Миры Альфреда Бестера. Том 4 - Альфред Бестер

Когда Халсион удовлетворенно присел на пол и обмакнул ручку в чернила, как велел ему доллар, он услышал слова врача:

— Не думаю, что стоит оставлять вас наедине с ним, мистер Дереликт.

— Нет, мы должны остаться вдвоем, доктор. Джеффри всегда застенчив во время работы. Он будет обсуждать ее со мной только наедине.

— Сколько времени вам понадобится?

— Дайте мне час.

— Я очень сомневаюсь, что это пойдет на благо.

— Но ведь попытка не повредит?

— Полагаю, что нет. Ладно, мистер Дереликт. Позовите сиделку, когда закончите.

Дверь открылась и закрылась. Незнакомец по имени Дереликт дружески положил руку на плечо Халсиона. Халсион поднял на него глаза и усмехнулся, многозначительно ожидая щелчка дверного замка. Он прозвучал, как выстрел, как последний гвоздь, вбитый в гроб.

— Джефф, я принес тебе несколько твоих старых работ, — делано небрежным тоном сказал Дереликт. — Я подумал, что ты можешь захотеть посмотреть их со мной.

— У тебя есть часы? — спросил Халсион.

Удивляясь нормальному тону Халсиона, продавец картин достал из кармана часы и показал.

— Дай на минутку.

Дереликт отстегнул часы от цепочки. Халсион осторожно взял их.

— Прекрасно. Продолжай насчет рисунков.

— Джефф, — воскликнул Дереликт, — это снова ты? Значит, ты…

— Тридцать, — прервал его Халсион. — Тридцать пять. Сорок. Сорок пять. Пятьдесят. Пятьдесят пять. ОДНА. — С возрастающим ожиданием он сосредоточился на бегущей секундной стрелке.

— Нет, увы, нет, — пробормотал продавец. — Мне показалось, что ты говоришь… Ну, ладно, — он открыл портфель и начал сортировать рисунки.

— Сорок… Сорок пять… Пятьдесят… Пятьдесят пять… ДВЕ.

— Вот один из твоих ранних рисунков, Джеффри. Помнишь, ты пришел в галерею с наброском, а я еще решил, что ты новый шлифовальщик из агентства? Только через несколько месяцев ты простил нас. Ты всегда утверждал, что мы купили твою первую картину лишь в качестве извинения. Ты все еще думаешь так?

— Сорок… Сорок пять… Пятьдесят… Пятьдесят пять… ТРИ.

— Вот темпера, что причинила тебе столько душевной боли. Хотел бы я знать, осмелишься ли ты еще на одну? Я вовсе не думаю, что темпера так негибка, как ты утверждаешь, и меня бы заинтересовало, если бы ты попробовал еще разок. Теперь, когда твоя техника стала более зрелой… Что скажешь?

— Сорок… Сорок пять… Пятьдесят… Пятьдесят пять… ЧЕТЫРЕ.

— Джефф, положи часы.

— Десять… Пятнадцать… Двадцать… Двадцать пять…

— Какого черта ты считаешь минуты?

— Ну, — внятно сказал Халсион, — иногда они запирают дверь и уходят. Иногда запирают, остаются и следят за мной. Но они никогда не подглядывают дольше трех минут, так что я положил для уверенности пять… ПЯТЬ!

Халсион сжал часы в своем большом кулаке и нанес Дереликту удар точно в челюсть. Продавец безмолвно рухнул на пол. Халсион подтащил его к стене, раздел донага, переоделся в его одежду, закрыл портфель. Взял доллар и сунул его в карман. Взял бутылочку гарантированно неядовитых чернил и выплеснул себе на лицо.

Задыхаясь, он принялся во весь голос звать сиделку.

— Выпустите меня отсюда, — приглушенным голосом вопил Халсион. — Этот маньяк попытался меня убить. Выплеснул чернила мне в лицо. Я хочу выйти!

Дверь открыли. Халсион кинулся мимо санитара, вытирая рукой черное лицо, чтобы прикрыть его. Санитар шагнул в палату. Халсион закричал:

— О Халсионе не беспокойтесь. С ним все в порядке. Дайте мне полотенце или что-нибудь вытереться. Быстрее!

Санитар развернулся и выбежал в коридор. Подождав, пока он скроется в кладовой, Халсион ринулся в противоположном направлении. Через тяжеленные двери он вбежал в коридор главного крыла, продолжая вытирать лицо, отплевываясь и притворно негодуя. Так он достиг главного корпуса. Он прошел уже половину пути, а тревога еще не поднялась. Он слышал прежде бронзовые колокола. Их проверяли каждую среду.

Словно игра, сказал он себе. Забавно. В этом нет ничего страшного. Просто безопасное, хитроумное, веселое надувательство, и когда игра кончается, я иду домой к маме, обеду и папе, читающему мне потешные истории, и я снова ребенок, снова настоящий ребенок, навсегда.

Все еще не было шума и криков, когда он достиг первого этажа. В приемной он объяснил, что случилось. Он объяснял это охраннику, пока ставил имя Джеймса Дереликта в книге посетителей, и его перепачканная чернилами рука посадила на страницу такое пятно, что невозможно было установить подделку. С жужжанием открылись последние ворота. Халсион вышел на улицу и, пройдя некоторое расстояние, услышал, как зазвонили бронзовые колокола, повергнув его в ужас.

