Идеальный маньяк (сборник) - Алексей Макеев

Студент четвертого курса агрономического факультета Средневолжского аграрного университета Дмитрий Ветлугин второй день подряд сидел в комнате общежития и корпел над курсовой работой по экономике. В ней излагались различные варианты корреляции статистических данных урожайности зерновых с учетом таких факторов, как продовольственные интервенции и дотационная политика регионов. Тема, что стало ясно с первого взгляда, была во многом надуманной, заумно-тупейшей и очень скользкой. Ее Ветлугину специально навязал доцент Шашулин, один из самых занудливых преподавателей университета. Именно с расчетом на то, что он с ней облажается. В самом деле, учитывая многозначность и неопределенность темы, при любом ее раскрытии препод мог отклячить губу и пренебрежительно обронить: «Неправильно, неуд!» А это могло означать только одно: гони бабло.

Но Димка, в свое время без труда поступивший на бюджетное отделение, считал для себя унизительным отстегивать рубли за оценки по курсовым, семинарам и за сессионные экзамены, что очень не нравилось немалому числу преподавателей. Круглым отличником Ветлугин не был, но природная смекалка и отменная память позволяли ему давать убедительные ответы на самые каверзные вопросы соискателей халявных дензнаков. За минувшие четыре года учебы большинство преподов смирились с тем обстоятельством, что с ершистого провинциала, приехавшего в Средневолжск откуда-то из степи, взятки гладки, но доцент Шашулин не терял надежды однажды урвать и с него хоть малую толику материальных благ.

Прошерстив Интернет и университетскую библиотеку, Ветлугин нашел кое-какие материалы по этой чертовой корреляции. Он взял в работу и последние статистические данные, найденные в периодике. Но самое главное, он случайно обнаружил давнюю работу ректора университета профессора Кайданцева, тогда еще малоизвестного доцента, посвященную подобной тематике. Она стала мощнейшей миной, заложенной под возможные наезды со стороны Шашулина. Допустим, тот вздумает опустить курсовую ниже плинтуса, объявить ее бредом сумасшедшего. В таком случае запросто можно будет положить перед ним брошюру Кайданцева и с эдаким тонким приколом уведомить: «А вот этот автор с вами явно не согласен!» Пусть тогда Шашулин зеленеет от злости и крутится, выискивая новые придирки.

Взглянув на часы, Димка с удивлением отметил, что время уже близится к одиннадцати. Трое его соседей по комнате обучались на коммерческой основе. Учитывая, что время было вечернее, они, скорее всего, сейчас торчали где-нибудь в кафе со своими приятельницами. Один из них, оренбуржец Юрка Фролов, встречался с девчонкой из своего же универа с перспективой создать с ней, говоря официальным языком, новую ячейку общества. Зато воронежец Генка Махов и туляк Сашка Колотилин донжуанили на всю катушку, чуть ли не ежедневно находя себе новых подружек.

Разумеется, им тоже приходилось ходить на лекции, готовиться к семинарам и писать курсовые. Но, понятное дело, не в том напряге, с каким был вынужден работать бюджетник Ветлугин. Их небедные папы и мамы при случае могли подкинуть гульденов. Любые заморочки со сдачей экзаменов и зачетов решались за счет купюр, вложенных в зачетку. Димкины родители всю жизнь проработали в селе и не нажили ничего, кроме хронического радикулита. Такой роскоши позволить себе они не могли.

«Ну так что, на сегодня хватит? – Димка захлопнул ноутбук, потянулся, помотал головой – от этого экономического занудства она гудела как трансформатор. – Все! Отбой!»

Именно в этот момент раздался осторожный стук в дверь. Ветлугин удивленно оглянулся – кого еще там принесло? Если бы это был кто-то из соседей по комнате, тот черта с два стал бы вот так деликатничать – он воспользовался бы своим ключом. Если это кто-то из однокурсников, то он долбил бы в дверь кулаком, как это было принято в их общаге. Тогда кто же это мог быть? Теряясь в догадках, Димка открыл дверь и недоуменно нахмурился. Перед ним стояла его однокурсница Екатерина Гусева по прозвищу Кармен. Он ожидал увидеть кого угодно, но только не ее.

Впервые Катю Гусеву он заметил, когда сдавал документы в приемную комиссию университета. Среди толпы абитуриентов она в своем наряде «от кого-то» смотрелась экзотичной павой, случайно оказавшейся в стае сизарей, сорок, грачей и прочих ординарных пернатых, которые слетелись на крону большого дерева, галдели и спорили о чем-то своем.

