Империум человечества: Омнибус - Джонатан Грин

— Да я уж понял, — сказал Волк со смехом.

— Скажи ему, что я появлюсь завтра, — сказал Крави, затем оборвал связь и сидел в тишине, наблюдая, как городские улицы — его улицы — проплывают мимо тонированных стекол. Что-то ворочалось в памяти: слова графа, произнесенные прошлым вечером, о том, что блестящее оружие ксеносов лишь начало, и что он хочет показать собравшимся Покровителям средства, которые позволят Дому Годи захватить власть над городом на долгие годы.

Что было потом? Потом было пение — сначала на высоком готике, потом на языке, слов которого Крави совершенно не помнил. Он больше походил на шум, чем на слова: щелчки и визги…

При воспоминании о визге внутри головы вновь появилось давление. Дрожащими руками он откупорил бутылку и поднес к губам.

— Куда, Михаил? — раздался по вокс-связи с кабиной, отделенной от пассажира темным стеклом, голос Грегора. Крави в два глотка осушил бутылку прежде, чем ответить:

— Домой.

Груменн не отвечал на звонки еще два дня. То же самое было и с другими Покровителями. Некоторые даже еще не выходили из своих домов после того вечера в особняке. Для тех, чьи территории были под властью Годи уже много поколений, это не было проблемой. Для Крави же было жизненно необходимо показать себя тем торговцам и владельцам магазинов и ресторанов, которые еще недавно платили дань Дому Райзигер.

Алкоголь помогает. Руки перестают трястись и проходят будящие его ежеутренние судороги. Однако и сон безмятежным не назовешь. Воспоминания об омерзительных и зловещих снах витают над ним после пробуждения, слишком нечеткие, чтобы ясно их помнить, хотя их фрагменты внезапно всплывают в памяти в течении всего дня: святилище Годи, лица собравшихся там Покровителей, изящно и чудовищно изменяющиеся, поющие вдалеке голоса, неизмеримо древние голоса, предлагающие силу в обмен на повиновение. В такие моменты Крави всегда тянулся к бутылке.

У выпивки было еще одна польза: она затуманивала разум, позволяя ему не обращать внимания на вопросы, которые грызли его по трезвости. Как оружие ксеносов попало на Эквус III? Как тут очутился этот черный каменный многогранник и что означают символы на его поверхности? Этих вопросов и боялся Крави, потому что уже знал на них ответы.

Оружие это одно. А вот Темные Боги совсем уже другое.

На следующий день он получил повестку и, дождавшись темноты, направился во Дворец Экклезиархии.

Стоя у подножия широкой мраморной лестницы и глядя на огромные двойные двери, украшенные сложным барельефом, изображающим победу Императора над еретиком Хорусом, он поймал себя на мысли, что думает о своем отце. Войцек Крави был набожным человеком, воспитавшим своих сыновей в вере в бесконечную мудрость Императора и никогда не скрывающим своё отвращение к людям, которые приходили собирать дань для Дома Годи.

Но когда они приходили, он был с ними неизменно вежливым и учтивым, и это для Михаила, его старшего сына, было доказательством того, что и они и люди, на которых они работают, имеют власть над его отцом.

Эта власть манила его, перерастая в желание стать одним из них. Поначалу он держал в тайне от отца своё участие в мелких преступлениях, но, когда Груменн принял его в свою команду, Михаил уже не мог уклонится от посещения офиса своего отца. Одетый в новый дорогой костюм и с приобретенным высокомерием человека из Дома Годи.

Он ждал отцовского гнева, но все, что увидел в его глазах — это разочарование. И всякий раз за все эти годы, когда им приходилось встречаться по делам Дома Годи, ни отец, ни сын не признавали своего родства. Лишь один раз Михаил спросил о Эмиле, своем младшем брате, который мечтал вступить в ряды Экклезиархии. Войцек Крави посмотрел на своего сына твердым взглядом и сообщил, что Эмиль принят студентом в Семинариум при Дворце.

Две латунные кадильницы, каждая высотой в два человеческих роста, стояли за главными воротами. Когда Крави проходил мимо них, сильный запах ладана окутал его. Он вступил в длинный проход нефа, и ряды скамеек поплыли мимо него. Люди молились, сидя на них или стоя на коленях, как и многие сотни тысяч подобных им во всех часовнях города. Низкий, еле слышный гул наполнил воздух. Он исходил из хоров в дальнем конце прохода, располагающихся перед высоким алтарем: мольбы о доброте и могуществе Императора бесконечно исполнялись и повторялись меняющимися священниками и послушниками. Хвалебные гимны не прекращались ни днем, ни ночью.

