Тайный рыцарь - Руслан Мельников

Дитрих фон Грюнинген не сразу сообразил, что его уже не держат. Бойцы Вильгельма Моденского тоже не углядели стремительного движения Бурцева. Он же поднырнул под коновязь, сдернул повод, перекинул через шею конька. Взлетел в седло. «Шмайсер» — эта опустошенная до последнего патрона безделица будет ему только помехой — упал к ногам Дитриха.

Вот теперь ступор с ливонца как рукой сняло. Понял, гад, что опасность миновала. Прыжок через коновязь и…

— Хватайте его!

Ландмейстер всем своим грузным телом повис на узде. Вцепился обеими руками — держит крепко, мертво. Конь всхрапнул, склонил голову под тяжестью человека… А с ристалища уже спешит подмога. Впереди — ливонские рыцари. Сзади — автоматчики. Пока не стреляют: был ведь приказ брать врага живым.

Бурцев приподнял ногу. Шмяк! Тяжелый сапог впечатался в лицо ливонца. Фон Грюнинген отлетел к бревну на козлах.

Когда зазвучали выстрелы, Бурцев уже несся среди брошенных палаток, повозок и торговых балаганчиков. Это ненадежное пестрое прикрытие все же уберегло от пуль и всадника, и лошадь. Потом спас лес.

Глава 58

Гнал своего скакуна Бурцев не к Висле, куда направились фон Берберг с оруженосцем и Аделаида, а в противоположную сторону, уводя за собой возможную погоню. Вихрем промчался по палаточному лагерю — опустевшему, обезлюдевшему, притихшему. Миновал подлесок. Остановился только в сосновом бору. Огляделся. Прислушался. Нет, погони не было. И все же он сделал большой хитрый крюк по лесной чаще: излишняя предосторожность не помешает. Копыта мягко ступали по припорошенной снегом прошлогодней листве и опавшей хвое. Было промозгло, тихо. Лес вокруг молчал — зловеще и безрадостно. Цеплялся за низкое серое небо голыми черными ветками и острыми верхушками елей…

К реке Бурцев выехал выше по течению — там, откуда не видать уже ни Кульмских башен, ни ристалищных знамен, там, где деревья подступали к самому берегу Вислы — обрывистому, обледеневшему, промерзшему, бесснежному. Даже подкованное копыто не оставит здесь явных следов.

Он натянул поводья. Что теперь? Да ясно что — снова, в который уж раз, искать свою бедовую Аделаиду. Вряд ли фон Берберг прислушался к его совету, но мало ли… Начать поиски он решил с укромного домика мельника, где прошлой ночью жена застукала их с Ядвигой.

Бурцев спешился. Теперь он вел коня в поводу, петлял зайцем вокруг да около, таясь за высоким кустарником и подолгу прислушиваясь к звукам реки и леса. Вроде все тихо. Что ж, двум смертям не бывать, одной не миновать. С обнаженным мечом он вышел из укрытия к заброшенной мельнице.

Их было три. Три лошади — оседланные и стреноженные. Те самые, на которых умчались с ристалища Аделаида, фон Берберг и его оруженосец. А вот людей что-то не видать…

Он шагнул к двери. Дверь распахнулась. Сама.

— Я давно жду тебя, Вацлав.

Фон Берберг улыбался ему разбитыми губами. Густая синева все еще разливалась по его скуле. Глубокая царапина от шпоры алела на щеке.

Топхельма на немце не было — только легкая походная каска. Меч вестфальца покоился в ножнах, руки — безбоязненно скрещены на груди. Из-за плеча рыцаря выглядывал оруженосец. У долговязого Фрица в руках тоже нет ничего, кроме куцего обломка рыцарского копья с защитным щитком для руки. Точнее, не обломка даже, а составной части оружия. Это была середина древка, к которой можно крепить и переднюю часть — с наконечником и банером, и заднюю — с тупым увесистым концом противовеса. Хитроумная конструкция… И главное — удобная! Если копье сломается, совсем нетрудно заменить пришедший в негодность фрагмент, не меняя копья. А в зависимости от ситуации вместо боевого наконечника монтируется турнирный коронель «копья мира». И наоборот.

Фриц держал кусок разборного копья наготове — так, словно собирался им драться в случае необходимости. Но эту нелепую дубинку и за оружие можно не считать.

— Где она?

Бурцев направил острие своего клинка в лицо фон Бербергу.

Немец перестал улыбаться. Но не шевельнулся.

— Ты спрашиваешь, где прекрасная Агделайда Краковская? В надежном месте, Вацлав. В каком именно — этого тебе от меня не узнать, да будут свидетели тому святые мощи, — правая рука вестфальца легла на нагрудный ковчежец. — Я не желаю, чтобы Агделайда досталась тому, кто продал душу дьяволу и получил взамен власть над адским оружием, способным убивать громом и нечестивым огнем. Я видел, как этим оружием владеют люди епископа, и я видел, как им владеешь ты.

