Халид его пленница (СИ) - Кучер Ая

– Могу. Но что конкретно тебе не нравится? 

– Ты меня запер в своем доме!

– Ты можешь выезжать с охраной куда нужно, не проблема. 

– Ты в курсе, что не сообщил об этом? Меня даже на улицу не выпускали, пока не вмешался Кемаль. Я здесь на птичьих правах, просто… Не знаю, но догадываюсь, кем меня считают все вокруг. Я не из тех девушек, кто просто прогнуться и всё. Я не буду послужной содержанкой или женщиной, которая будет принимать каждое твоё слово как закон. 

Выпалила на одном дыхании, встречаясь с темнотой в глазах Халида. Озвучиваю самое важное. Я не смогу, даже при всём желании, просто следовать за кем-то.

Подчиниться и принимать каждый приказ, как слово Божье. Халиду ведь это нужно, чтобы весь город подчинился и прогнулся. Чтобы никто не спорил и не возникал.

А я с детства привыкла высказывать своё мнение. Драться за него, рвать. И ходить с синяками, когда связывалась с ребятами постарше. Но суть в том, что это не останавливало меня.

Каждый день – до конца. 

– Но ты будешь его принимать, Ада. Мои приказы не обсуждаются, потому что от них зависит жизнь. Моя, твоя, Янара. 

– Да? И что опасного, если я не выполню приказ надеть длинное платье? 

– За одежду мы уже решили, разве нет? 

У меня было всегда миллион причин, почему мне не следует быть вместе с Халидом. Почему это плохая идея, как он меня ломает. А сейчас… Все доводы разлетаются, как перепуганные птицы.

Люблю тебя за это.

Люблю.

У меня сердце останавливается, точно. Любовь и обещания – это глупость, сегодня есть, а завтра кто-то другой появился. Никогда не ждала этих слов, не просила.

Но услышав… 

Забыть не получается. Справится с тем, как душу прокалывает тоненькими уголками. Халид умеет бить по больному, и сейчас это был самый точный удар.

– Ты… Ты сказал, что любишь меня.

Произношу потерянно, все ориентиры сбиты. Халид способен на любовь? Не просто похоть, не желание подчинить и обладать? Любовь. Только мне кажется, что я сама не понимаю, что значит это слово. 

– Сказал. Дальше что? 

– Я… Ты в курсе, что такие признания просто так не делаются?

– Если ты ожидала свечей, романтического ужина и признания под звездами, то явно меня плохо знаешь. Это очевидный факт, если я позволяю тебе столько всего. 

– Но… Ты мудак, ты в курсе? 

– Не настолько позволяю. И не требую признания в ответ. Что тебе ещё нужно? Ты будешь со мной, Ада. Без вариантов. И я готов слушать условия, разве нет?

– Да, но…  

– Ты сама говорила, что у тебя есть цена. И если я её заплачу, то ты будешь со мной. Очевидно, что это не деньги и не чувства.

– Цербер.

Я разрушена и обескуражена, мои барьеры пали. И я выпалила то, что действительно волновало. Последнее, что никогда не даст мне быть с Халидом. То зерно злости и ненависти, которое я взращивала в себе столько лет. 

Большую часть жизни я планировала, как отомщу. Это было смыслом жизни. Мотивом не сдаться в детдоме, поступить в академию, стать лучшей на курсе.

Старая добрая месть.

И я не уверена, что когда-то могу избавиться от неё. От желания, впелетнного в нервную систему. Это то, кто я есть. А без ненависти… Как мне жить дальше, на что ориентироваться?

Но…

Люблю тебя за это.

Поэтому я признаюсь, отрезая пути к спасению:

– Цербер. Всё, чего я хотела – смерть Цербера. Если бы ты принес мне голову Цербера – я была бы с тобой, без вопросов и побегов. Вот моя цена, Халид. Неподъемная, правда?

Какая сегодня дата?

Всегда было интересно, когда именно я умру. Какие цифры выбьют на моей могиле и будет ли вообще у меня могила. Я готовилась к тому, что умру. С того самого момента, как решила отомстить Церберу.

Он отобрал у меня всё, я отберу всё у него.

Простая схема, честная. И опасная.

Потому что нельзя идти против одного из самых опасных людей города и ждать, что всё пройдёт легко. Я ведь влезла в опасные дела, светилась и была готова умереть за свою идею.