Крави огладывал всё это, пока не заметил того, кого искал: священника, перешагивающего порог железных врат, вделанных в решетку, отделяющую помещение для частных богослужений от остальной части здания. Священник запер врата, нарисовал ритуальный символ защиты в воздухе перед ними и двинулся вдоль бокового прохода. Ускорив шаг, Крави поспешил за ним.

— Отец, — голос Крави был чуть громче шепота. Священник развернулся. Михаил почти ожидал увидеть лицо брата под капюшоном рясы. К счастью, перед ним незнакомый человек.

— Меня зовут Михаил Крави, — сказал он священнику и замолчал. На территории, контролируемой Груменном, а теперь и им, упоминание его имени всегда производило какую-нибудь реакцию. Но не в этот раз. Священник лишь молча смотрел на него.

— Я… я предприниматель и верный последователь Императора, да святится имя Его, — продолжил Крави, уже сомневаясь в правильности своего решения придти сюда. Сюда привел его страх, страх того, что может поджидать его в особняке Годи, в котором он был три дня назад. Этот страх сменился ледяным, ужасным чувством того, что он собирается сделать: нарушить первое правило, с которого начинается обучение пехотинцев Домов, правило, которое он должен соблюдать до самой смерти. Никогда не разговаривать о делах Дома с посторонними.

— Так оно и должно быть, — ответил священник. Крави заметил мимолетную вспышку нетерпения, промелькнувшую в чертах лица служителя. — Император наблюдает за нами, чтобы мы могли спокойно жить под Его защитой от происков нечисти, богохульства и ксеносов. Если вы пришли укрепить свою веру в Его добродетели, то займите место. Обязанности требуют моего присутствия в другом месте, но я пришлю послушника, чтобы он направлял вас в Литании Восстановления.

— Нет!

От неожиданности священник отступил от него на шаг. Крави не собирался повышать голос, но знал, что если не выскажется сейчас, то не выскажется никогда:

— Моя вера сильна. Если б это было не так, то меня бы тут не было. Это… это что-то, о чем вы должны знать. Темные Боги. Они здесь… — он согнулся от боли в животе. Глубоко вздохнув, чтобы сбить позыв рвоты, он продолжил. — Они здесь. На Праксисе. Я видел их.

Церемония началась. Замкнутое пространство флигеля святилища было наполнено звуком тридцати голосов, поющих в унисон. Виктор стоял в центре освещенной свечами комнаты, вместе с Бреком и торговцем, греясь в ощутимом чувстве могущества, которое уже начало проявляться в воздухе.

На приглашение ответили все Покровители, кроме одного. Виктор заметил в каждом нервозность и чувство предвкушения. Он понимал их состояние — тоже самое ощущал и он сам, когда Брек и торговец доставили многогранник, стоящий у него за спиной. Еще были боль и неуверенность, но они прошли. Когда он разглядывал символы на каменной поверхности, он видел лишь свое будущее: невообразимые богатства и власть, о каких даже не могли помыслить все предыдущие графы, и, если верить скрипучим голосам, говорящим с ним из глубин черного камня, бессмертие.

Лишь Крави, новоиспеченный Покровитель, не ответил на приглашение. Его надо убрать и заменить. Виктор послал Груменна, наставника этого мальчишки, выполнить работу. Пение росло, и теперь сопровождалось глубоким, резонирующим тоном, который казалось, исходит из невообразимых глубин прошлого, из измерений, неподвластных человеку. Виктор почувствовал смутную грусть от того, что Крави не разделит с ними будущие богатства.

Внезапная вспышка экстаза смела все мысли из головы. Под треск позвоночника тело выгнулось назад, вдоль позвонков пробежал разряд энергии и взорвался внутри черепной коробки. Перед глазами расплылись буйные краски — человеческий разум был не в состоянии различить весь их спектр. Со сдавленным полустоном нечестивого блаженства он упал сначала на колени, а затем на четвереньки. Нечто внутри билось о его ребра, заставляя корчиться в сладострастном безумстве.

Запрокинув голову в очередном экстазе, он увидел, что с другими происходит то же самое. Большинство Покровителей стояли на коленях, некоторые лежали на полу, корчась и стоня.

Он увидел Груменна, дрожащего как парализованный зверь. Пока он смотрел на него, лицо старика начало плавиться, кожа стекала словно масло, на нем начали проявляться новые лица, все более и более невообразимые — сила Повелителя Перемен текла сквозь него.