Заколдованные леса - Тутуола Амос

Едва отец умолк, воитель проговорил:

— Воистину несправедливо, человек, и мне известно, что своими руками ты никого не убил. Однако же из-за тебя тяжко пострадали ни в чем не повинные люди. Ты женился на проклятой Небесами ведьме, воспылав плотской страстью к ее прекрасному телу — причем глаза у тебя были открыты, ты видел, кого берешь в жены, — это ли служение добру? Разве гибель твоих жен не вопиет к Создателю, указывая на твои грехи? Разве смерть девятерых детей, погибших из-за тебя, не взывает к отмщению? И, зная все это, ты смеешь утверждать, что не служил злу? Тебе нет оправданий, человек, и я послан сюда, чтоб ты принял смерть.

Выслушав пришельца, отец внезапно осознал, кого он взял в жены; глубокое чувство вины горьким бременем легло ему на сердце, и он удрученно сказал:

— Ты прав, посланец Небес, и теперь мне ясно видна моя греховность. Я женился — и не сумел направить жену на служение добру. Я мнил себя мужем, но был всего лишь соучастником преступлений жены. Того, что мне надлежало исполнить, я не исполнил; с пути, предназначенного для меня, свернул; жену, достойную позорной смерти, возвеличил… Воистину ты прав, и мне нет оправданий, о посланец Небес, но все же я уповаю на безмерную доброту нашего Господа.

Искреннее раскаяние смягчило Небесного воителя, и он решил сохранить отцу жизнь; однако строго предупредил его, что, вернувшись домой, он должен предать свою жену скорой смерти. И не успели еще отзвучать слова последнего предупреждения, как воитель уже скрылся за деревьями и навеки ушел из жизни отца.

А отец поспешил домой. И так случилось, что на пути к дому он проходил мимо поля, засеянного окрой. Был поздний вечер, в небе мерцала полная луна, и отец заметил, что с другой стороны к полю приближается какое-то существо. Он торопливо вскарабкался на дерево, чтобы остаться незамеченным и узнать, с кем его в этот раз столкнула судьба. Неведомое существо подступило к огромному термитнику, возвышавшемуся на его пути, а потом из термитника выбралась антилопа и принялась кормиться на поле окрой. Отец прицелился и всадил ей в череп ружейный заряд, но, когда прогремел выстрел, она еще успела воскликнуть человеческим голосом: «О горе мне, горе!»

Отец заночевал в маленькой хижине возле окрового поля, а утром решил разыскать убитую, как ему думалось, антилопу, но там, где он видел ее накануне вечером, никого не было, однако земля казалась черной, словно она пропиталась обильно пролитой кровью, и темные пятна, или кровавые следы, вели, к удивлению отца, в сторону города. Он пошел по следам, и, хотя они затерялись на утоптанных многими ногами улицах, их нетрудно было заметить у нашего крыльца.

Я подошел к крыльцу одновременно с отцом, ибо редко ночевал дома, когда его не было — из-за Колдунных духов, которые не давали мне иной раз уснуть до самого утра. Да и мать моя обыкновенно уходила, если отец отлучался на всю ночь: ей позволялось ночевать дома только по его особому разрешению. Вот подошли мы с отцом к нашему дому, поднялись на крыльцо, отворили дверь в комнату моей матери, ибо следы вели именно туда, и я остолбенел от ужаса. На полу перед нами лежала антилопа с человеческой головой, и, приглядевшись, я узнал лицо матери, хотя оно было густо вымазано кровью и облеплено полчищами трупных мух, а из раны в развороченном черепе торчали белесые осколки костей. Отец осторожно дотронулся до нее — она была мертва и уже начала разлагаться. Так закончила жизнь моя мать, или Великая ведьма из бездны ада, которая тайно кормилась по ночам на окровом поле в обличье антилопы.

Не прошло и месяца после смерти матери, как скончался мой отец, и я стал круглым сиротой. На этом завершается история моих родителей, а значит, мне пора поблагодарить тебя за внимание, о любезный и терпеливый хозяин, чтобы перейти потом к описанию своей собственной жизни.

ПЕРВОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ АКАРЫ-ОГУНА В ЛЕС ТЫСЯЧИ ДУХОВ

— Мой отец не дожил до преклонного возраста, поэтому его жизнь кажется легкой и безмятежной по сравнению с моей. Опыт людей, прошедших долгий жизненный путь, воистину страшен, и если старики начнут вспоминать про тяготы, встретившиеся им на пути к сединам, то юноши, быть может, возмечтают о ранней смерти.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

С десятилетнего возраста брал меня отец на охоту, а в пятнадцать лет подарил мне ружье. Он скончался, когда я был двадцатипятилетним, оставив мне все свое достояние, все могущество и все деньги. Но еще до его смерти застрелил я своего первого слона, много раз успешно охотился на буйволов, убивал других диких зверей — да не было, мне кажется, дичи в окрестных лесах, на которой не испытал бы я своего охотничьего мастерства.

А когда мне исполнилось двадцать шесть лет — верней, месяца через три после этого, — я взял ружье и отправился в Ирунмале, или Лес Тысячи Духов. По дороге, которая ведет к Ирунмале, можно добраться до горы Лангбодо, а если идти по ней дальше, то попадешь в конце концов на небо. В Лесу Тысячи Духов можно встретить любого зверя, там обитают самые свирепые земные хищники и гнездятся самые страшные крылатые твари. Нет на свете леса, опасней этого, — и в довершение ко всему он считается родиной гомидов.

Долго пришлось добираться мне до Леса Тысячи Духов, и вступил я туда ночью, когда из-за темноты нельзя было даже сосчитать пальцы на собственной руке. Меня утомила дальняя дорога, к тому же я не взял с собой фонаря для ночной охоты, и, чтобы скоротать ночь, развел костер, вынул из охотничьей сумки несколько ломтиков ямса, прихваченных на всякий случай в дорогу, поджарил их на угольях и съел для подкрепления истощенных сил. После ужина я приготовил себе мягкую постель из опавших листьев, пристроил вместо подушки охотничью сумку, надежно зарядил ружье и, положив его возле постели, чтобы оно было у меня под рукой, спокойно уснул.

Однако спал я недолго, и разбудили меня голоса гомидов, идущих на базар. Ибо, хотя они бодрствуют и днем и ночью, им дозволено заниматься делами только по ночам — и только в ночное время могут они подавать прошения своему королю Олори-игбо, что значит Властелин Леса. Мне и сейчас еще становится не по себе, когда я вспоминаю, что развел костер под деревом, которое служило Обиталищем Властелину Леса. Вечером-то я этого, конечно, не заметил и, только разбуженный гомидами, с ужасом догадался, куда попал, а как только догадался, сразу вскочил, закинул за спину ружье, повесил на плечо охотничью сумку и торопливо вскарабкался на дерево, усугубив свою вечернюю вину утренним надругательством, ибо вечером я прижег Властелину Леса ноги огнем, а теперь еще и влез, как шалая мартышка, ему на голову.

Едва я затаился в ветвях, к Властелину начали сходиться знатные гомиды. Вскоре неподалеку вспыхнул огромный костер, ярко высветив Обиталище и соседние деревья. Знатные гомиды степенно усаживались вокруг своего короля, а я с изумлением рассматривал их неисчислимые разновидности, и мне чудилось, что я вижу маскарад культа мертвых, или алагемо, ибо некоторые из гомидов ходили на руках, некоторые на головах, иные прыгали, как лягушки, а у одного не было ни рук, ни ног, и он напомнил мне гуттаперчевую лохань. Когда вся знать собралась, явился Глашатай, и я услышал такие слова:

— О Властелин Леса! Могучий Властелин Леса! Ты величайший торговец — и продавец и купец, — которому нет равных даже среди гомидов, хотя все они замечательные торговцы. За обедом тебе подают ямс, приправленный человечиной, а пищу ты запиваешь пенистым пшеничным суслом, разбавляя его человечьей кровью, и наливают тебе этот драгоценный напиток в чашу из черепа, — даже величайшим из смертных не дано сравниться с тобою, о Властелин! Но не ходишь ли ты последнее время на голове? Ответь своим подданным, великий Властелин! Ибо нам кажется, что с некоторых пор глаза твои, жгучие словно угли, расположены у тебя на ягодицах. Или, быть может, ты утомился от жизни, Властелин, и поэтому не являешься своим подданным? Мы не можем понять, почему тебя нет среди нас. Мы давно собрались у твоего Обиталища и с нетерпением ждем тебя, о Властелин!