Он побежал, остановился. Попытался идти прогулочным шагом, но не смог. Он шел, шатаясь, по улице, пока не услышал крики охранников. Тогда он метнулся за угол, за второй, петлял по бесконечным улицам, слыша позади автомобили, сирены, колокола, крики, команды. Кольцо погони сжималось. Отчаянно ища убежища, Халсион метнулся в подъезд заброшенной многоэтажки.

Он побежал по лестнице, спотыкаясь, перепрыгивая через три ступени, потом через две, затем с трудом преодолевая очередную по мере того, как силы таяли, а паника парализовывала его. Он споткнулся на лестничной площадке и рухнул на дверь. Дверь открылась. За ней стоял Фэревей Файсенд, оживленно улыбаясь, потирая руки.

— Gluclih reyze, — сказал он. — В самую точку. Черт побери! Ты двадцатитрехлетний skidud, а? Входи, старик. Я тебе все объясню. Никогда не слушайся…

Халсион закричал.

— Нет, нет, нет! Не Sturm und drang, мой милый. — Мистер Аквил зажал рукой Халсиону рот, втащил через порог и захлопнул дверь.

— Presto-chango, — рассмеялся он. — Исход Джеффри Халсиона из мертвого дома. Dien ovus garde.

Халсион освободил рот, снова закричал и забился в истерике, кусаясь и лягаясь. Мистер Аквил прищелкнул языком, сунул руку в карман и достал пачку сигарет. Привычно выхватив сигарету из пачки, он разломил ее под носом у Халсиона. Художник сразу успокоился и притих настолько, что позволил подвести себя к кушетке, где Аквил стер чернила с его лица и рук.

— Лучше, да? — хихикнул мистер Аквил. — И не образует привычки. Черт побери! Теперь можно выпить.

Он налил из графина стакан, добавил крошечный кубик льда из парящего ведерка и вложил стакан в руку Халсиона. Вынуждаемый жестом Аквила, Халсион осушил стакан. В голове слегка зашумело. Он огляделся, тяжело дыша. Он находился в помещении, напоминающем роскошную приемную врача с Парк-авеню. Обстановка в стиле королевы Анны.

Ковер ручной работы. Две картины Хогарта и Капли в позолоченных рамах на стенах. Они гениальны, с изумлением понял Халсион. Затем, с еще большим изумлением, он понял, что мыслит связно, последовательно. Разум его прояснился.

Он провел отяжелевшей рукой по лбу.

— Что случилось? — тихо спросил он. — Похоже… У меня вроде лихорадка, кошмары…

— Ты болен, — ответил Аквил. — Я приглушил болезнь, старик. Это временное возвращение к норме. Это не подвиг, черт побери! Такое умеет любой врач. Ниацин плюс карбон диоксина. Id genus omne. Только временно. Мы должны найти что-то более постоянное.

— Что это за место?

— Место? Моя контора. Без передней. Вот там комната для совещаний. Слева — лаборатория.

— Я знаю вас, — пробормотал Халсион. — Где-то я вас видел. Мне знакомо ваше лицо.

— Ui… Ты снова и снова рисовал его во время болезни. Esse homo… Но у тебя есть преимущество, Халсион. Где мы встречались? Я уже спрашивал себя. — Аквил надвинул блестящий отражатель на левый глаз и пустил световой зайчик в лицо Халсиона. — Теперь спрашиваю тебя. Где мы встречались?

Загипнотизированный светом, Халсион монотонно ответил:

— На Балу художников… Давно… До болезни.

— А? Да!.. Это было полгода назад. Вспомнил! Я был там. Несчастливая ночь.

— Нет, славная ночь… Веселье, шутки… Как на школьных танцах… Словно костюмированный вечер…

— Уже впадаешь в детство? — пробормотал мистер Аквил. — Мы должны вылечить тебя. Cetera disunt, молодой Лонкивар. Продолжай.

— Я был с Джуди… Той ночью мы поняли, что влюблены. Мы поняли, как прекрасна жизнь. А затем прошли вы и взглянули на меня… Только раз. Вы взглянули на меня. Это было ужасно!..

— Тц-тц-тц! — разочарованно пощелкал языком Аквил. — Теперь я вспомнил этот печальный случай. Я был неосторожен. Плохие вести из дома. Сифилис у обоих моих дам.

— Вы прошли в красном и черном… Сатанинский наряд. Без магии. Вы взглянули на меня… Никогда не забуду этот красно-черный взгляд. Взглянули глазами черными, как адские омуты, как холодное пламя ужаса. И этим взглядом вы украли у меня все — наслаждение, надежду, любовь, жизнь…

— Нет, нет! — резко сказал мистер Аквил. — Позвольте нам понять друг друга. Моя неосторожность была ключом, отомкнувшим дверь. Но ты упал в пропасть, созданную тобой самим. Тем не менее, мы должны кое-что исправить. — Он сдвинул отражатель и ткнул пальцем в Халсиона. — Мы должны вернуть тебя за землю живых… anksilium ab alto… Поэтому я и устроил эту встречу. Я натворил, я и исправлю, да! Но ты должен выбраться из собственной пропасти. Связать оборванные нити внимания. Пойди сюда!