Изначальное желание - Дмитрий Денисов

Я кашлянул и загадочно сверкнул глазами. Какая разница: кивну я или помотаю головой? Седельщик меня не воспринимает, поглощенный собственными рассуждениями. Тем более, мои слова могли сбить его с мысли. И я молчал. Он вздохнул, ухмыльнулся и снова заговорил:

— Вот о каких вещах неожиданно для себя я стал задумываться, мудрец. Я начал понимать, кем становлюсь для «своих». И кем они становятся для меня. Нет, я в душе не корыстный и не жадный! Говорю ж, изначально я вообще не был таковым. Но после, делая бескорыстно, я обнаружил, как армия «своих» неожиданно быстро начала расти. Даже в очередь выстраивались за подарком. И в итоге я поймал себя на мысли, что попросту работаю на «своих». Причем совершенно бесплатно. При этом я за свои деньги закупал кожи, дерево, инструменты и прочие необходимые вещи. За деньги — значит корыстно. Не находишь это странным? Нет? Ну как же! Получается — ко мне с корыстью, а я — бескорыстно.

Он метнул острый взор вдоль торговых рядов. Толпа размеренно шумела и двигалась. Поодаль проехал конный страж, бросая по сторонам ленивые взгляды. От него пахло железом и силой. На нем сверкала кольчуга, легкая кираса, стальные поножи и наручи. Голову венчал открытый шлем с гребнем. С плеч спадал алый плащ с злотым грифоном, на поясе болтались меч, кинжал и длинная скрученная плеть. Последняя сразу отличала городских стражей от рыцарей и иных всадников. И пахла многоликой болью. Грозный страж кивнул седельщику, даже чуть улыбнулся. Резкая тень шлема и косой шрам на щеке делали улыбку мрачной и суровой. Седельщик тоже кивнул. Однако смотрел при этом не на стража, а на его поскрипывающее седло. Я смотрел на всех и ждал. Страж бесстрастно отвернулся. Покой и порядок не привлекали его внимания. Его интересовали беспорядки. Ведь он — та сила, что приводит любые волнения к изначальному спокойствию. И тут же теряет к ним интерес. Цокот копыт удалился и растаял в гулком водовороте голосов. Мастер снова обратил взгляд на меня. Я удивленно поднял брови, показывая свою заинтересованность. Я ждал продолжения. Он широко развел руками, вновь поискал глазами стража. Точнее свое седло. Не нашел, хотя алый плащ и шлем торжественно возвышались вдали над пешей толпой. И с ухмылкой заговорил:

— Да, приятно, когда у тебя много друзей. Приятно видеть их довольные дружеские лица, когда они восседают в твоих красивых седлах. Приятно, когда они искренне тебя хвалят. Честно говорю — приятно. Как мне, так и им. Но вот одно неприятно, причем очень сильно — я стал попросту разоряться. Пробовал брать с друзей хотя бы то, что сам трачу — все одно разоряюсь. То есть работаю впустую. Ну, думаю — нет ребятки. Хоть вы и друзья… и вдруг я задумался — а друзья ли они? Разве это дружеские отношения? Ведь любой товарообмен — это отношения рынка. То есть торговые. Но не друзей. Дружеские отношения должны быть бескорыстными, то есть нематериальными. И я, наконец, понял — их нельзя попросту смешивать. Тогда будут и друзья, и золото, и седла и все прочие блага. Лишь дома, за кружкой пива мы можем быть друзьями, но не на рынке. Мы можем делиться воспоминаниями, советами, мы можем хвалить или осуждать друг друга, указывать на сильные и слабые стороны характера, и прочее такое. Но, мы, повторю, не должны быть друзьями на рынке, иначе, рано или поздно, попросту перестанем быть друзьями вообще. И знаешь, мудрец, это поняли многие, кто ремеслом занимается. Или торговлей. Особенно здесь, в многолюдной столице. Здесь народу тьма, и каждый второй к тебе в друзья набивается. Да только не я им нужен, а, выходит, мои седла. Я с большим трудом поверю, чтоб к тебе в друзья кто-то набивался. Потому что ты, хоть и умен, но все ж… извини… нищ. Материальных ценностей у тебя нет. И делом ты никаким не занимаешься. Словом, материальных благ или пользы с тебя не получишь. Человек же, неважно — друг или нет, в этих благах нуждается, и жить без них попросту не может. А потому и нет у тебя друзей. Вот так вот.

