла и ждала, пока девица придет в себя. Она еще поревела, потом всхлипывания прекратились. Нахохлившаяся, словно мокрая курица, манекенщица смотрела на Ромку с укоризной.

– Ну иди уже, иди, – устало попросил он. – Мы с тобой во всем разобрались, начни новую жизнь, ты же умница, красавица...

На красавицу в данный момент девица нисколько не походила, а умницей ее можно было назвать с большой натяжкой. Она встала и поволоклась к двери, едва передвигая ноги. На выходе она повернулась и скорбно произнесла:

– Учти, я все-таки люблю тебя. И всегда буду любить.

Тут я вспомнила последнее письмо Алексу, и мне стало так стыдно, как никогда в жизни. Я ведь то же самое написала ему, только в других выражениях. А значит, чем я отличаюсь от бедолаги-манекенщицы? Да ничем! Такая же идиотка безголовая! Я уже была готова выскочить из палаты, чтобы наедине с собой предаться угрызениям совести, но Ромка окликнул меня:

– Эй, Стась, ты чего? Она уже ушла.

– Что это было? – спросила я печально. – Семейная сцена?

– Да какая там семейная, – поморщился тот и махнул рукой. – Дурочка хочет выйти замуж и завести детишек... а меня такая перспектива, сама понимаешь, не радует.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});