Мир - Анатолий Анатольевич Логинов

буржуазией договариваться по тактическим вопросам против оппонентов.

Пока у власти находятся прагматики вроде Машерова, Романова и прочих «сталинистов». Но «ленинское крыло», как они себя на называли в пятидесятые (когда хотели перехватить власть после смерти Сталина) существует и по-прежнему пытается войти во власть. Хотя КГБ изрядно проредила их ряды по пятьдесят восьмой пункт (троцкизм). Той самой пятьдесят восьмой, которую в Союзе никто не отменял. С точки зрения Тома — правильно сделали. Так что недовольные, если они и были, вынуждены были маскироваться. Поэтому информации к размышлению у Томпсона оказалось маловато, намного меньше сведений о возможных американских вдохновителях.

Поэтому он переключился с неактуальных размышлений на думы о своей жизни и семье. Эмми и Айвен… то, что подарила ему судьба и что он ни за что не хотел бы потерять. В это время в голову Тома вдруг неожиданно приходит мысль, что вся его жизнь с «того» момента превратилась в сплошной вестерн. Где он играет главную роль ганфайтера, лихо или не очень лихо, расправляясь со своими соперниками и преодолевая непрерывно возникающие на пути трудности. Только теперь ему этого совершенно не хотелось, а хотелось простой и спокойной жизни вместе с семьей. Стараясь не думать об этом, Томпсон попытался вспомнить подробности из жизни Пискунова и, впервые внимательно всматриваясь в сохранившиеся воспоминания, неожиданно обнаружил несколько «точек бифуркации». Да, оказывается были и Толика моменты, когда его жизнь могла превратится в аналог нынешней жизни Тома. Начиная с предложений прапорщика Мимоходова и особиста части капитана Мазура, до встречи с однокашником Мишей Плоткиным. Получается, что он и «тогда» мог быть и офицером армии или КГБ, или даже успешным коммерсантом. Не смог или не захотел, просто потому что жизнь и так была сравнительно спокойная и его самого все устраивало. И сейчас, если бы не умения его «второго я», жизнь и карьера Тома Томпсона скорее всего закончилась бы в том самом отеле.

Размышления Тома прервал донесшийся из полуоткрытой форточки звук, который он сразу узнал. Кто-то подъехал, как раз в то самое время, когда спать хочется больше всего и которое моряки называют «собачьей вахтой». Том аккуратно, чтобы не стукнуть лишний раз, положил третий магазин на заранее приготовленный стул. И застыл, готовый в любую минуту стрелять, двигаться и бить, при необходимости, всем что попадется под руку. Вспомнив, как говорил старый приятель его деда, такой же старый и сморщенный дед, запомнившийся пятном ожога на щеке: «Снаряд еще полметра до танка не долетел, а я, старый сталинский танкист, уже в канаве».

«Ничего, десантники-парашютисты и призраки АНБ тоже кое-что умеют», — успел подумать Томпсон, когда донеслись приглушенные звуки, напоминающие шум открытия бутылок с шампанским и падение чего-то мягкого, но тяжелого, на пол. Тихонько приоткрылась дверь в соседнюю комнату. Судя по силуэту, отразившемуся в лунном свете на полу, Лиззи решила прислушаться к происходящему. Но дверь столь же быстро прикрылась, видимо Чикконе тоже засекла демаскирующую ее картинку. Почти одновременно за дверью комнаты кто-то отчетливо потопал, заставив Тома насторожиться. Но тут же он успокоился, гость начал негромко насвистывать мелодию. «Кровь на стропах», неофициальный гимн парашютистов, — узнал Том. — Свои».

Он осторожно стукнул запасным магазином о пистолет. Потом еще раз. На третий дверь открылась и в комнату заглянул ясно различимый в свете Луны Джек.

— Готово, сэр. Двое морпехов, шофер и этот… «третий секретарь». Двоих КИА, один тяжело ранен, один — легко. Так как их было больше, применили оружие на поражение, — отрапортовал он, просочившись в комнату.

— Кто жив?

— «Секретарша» и один из морпехов — злобно ощерился Рейвен. — Но секретарь долго не проживет — тяжелый.

— Тогда пошли — допросим, — приказал Том. И вышел вслед за Джеком. Пистолет, кстати, из рук не выпускал, причем снятый с предохранителя. Паранойя иногда очень продляет жизнь.

Допрос поневоле продолжался недолго — скоро должен был наступить рассвет. Добитых «морпехов», которые оказывается в списках охраны не числились, труп водителя и полумертвого Лихи загрузили в машину и отвезли к указанному самим Лихи колодцу канализации. После чего добили и ничего больше не знавшего «секретаря», аккуратно скинули трупы в колодец. А машину отогнали назад к даче. И поставили на прежнем месте, словно ничего не случилось и ее просто принесло ветром. Так что утром крепко спавшего коменданта ожидал неожиданный сюрприз. Еще больший сюрприз ожидал посла, когда выяснилось, что пропали аж четыре работника посольства, включая третьего секретаря Лихи.

Но, как и положено дипломату, при встрече с генералом Томпсоном посол Томпсон[3] выглядел абсолютно спокойным. Невозмутимо поздоровался, поговорил на отвлеченные темы. Сообщил, что для проживания специалистов НАСА русские выделили дом неподалеку от здания Главкосмоса, ВДНХ и гостиницы «Космос». Уточнил сроки переезда и пообещал всемерное содействие соотечественникам в случае любых недоразумений.

— … Но признаюсь вам честно, Том, — улыбаясь во все шестьдесят четыре зуба настоящей голливудской улыбкой заметил он, — русские не меньше нас заинтересованы в сотрудничестве, особенно в столь сложной миссии, как полет на Луну. Полагаю, что никаких провокаций, трений или недоразумений вам ожидать не следует.

— Я вполне доверяю вашему компетентному мнению, Льюэллин, — ответил Том. Подумав, что неплохо бы сейчас пересчитать все пальцы на руках, после рукопожатия с таким квалифицированным дипломатом.

После разговора с послом Томпсон и сопровождавшая его в качестве секретаря Чикконе поехали на выделенной им машине в главное управление Главкосмоса, расположенное на Ярославской улице. Почему там — никто Томпсону сказать не смог, но судя по тому, что рядом, как и в «том» мире располагался Музей Космонавтики и гостиница «Космос», кто-то решил, что такое соседство будет вполне логичным.

Здание офиса, по американским понятиям, оказалось сравнительно небольшим, намного меньше возвышающейся неподалеку гостиницы. Как потом узнал Том, и чиновников в нем было совсем немного, зато стояла собственная радиостанция, а в подвальном помещении располагался вычислительный центр сразу из двух больших ЭВМ, терминалы которых можно было увидеть почти во всех кабинетах.

Встречал американцев у входа в здание невысокий подвижный лейтенант, оказавшийся адъютантом самого руководителя, генерал-полковника (запаса) ВКС Каманина. Легендарный летчик, еще в тридцатые прославившийся участием в спасении участников полярной экспедиции на пароходе «Челюскин», оказался высоким, выше Томпсона, крепким мужиком с рублеными чертами лица и короткой армейской прической. Мундир генерала сидел на нем как влитой, с привычной элегантностью кадрового военного. С одобрением покосившись на мундир Тома, также украшенный планками наград, он крепко пожал ему руку. С Лиззи же поздоровался совсем по-европейски, поцеловав руку. Чем вогнал казалось ко всему привычную разведчицу в легкую краску.

Обменявшись приветствиями, причем на английский слова