Мне пришлось виновато развести руками. Мол, прав ты. Но я скорее это сделал из желания показать свою заинтересованность его словами. Он оценил — покивал, осматривая меня с ног до головы. Да, из материальных ценностей имею лишь рваный плащ, обветшалые одежды да пару дырявых сапог. Но на сей раз, их вид вызвал у торговца теплую искреннюю улыбку. Мой вид подтверждал его суждения. Он символизировал его правоту, и седельщику стало приятно. Я снова услышал его слегка возвышенный голос:

— Поэтому, когда меня снова спрашивали «свои», я отвечал: «Шесть!». Да, шесть золотых стоит мое седло для «своих». Для всех остальных пять, но для своих шесть. Что? Интересно — почему? Почему я цену поднял? Да, всем тоже стало интересно, почему вдруг для «своих» оно подорожало. Так я и отвечаю: пытаясь получить скидку, пусть даже в один золотой, «свой» желает оставить этот золотой в своей мошне. То есть обогатиться на один гульден. Ведь он может потратить его на другие желания и прихоти. То есть обогащает свои желания на один золотой. Ведь так? Так. Но тогда и я имею то же самое уникально дружеское право. Потому что, повторюсь — дружба, равно как и любовь, и иные отношения, должна быть взаимной. Значит, я не просто могу, но должен отдать седло за шесть, дабы гульден оказался уже в моей мошне, и я потратил бы его уже на свои желания.

Седельщик самодовольно потер руки, радуясь собственной изворотливости. Меня тоже она радовала. Но не как суть, а как стремление изменить свою жизнь с помощью одной лишь мысли. Поэтому я снова в удивлении поднял брови и округлил глаза. Он насмешливо причмокнул языком.

— Да, поначалу такое всех тоже ужаснуло. Потом возмутило. Затем оттолкнуло. После все сочли меня сверхжадным, а после и вовсе сумасшедшим. Но я ждал. Долго ждал, так долго, что даже начал терять надежду. И, представь, дождался. Все это осознали, одумались, ощутили на собственной шкуре, и вновь стали друзьями. Я, право, лишнего с них брать не стал, но зато нормальную цену всегда получаю. Пять — значит пять. Значит, оно стоит столько. Значит, я в него вкладываю четыре, а пятый — есть моя прибавка, на которую я, собственно, и живу. Ведь мне и дом содержать надо, и подмастерьям платить, и за место на рынке, и много еще чего. К тому же бывают непредвиденные расходы. Зато, когда мне что-то нужно, и это «что-то» делает мой хороший знакомый или друг, я всегда предлагаю плату больше, чем он называет. Разумеется, он отказывается, отнекивается, и тогда уже сам делает мне скидку. Вот это от души — я понимаю. Потому как я его с душой оценил. Я хочу платить ему больше. Хочу искренне. И он искренне жаждет сделать мне что-либо по-свойски. Но я все равно неумолим — я настаиваю на нормальной оплате, без всяких скидок. Единственное, о чем прошу — чтоб делали хорошо и своевременно. То есть — от души. А от души делают лишь в одном случае — для души. То есть — для себя. Поэтому, если платишь от души, то сделают и быстро, и хорошо. Не всегда, конечно, но стараться будут. По крайней мере, у тебя уже будет право требовать своевременности и качества. И дружба от этого нисколько не ухудшится, а наоборот, крепче станет. Заплатишь мало, то есть по-свойски, то будешь либо ждать долго, либо сделают абы как. И не возразишь — друг ведь. А возразишь, так узнаешь, какой ты для него друг. Когда для тебя по свойской цене все делают, а ты, скотина неблагодарная, еще и недоволен. Дружба после этого, как правило, угасает или рушится. Вот так-то.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});