Высшая ценность - Александр Лоскутов

— Привет, ребята. — Я постарался улыбнуться. Не уверен, правда, получилось у меня или нет, но попытка была стоящей. — Чем обязан?.. Кстати, прежде чем мы начнем беседу, может быть, представитесь?

Толстяк хмуро посмотрел на меня. Перекатил языком в другой угол рта зажатую в зубах спичку. И нехотя, будто делая мне величайшее одолжение, процедил:

— Жирдяй.

— А что, — немедленно согласился я, сохраняя на лице все ту же приветливую улыбку, — похож.

Из рыбьих глаз толстяка повеяло холодком. Стоящие по бокам морды обменялись быстрыми взглядами.

— Обидеть хочешь? — тихо и ласково спросил Жирдяй. — Нарываешься?

— Упаси Господи! Как вы только могли такое обо мне подумать? Чтобы я на кого-то нарывался? Да ни за что в жизни я не стал бы нарываться на таких крутых парней, как вы.

— Тогда говори, что тебе здесь надо?

— Эй, это вы только что ворвались в мою скромную комнату. Так что это я у вас должен спросить: ребята-октябрята, что вам от меня надо?

— Парни, похоже, он над нами издевается, — наконец-то сделал очевидный вывод толстяк.

— Умница, — похвалил я его. — А теперь, раз такой умный, быстренько освободи это помещение, пока здесь не случилось что-нибудь плохое.

И я демонстративно потянулся, будто бы невзначай демонстрируя им рифленую рукоять заткнутого за пояс пистолета.

Они не вняли.

Сразу трое — толстяк, дылда и еще один тип, до сих пор ничем не выделявшийся, — рванули вперед. Парень, которого я опасался больше всех, полез под куртку и вытащил оттуда… нет, не обрез, как я сначала опасался, а всего лишь короткий обрубок трубы.

Я лишь вздохнул…

Спустя десять минут, когда все незваные гости были препровождены за дверь, а следы короткой, но весьма ожесточенной драки полностью ликвидированы, я вновь вернулся на подоконник. Потер гудевшую челюсть. Все-таки удар у того дылды поставлен неплохо.

Вот только удар — это еще не все.

Уверен, никто из тех шестерых ни разу не дрался за свою жизнь, не сражался, когда на весах были не сладость победы и стыд поражения, а жизнь и смерть. Для меня же это было нормой. И хотя низменным рукоприкладством как таковым я почти не владел (в Управлении рукопашному бою не учат, справедливо полагая, что кулак — не самое лучшее оружие против мертвяков или оборотней), но победа все же осталась за мной.

Потому что в отличие от тех шестерых я дрался насмерть.

Только я никого не убил. Все шестеро морд остались в живых. Хотя я и не мог быть уверенным в том, что кто-то из них сможет без посторонней помощи встать на ноги в ближайший час.

Очень трудно биться за свою жизнь, поставив при этом перед собой задачу не убивать своих врагов. Бить их, швырять, получать ответные удары, но сдерживать, сдерживать, сдерживать вколоченные в учебке рефлексы. Поэтому я и провозился так долго.

Пистолет за поясом, завернутый в куртку меч в углу, завернутый в грязно-серую тряпицу кинжал… Я не хотел их убивать. Я не мог убивать людей.

Сквозь узкие щели в заколоченном фанерой окне я смотрел на косо расчерченный лучами заходящего солнца двор. Там, в тени соседней многоэтажки, знакомый мне любитель костров готовил себе на ужин что-то неопределенное, но по запаху, очевидно, мясное. При этом я готов был поспорить, что нанизанные на тонкую проволоку кусочки мяса никогда не принадлежали свинье или корове и не были куплены в мясной лавке.

Мир тебе, чей-то домашний любимец, по глупости сбежавший от своих добросердечных хозяев или неосторожно выпущенный ими на прогулку.

Я вздохнул и отвернулся.

Тридцать лет прошло. Тридцать лет. А мы так ничего и не поняли. И наверное, уже не поймем никогда. Три десятилетия назад Всевышний явил нам свою волю, устроив День Гнева. В одночасье рухнул привычный расклад. Жизнь перевернулась. Человечество нос к носу столкнулось с воплотившимся отражением своих же кошмаром. И…

И ничего не изменилось. Нет, внешне, конечно, все стало совсем иначе, но сама природа человека осталась неизменной. Низменные телесные нужды по-прежнему правят миром: жажда наживы, похоть, желание поглумиться над слабым. Это было раньше, и это есть сейчас.

День Гнева не изменил ничего. Получив по загривку, человечество подумало-подумало да и приспособилось к новым условиям. После чего преспокойно взялось за старое.

Урок не пошел на пользу.

И теперь Господь решил его повторить… Я, конечно, далек от того, чтобы считать себя умнее Всевидящего и Всемогущего, но неужели он надеется, что это возымеет действие? Ну, станет нас еще вдесятеро меньше, ну рухнет жизнь немногих оставшихся на планете городов, ну возрастет количество нечисти, ее сила и жестокость. И что? Покатится все по известному уже сценарию, пойдет по наезженной колее: сначала всеобщий хаос и паника, потом засилье мародеров, грызня за власть, медленное тяжелое восстановление общественных служб, сужение периметра и постепенный возврат уцелевших везунчиков к прежней привычной жизни.

Это в лучшем случае.

А в худшем… который, кстати, куда более вероятен! Жалкие клочки оставшегося от былого великолепия человечества. Дикари, с потрясением глядящие на постепенно разрушающиеся от времени города. Островки разумной жизни, медленно тающие под жестоким натиском внешнего мира… Или же полное и абсолютное уничтожение? Гибель человечества от рук, когтей и клыков обретшей новые силы после второго Апокалипсиса нечисти?

Нельзя воспитать в человеке что-то хорошее, подбрасывая ему неприятности, испытывая его болью и страданием. Таким образом можно сотворить только законченного мерзавца, наслаждающегося чужими муками. Или угодливого трясущегося раба, готового на все, лишь бы избежать очередного удара кнутом.

Вот только с помощью сыплющихся с неба прямо на головы всеобщих благ тоже ничему хорошему научить невозможно. Дай человеку все, что он пожелает, — и получится самовлюбленный, капризный, недалекий слюнтяй. Нет, сам по себе пряник тоже бесполезен.

Будущее — в комбинации того и другого. Пряник и кнут. Кнут и пряник…

Добро и зло…

Мне трудно судить, насколько был необходим День Гнева. Может быть, если б не вмешательство Всевышнего, все обернулось бы гораздо хуже. Не знаю. Но я понимаю, что сейчас не время для еще одного удара кнутом. Слишком велик риск… Слишком велика вероятность того., что человек после него ступит на тропу превращения если не в мерзавца, то уж точно в раба.

Неужели Всевышний этого не понимает?

Уверен, что понимает.

Но тогда что?.. Как?.. И зачем?..

Нет ответа…

Я вновь взглянул во двор. Мужичок снял с костра очередной кусок проволоки, приплясывая и перекидывая его из руки в руку, сдернул насаженный на него кусок мяса. Кинул в рот: И, смешно раздувая щеки, зачавкал.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});