В подворотне, на перестрелке, где-то в лесу, где бы меня после закопали. Столько вариантов, миллион. Но никогда не представляла, что буду лежать в одной кровати с этим мужчиной.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Смотреть, как его лицо наливается жестокостью и строгостью. Будто каждая клеточка застыла, превратилась в сталь. А я не могу предугадать, что будет дальше.

Халид сказал, что любит меня. Признался, пусть не так, как мечтают все девчоки. Пусть просто бросил, как факт, и перешагнул. И пошел дальше, разбираться в наших отношениях.

– Я… Жила с это мыслью, Хал, - опускаю взгляд, стараюсь дышать. Только так сложно. Почему он молчит? Почему ничего не спрашивает? – Понимаешь? Большую часть жизни я думала о том, как убью Цербера. И пойду ради этого на всё. Глупо, наверное, но я говорила себе это же в нашу первую встречу.

– Что именно? – голос мужчины ледяной, пробирает меня до кости. Хочется спрятаться, пусть и на груди мужчины. – Что ты говорила? 

– Что буду с тобой, твоей. Как и когда захочешь, если принесешь мне голову Цербера, если убьешь его ради меня. Только знала, что не сделаешь. Ты ведь его помощник, не предашь ради девки своего босса. А потом оказалось, что ты и есть Цербер. И это… О, или нет. Может, не в первую встречу, но тогда. Пять лет назад. Не помню, не уверена. Я уже ни в чем не уверена.

Я бы расплакалась или всхлипнула, но получается только сделать сиплый вдох. Дышать нужно больше, чем устроить истерику. Тем более, Халид их не любит, а я…

Кажется, я люблю его.

Ничего не понимаю.

И когда вдруг оказываюсь в руках мужчины, то думаю – вот и всё. У него, наверняка, хватит сил свернуть мне шею. И бороться за сына не придётся. И спорить об одежде, которую должна носить его женщина.

А ещё…

Утыкаюсь в горячую грудь, чувствую, что всё-таки плачу. Слёзы просто скатываются по лицу. Главное доказательство моей слабости стекает по коже мужчины, полностью меня оголяя.

Он столько раз меня раздевал, обнажал перед собой. Но сейчас… Мне кажется, что я впервые действительно обнажена. Полностью. Никаких секретов, лжи, притворства.к

Есть просто я. Ирада. У которой отняли всё, которую оставили ни с чем. Цербер. И сейчас я прижимаюсь к нему, словно мой спаситель. Остров безопасности, секундная передышка.

– Не думал, что увижу твои слёзы, - его пальцы зарываются в мои кудри, медленно их растягивают. – И не думал, что не захочу видеть их ещё когда-либо.

– Я не плачу.

– Конечно.

– Разучилась.

– Оно и видно. Иди ко мне, колючка, - Халид не предлагает и не спрашивает. Затаскивает так, чтобы я уселась на него сверху. Перекинула ноги через бедра мужчины, прижимаясь как можно плотнее. – Вот так. Оцени моё терпение, Ада. Потому что я совсем не терпелив. И объясни мне, что происходит.

– Ничего. Я не… Ты хотел правду, Хал? Вот тебе моя правда. Цербер ворвался в мой дом, убил моих родителей. И я спаслась… Чудом спаслась, ценой чьей-то ошибки. Может, жизни.

– Когда это было?

– Давно, очень давно. Но это не меняет сути. А ты их… Ты даже не помнишь, Хал, понимаешь? Ты… Отнял у меня семью, отправил в детский дом, в ад. И не помнишь.

– Ты не можешь быть уверена в этом.

– Я спросила тебя. Тогда, четыре с половиной года. В день, когда сбежала. Я спросила тебя, помнишь ли ты семейство Терещенко. У тебя ни один мускул не дрогнул, ничего не заворошилось в памяти. Если бы… Если бы ты сыграл, действительно что-то помнил – ты бы нашел меня намного раньше. Знал бы всю мою историю, всё бы знал. А так…

Ответом мне служит тишина. Та самая, что мне сейчас очень нужна, необходима. Слушать чужое размеренное дыхание, подстраиваться под него. И медленно успокаиваться.

Халид не спешит меня убивать. И я впервые не продумываю, что он может сделать дальше. Не строю никаких планов. Просто обвиваю его крупную шею своими руками, чтобы было удобнее.

Вот так хорошо, да. Молча. Без лишних игр, лжи, каких-либо притворств и вариантов. Просто он и я. И в эту секунда нет вороха прошлого, нет груза тайн на моих плечах.