Не скажет! Этот точно ничего не скажет, хоть десятком мечей маши у него перед носом. А если решить дело миром? Или хотя бы временным перемирием? Наверное, теоретически это возможно. Бурцев бросил клинок в ножны.

— Фридрих, нам нужно объясниться. Речь пойдет не о моей жене и твоей даме сердца, а о том, что произошло на ристалище.

Фон Берберг поднял к лицу левую руку. Кончиками пальцев тронул синяк. Красноречивый жест…

— О том, что произошло сегодня, а не вчера, — пояснил Бурцев. — Этот епископ и его свора, что устроили бойню на турнире, — не те, за кого себя выдают.

Фридрих фон Берберг выжидающе молчал.

— Настоящий папский посол и его свита перебиты и утоплены в болоте.

Ноль реакции. Ни удивления, ни недоверия, ни насмешки.

— Фридрих, если ты действительно желаешь добра своей даме сердца, то должен помочь мне увезти ее подальше из Кульма. После всего случившегося оставаться здесь слишком опасно.

— Почему?

— Да потому что тут появились…

Он осекся. Стоит ли рассказывать вестфальскому рыцарю о посланцах Третьего рейха? Да нет, конечно же, не стоит. Вряд ли фон Берберг уразумеет суть подобных объяснений. Какие такие посланцы? Какой такой рейх? Все это — выше понимания простого вояки с ведром на голове, мечом в руке и коробочкой нетленных мощей на груди. Бурцев вздохнул:

— Они очень опасны, Фридрих, этот епископ и его люди. Не знаю, как им удалось проникнуть сюда, но если они нашли союзника в лице Дитриха фон Грюнингена, значит, скоро начнутся неприятности. Большие неприятности.

— Неприятности для кого?

— Для всех. Ты же верующий человек, Фридрих. Ты не расстаешься со святыми мощами. И ты собственными глазами видел, как дьявольское оружие лишало жизни воинов святого братства.

Кажется, незамысловатая хитрость удалась. Фон Берберг задумался. Нахмурился. Кивнул своим мыслям…

— Тебе известно, кто эти люди, Вацлав?

— Да. Я не знаю, как тебе объяснить. Они… в общем, они не совсем из этого мира.

Пауза…

— Чтобы говорить так, нужно иметь веские основания.

— Я имею, Фридрих, поверь. Я тоже…

— Тоже что?

— Тоже не отсюда. Но я… я — не они. Я не с этими фашиками… ну, или… уж не знаю, как их правильно назвать.

— Цайткоманда.

— Что?!

— Диверсионная группа эсэс — цайткоманда. Так МЫ правильно называемся.

Он не уловил того момента, когда крышка нагрудного ковчежца распахнулась. И когда в ладонь фон Берберга скользнула рукоять пистолета. Замаскированная под коробочку для мощей кобура — диковинная, открытая и уже пустая — висела на груди рыцаря. Рыцарь говорил:

— Строжайшая секретность, высшая степень конспирации, полная автономность, прямое подчинение рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру и самые широкие полномочия. Так-то…

Глава 59

Ствол новенького «вальтера» смотрел в грудь Бурцеву. А пистолет — это вам не меч. Пистолет поопаснее будет. Особенно в привычной к нему руке. Такую руку Бурцев всегда распознавал безошибочно. Распознал и теперь: рука фон Берберга привыкла держать огнестрельное оружие.

— Хайль Гитлер, Вацлав! — улыбнулся вестфалец. — Хотя какой ты, к собакам, Вацлав… Ты ведь такой же пан поляк, как я странствующий рыцарь.

Помолчав, добавил:

— Как там здоровье товарища Сталина?

Тупая немецкая шутка. И дикое… Дикое! Дичайшее зрелище! Германский «риттер» в доспехах, в капюшоне-хауберке и легком походном шлеме на голове, с мечом на боку, с медвежьим гербом во всю грудь. И с «вальтером» в руке. И палец кольчужной перчатки — на спусковом крючке пистолета. Это, блин, будет похлеще, чем священнослужители в рясах и со «шмайсерами» наперевес.

А фон Берберг продолжал удивлять. Вестфалец перешел на русский. Не на архаичный древнерусский, который Бурцев понимал, благодаря пробудившейся при переносе в прошлое генной памяти предков, а на язык его современников.

— Я слышал, как ты разорялся на ристалище, — пояснил рыцарь-эсэсовец. — Такие грубые и выразительные обороты речи используют только в одной стране мира. Видишь ли, мне приходилось бывать на Восточном фронте. А после Сталинграда я не забуду и ни с чем не спутаю ваши колоритные ругательства. Ты ведь русский, да, Вацлав? Не отпирайся, это уже бессмысленно.

Бурцев не отпирался — он попросту онемел от изумления. И речь вестфальца, не встречая препятствий, текла обволакивающим гипнотизирующим ручейком. По-русски фон Берберг говорил легко и непринужденно. Вероятно, прошел спецшколу гитлеровской разведки, где обучали разным премудростям. Понимать особенности чужеродного мата — тоже.