Цивилизатор в СССР 1978 (СИ) - Кулаков Игорь Евгеньевич

— Всё, что было, письменно изложено… — ещё раз повторил Пичугин ответ на неоднократно уже ранее задававшийся ему полковником вопрос.

* * *

Поздний вечер того же дня. Номер одной из Пермских гостиниц. Елена Борисовна К.

…Это было 13… да, чуть больше 13 лет назад. В Москве. На Пушкинской площади, в Москве. Она тогда говорила им…

И ещё… ведь один из них… точно! Да, Воробьёв как раз отсюда, из Перми и даже… учился в том ВУЗ-е, про который ребёнок заявлял как свою «альма-матер в 90-х».

Тот Воробьёв, поменяв несколько ВУЗ-ов, оказался в МГУ и вышел на ту злосчастную демонстрацию «за Синявского и Даниэля». На филолога, кажется, он учился.

Вот что ему и ему подобным не хватало? Она же лично просила их разойтись. Чтобы остались в ВУЗ-е и учились дальше. Они грубили ей, оскорбляли. После напились. А дальше, после отчисления, она больше и не слышала о нём… их там несколько было. Зачем? Из-за какой-то ерунды… жизнь себе ломали.

И этот ребёнок вундеркинд… он пророчит такое, какое никакой диссидент не выдумает… что у Вяткина в голове, что ещё выдумает? Почему? Зачем? Как смог?

Как вообще может быть такое — «сознание из будущего»?

Что за бред…

С другой стороны, второй след, с религией связанный, может быть более обоснованным, в отличие от тех попыток «знахарства» у его отца. У религиозных людей в голове всякое творится. Правда тут, религиозных пророчеств от вундеркинда пока вроде не прозвучало. И объяснение он фантастическое, но материалистическое себе приписывает…

Да. Без личной встречи никак. Пора самой попробовать понять его. Что же, он сам им легенду в руки, можно сказать, вручил.

А её настоящая должность референта ректора МГУ — самое то, что нужно для доверия родителей…

И, кто знает, может слова товарища Андропова ещё сбудутся. И удастся отсечь ребёнка от возможного религиозного влияния. У старообрядцев много чего странного творится. Хорошо, что удалось раскопать эти подробности… про родственников его.

Всё равно единственная вразумительная идея насчёт начального происхождения этих «пророчеств» пока. А что, если голова начитавшегося чего попало юного гения всё преломила так?

Ладно, спать уже пора. Я забегаю вперёд…

* * *

17 февраля 1979. Вяткин И.Ю.

— …Почему вы, Иван, не поддержали меня?

Словно «под копирку». Тот же наш двор, тот же снег, та же осточертевшая лопата. Я постоянно заставляю себя… ради полезных моему юному организму прогулок и физических действий на свежем воздухе изображать ребёнка, увлеченного зимним ковырянием с замёрзшей влагой:-)

Вся разница — я сейчас не один. Как в тот раз, когда в начале января Пичугин заезжал. И это всё?? Ещё полтора месяца минуло. Как мучительно медленно всё делается в стране советской.

Или это у меня от ритма цифровой эпохи? Отвыкания от привычек и требований которого так пока и не произошло, несмотря на «восстановленную в 1978-м» ту привычку проведения многих часов (по учёбе и ради личных интересов) в библиотеке 80-90-х?

— А должен был? — недовольно смотрю я на тётку предпенсионного возраста, которую Пичугин представил час назад моим родителям как референта ректора МГУ, Елену Борисовну как-там её, что-то на «К»…

Женщинка она резвая. Ну очень.

— А разве нет? Вы же так стремились к… контакту? Учитывая то, что вы написали в письмах?

Ага. Чуть лучше…

— Что вы читали из них?

— Все.

— Прекрасно. А кого вы, собственно представляете?

— Не понимаю вас, Иван.

— Содержание моих писем не было предназначено некой Елене Борисовне, которая представляется референтом ректора МГУ. Я же чётко сказал Пичугину и другим… кстати, вы хоть знаете, кому?