Девушка шествовала через толпу вчерашних и позавчерашних школьников, солдат срочной службы, сегодняшних клерков разных компаний и фирм. Глядя сквозь всех, кто оказался на ее пути, она нахально прошла в секретариат приемной комиссии, даже не поинтересовавшись, кто крайний в очереди. Впрочем, еще не успели затихнуть возмущенные голоса парней и девчонок, теснившихся у двери, как пава вышла из кабинета и все так же, глядя сквозь каждого, оказавшегося на ее пути, направилась к выходу.

Димка Ветлугин, вчерашний морпех с Балтики, стоявший в общей толпе, в отличие от большинства абитуриентов, отнесся к появлению брюнетистой красотки без особого внимания. Ну пришла и пришла. Ну ушла и ушла. Чего попусту молотить языком?

Он вновь увидел ту самую паву на первой, вводной лекции, которую читал декан их факультета доктор наук Максимов, и даже несколько удивился. Что ее занесло в аграрный университет? Судя по манерам и прикиду, Екатерина происходила из семьи не просто не бедной, но гораздо сверх того. Такие барышни обычно прорывались в МГУ, МГИМО и иные суперпрестижные вузы. Это не говоря уж о загранице. А тут прямо-таки Шэрон Стоун в юности, которая, не поймешь с какого бодуна, надумала затесаться в агрономы.

Пару месяцев спустя первокурсники в основном уже освоились и перезнакомились друг с другом. В это время студенческий телеграф вдруг донес до Дмитрия весьма любопытные сведения. Оказывается, Катя Гусева, прозванная однокурсницами Кармен, что ею было принято необычайно благосклонно, называла его в кругу своих наперсниц одаренной бездарностью. По ее мнению, таким персонам, как Ветлугин, нужно не в университеты поступать, а идти в токари-пекари. Ведь армейская служба сделала образ его мысли совершенно примитивным. Единственное, на что он способен, – это тупо зубрить учебные материалы. А еще она, как и многим другим на курсе, придумала ему какое-то ординарно-туповатое прозвище по первым слогам его имени и фамилии – Димвет.

Димка услышал это сообщение, переданное ему Генкой, пожал плечами и заметил, что не видит повода для какого-либо расстройства.

– Да и вообще, какого рожна ей надо? – не отрываясь от учебников, риторически вопросил он. – Учусь так, как уж умею. Ей-то до этого какое дело? К чему всякие там характеристики? Я же не говорю, что ее место, к примеру, где-нибудь на панели, не придумываю никаких кликух. Интересно, как бы она отреагировала, если бы я, допустим, сократил «Кармен Гусева» до какой-нибудь Каргуси? Похоже, делать ей нечего, вот ерундой и занимается.

Трудно сказать, сколь точно доставил его слова до Кармен все тот же телеграф, частенько сбивавшийся на режим испорченного телефона, но с той поры их отношения, и без того прохладные, стали обостренно-натянутыми. Особенно после того как прозвище Каргуся приросло к ней сразу и намертво.

Но сильнее всего Кармен раздражало олимпийское спокойствие Ветлугина. Чем больше Димка ее игнорировал, относясь к ней как к пустому месту, тем язвительнее становились заочные выпады барышни. Но он на них практически не реагировал, а если отвечал, то это становилось предметом обсуждения всего курса.

Как-то раз Кармен в миг поэтического вдохновения обнародовала эпиграмму: «Есть безвалентный элемент, его название – Димвет. Пройдет и год, и десять лет, коль есть Димвет, то с ним – привет». Буквально на следующий же день ей принесли ответную эпиграмму, да еще и снабженную шаржем, причем, как не могла не отметить Кармен, весьма похожим и далеко не бездарным. Кривя губы и хмурясь, она прочла следующее: «Посмотрим мы вдаль, посмотрим и вширь. Есть радуга, но есть и мыльный пузырь. Есть спичка и солнце. Есть лужа и Волга. Не стоит так пыжиться – лопнуть недолго».

Ну а после того как Димка без подсказок и подмазок сдал первую сессию на «отлично», любые кривотолки насчет его ограниченности, связанной со службой в армии, сами собой очень быстро сошли на нет. Теперь Кармен старательно, даже демонстративно игнорировала Димку, реагируя на него как на пустое место. Впрочем, он этого совершенно не замечал, что вполне укладывалось в типаж натуры, о которой принято говорить: и потерял – молчит, и нашел – молчит.

Как видно, Кармен заранее предполагала, какой может быть реакция Ветлугина на ее появление. Не давая ему опомниться, она приятельски улыбнулась и чуть кокетливо поздоровалась:

– Привет, Дима! Ты один?

Ее непроницаемые черные глаза и пышные темные локоны, падающие на мраморно-белые плечи, не прикрытые платьем от кутюр весьма смелого покроя, скорее всего, сразили бы наповал всякого. Но только не Димку.