Не бойся, тебе понравится - Агата Лель

- восхищённо выдыхает мама в трубку.

- Ага, здорово, - конечно, я ничего не слышала, но расстраивать восторженную туристку не хочется, к тому же краем глаза я замечаю, как Ветров наклоняется и поднимает что-то с пола.

- А ты, чем занимаешься?

- Я? - зависаю.

- Ну да, ты.

- Ну-у... - снова кошусь на Эмиля, он определённо держит что-то в руках, но что именно я не вижу - находку скрывает стол. - Я... ужинаю.

- Одна?

- Конечно, что за вопрос!

- А тот парень? Симпатичный блондин, что заезжал за тобой вчера. Если хочешь, можешь пригласить его к себе, поболтаете, посмотрите кино, я не против. Думаю, Витя тоже. Но главное, Лея, без глупостей, поняла меня? Я ещё не готова стать бабушкой!

- Ма-ама-а... Ну что ты со мной как с ребёнком в самом деле.

Ветров сидит опустив низко голову, по-прежнему удерживая что-то в руках. Я плохо вижу его лицо, он он явно чем-то расстроен.

Да что там былотакогов моей сумке?!

- Ни-на-а... - слышится умирающее на заднем фоне, и мама суетливо бросает:- Ну пока, дорогая. Витя зовёт. До связи, целую.

Убираю телефон в карман джинсов и осторожно сажусь напротив Ветрова. Мне ужасно хочется узнать, что он поднял с пола такого, от чего сидит сейчас словно изваяние, но спрашивать почему-то неудобно. Хотя это в общем-то моя сумка и её содержимое тоже моё.

Но спрашивать и не приходится: Эмиль поднимает на меня взгляд, до боли щемящий. Такой, что даже сердце кольнуло.

- Откуда у тебя это? - вытаскивает из-под столешницы руку.

Из груди вылетает короткий вздох облегчения. Заяц! Всего лишь маленькая старая игрушка.

Да, когда я нашла её на чердаке, то случайно утащила с собой, а потом решила оставить. Сама не понимаю, почему, но этот заяц мне чем-то понравился. Я решила, что не случится ничего плохого, если я заберу его себе, вряд ли Ветров настолько сентиментальный, чтобы расстраиваться из-за того, что из сундука на чердаке исчез, что уж - не самый симпатичный допотопный зверь, с которым он играл в глубоком детстве.

Но глядя сейчас в его глаза наполненные болью вперемешку со злостью, я понимаю, что, видимо, сильно погорячилась...

- Я нашла его на чердаке, когда ты просил отыскать твои вещи.

- Я знаю, где он был, я спрашиваю, что он делает у тебя?

Нервно сглатываю и цепляюсь пальцами за салфетницу, мне крайне необходима сейчас хоть какая-то мнимая опора.

- Да брось, это всего лишь старая игрушка, зачем она тебе?

- Это не просто старая игрушка! - взревел он так громко, что я вздрогнула и даже отпрянула назад. Я действительно испугалась его такого: зрачки расширены, грудная клетка вздымается часто-часто.

Это ужасное чувство вины и безысходности, когда ты понимаешь, что сделала что-то не то, нехорошее, но что именно понять не можешь.

Стискиваю несчастную салфетку и чувствую, как образ напротив становится размытым, и это не внезапная потеря зрения, просто глаза заполнились непрошенными слезами.

Только этого не хватало.

- Извини, я не знала, что он так тебе дорог. И я не собиралась его красть, я просто нашла его и... оставила. Он напомнила мне мою детскую игрушку. Только и всего, - резко поднявшись, собираю дрожащими руками со стола пустые тарелки и спешно ретируюсь с поля его зрения.

Громко ставлю посуду в раковину, включаю шипящий напор воды.

Только. Не вздумай. Реветь!

Выливаю средство для мытья посуды на губку, бездумно намыливаю миску.

Придурок! Из-за какого-то уродливого зайца! Зачем я вообще сунула его тогда в сумку!

Может его, конечно, разозлил даже не факт того, что я прикарманила его детскую игрушку, а то, что обыскивала чердак. Может, он решил, что я ползала там с лупой или его просто бесит, когда берут без спроса его вещи, даже те, которые ему сто лет не нужны. Чёрт знает, чего он так завёлся и чёрт знает почему я так остро на всё это реагирую!

Какого хрена я рву каждый раз сердце из-за этого грёбаного самовлюблённого кретина?! Какого, мать его, хрена?!

Не реветь не выходит: нервное перенапряжение всего дня, странного вечера и капля алкоголя делают своё дело - я всё-таки даю волю малодушным слезам. Собираю их губами и, незаметно приподняв руку, вытираю мокрые щёки плечом, стараясь тем временем не всхлипывать, чтобы оно не понял, что я плачу. Ещё чего. Нет, я не плачу. Я просто мою посуду.

Я почувствовала, что он подошёл, скорее вибрацией тела, чем услышала шаги. Я знаю, что сейчас он стоит за моей спиной и не понимаю, какого чёрта ему от меня нужно.

Приходит, выделывается, орёт на меня. Кто дал ему это право! Пусть катится к своей Мие и орёт на неё!

На рычаг крана ложится его широкая ладонь и, надавив, останавливает поток воды. В кухне повисает звенящая тишина, только скрежет пенной губки по уже чистой белой тарелке и оглушительный грохот моего сердца.

Или его слышу только я?

- Пойдём на крышу?

- Чего? - оборачиваюсь и громко шмыгаю распухшим носом. - Куда пойдём?

- На крышу.

- У меня всё не настолько плохо. Бросаться не собираюсь.

Уголок его губ трогает едва заметная ухмылка - следуя карте скудных мимик Ветрова это означает, что он "смеётся" над моей удачной шуткой.

- Бросаться отсюда неразумно - не так высоко. Просто посмотрим на звёзды.

Моргаю слипшимися ресницами и снова шмыгаю. Он что, издевается надо мной? Какие к чёртям собачьим звёзды?!

- Там нет звёзд, снегопад же.

- Он давно закончился. Небо чистое. Идём, сама всё увидишь.

Неуверенно бросаю в раковину губку и вытираю руки о вафельное полотенце. Затем, следую за ним из кухни в гостиную, натягиваю "найки", потом плетусь вверх по лестнице, и мне кажется, что всё это какой-то сон