— Товарищам Коноплёву и Щербинину…

— Хорошо, пусть знаете… значит и должны понимать, для кого предназначено то, что тут. — указываю на свою голову в детской шапке на искусственном меху с резинкой, обтянутой вокруг и прижимающей «ушки». — а вы кто? Совсем не та, кому надо слушать меня. И я — не вундеркинд…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Я для этого здесь… и вы просили сами «о версии»…

— Я просил для связи, а не для того, чтобы вы довели мою мать до слёз, взяв с места в карьер… моё тело — оно… тело 5-летнего. Какой, простите, нахер, «специнтернат для одарённых детей»? Вы в своём уме? Мало мне мучений в садике. Я всю эту комедию с вундеркиндством разыгрываю день за днём, чтобы хоть как-то иметь чуть больше степеней свободы и объяснять окружающим все мои странности. Вы точно не тот человек, который должен слушать меня!

— Хорошо, Иван… она пристально смотрит на меня — Я, действительно референт ректора МГУ. А ещё я — полковник комитета государственной безопасности.

— Это радует. Мне всё равно ничего не остаётся, кроме как поверить вам на слово.

— Вот мы и сделали первый шаг к доверию, Иван?

— Пока в основном за мой счёт, что не было бы так страшно… хоть и не приятно лично мне… как страшно, что за счёт утекающего времени для спасения страны.

— Вы снова об…

— Конечно же. Стал бы я ещё писать письма ради какой-то иной цели, если бы не считал её достойной. Будь всё хорошо в будущем… я просто наслаждался бы второй жизнью, правил мелкие ошибки и ловил известные мне заранее возможности… можно подумать, что мне доставляет удовольствие так подставлять себя и свою семью, кроме как не ради судьбы единого пока народа.

— Иван… трудно поверить во всё, что вы писали и говорили…

— Во взрослого, для начала поверьте, дальше легче будет.

— В то, что вы общаетесь как взрослый, верю.

— Япона мама… блин… у меня скоро мат на хаттезе… не важно, что это… полезет… неужели вы не понимаете, что никакой вундеркинд, даже читающий с 2х, условно лет от рождения книги по множеству отраслей знаний не способен одолеть множество тем, которых могу коснуться я в разговоре с вами и поделиться опытом, которого нет у пятилетнего…

— Это загадка… которую я не могу объяснить… как и не смогли товарищи Пичугин, Коноплёв и Щербинин. — произносит дама.

— Объяснение есть только одно. Которое я вам дал… не знаю, в результате чего, но моё взрослое сознание с полным опытом полувека жизни очутилось в своём же 5— летнем теле!

— Если я вам скажу, что ваши письма уже прочтены… — она замолкает.

— Кем?

— Одним из тех, чьи фамилии вы называли в разговоре с…

— Прекрасно, а дальше что? Вы вообще помните, что я написал насчёт Ирана?

— Да. Хороший прогноз, точный.

— От 5-летнего, да? — издевательски замечаю я.

— Я уже сказала всё, что могу в данный момент.

— Короче, товарищ Елена Борисовна, простите, вашу фамилию плохо расслышал… моё обожаемое государство пусть чуть-чуть пошевелится в ответ и придумает, как не доставлять проблем моей семье…

— Иван, скажите, пожалуйста, вы знаете, что ваши предки со стороны мамы из старообрядцев? — неожиданно, прервав его, переключается она на совсем, казалось бы не относящуюся к делу тему.

— Да. А…э-м-м, какое это имеет отношение к обсуждаемому вопросу?

— Я считаю, что прямое.

— А я — нет… но готов выслушать вашу версию, которую вы себе придумали, чтобы и дальше упрямо отказываться от правды, которую я вам сразу поднёс.

— Вы весьма грубы, Иван.

— Есть такое. Но время, оставшееся до падения в бездну, истекает, а заржавелые шестерни механизма пролетарского государства почти не крутятся. Точнее, крутятся не в ту сторону… до сантиментов ли, Елена Борисовна?

* * *

Тогда же. Там же. К. Елена Борисовна

Товарищи Пичугин, Коноплёв и Щербинин были правы. 100 раз правы. 5-летние дети ТАК не говорят и не способны вести такой диалог.

А этот — вёл.