ПОЛИТИКА: История территориальных захва­тов. XV—XX века: Сочинения - Евгений Тарле

Таким образом, вся торговая операция, сопряженная с этим долгим и опасным тройным рейсом, продолжалась в общем, например для французской работорговли, около года, иногда и несколько больше года, и состояла из четырех актов: 1) купец, владелец судна, покупает во Франции за наличные деньги разные товары и грузит их в Нанте или Марселе на корабль, идущий в Африку; 2) капитан корабля по прибытии в Африку выменивает эти товары на рабов; 3) погрузив на свой корабль рабов, капитан отплывает из Африки в Америку, где выменивает рабов на колониальные товары, прежде всего на тростниковый сахар; 4) эти колониальные товары перевозятся из Америки во Францию, где и распродаются за наличный расчет. У англичан и голландцев этот торговый оборот был несколько иной: они уже с начала XVIII в. брали нередко за рабов плату не колониальными товарами, а деньгами.

Барыши, даваемые работорговлей, были, как сказано, колоссальны. Та часть французской торговой буржуазии, которая была связана с оборотами нантских судовладельцев-арматоров и нантских купцов, владевших крупным денежным капиталом, обогащалась неслыханно быстро. Можно смело утверждать, что французские владения вроде, например, колоссальной Канады, где не было плантаций и с которой поэтому французские работорговцы не имели дел, никогда не были так близки интересам французской буржуазии, как Антильские острова, куда в первую очередь направлялись невольничьи бриги от берегов Гвинеи. Вот почему все (уже тогда могущественное) влияние растущей французской буржуазии на свое правительство было пущено в ход в 1762–1763 гг., когда начались и шли мирные переговоры с Англией после Семилетней войны, чтобы удержать во французских руках Антильские острова хотя бы даже ценой уступки всей Канады и драгоценных территорий Индии. В недрах самого буржуазного класса Франции работорговля создала особую прослойку довольно замкнутой, быть может, наиболее богатой касты, очень влиятельной в государстве. Когда наступила буржуазная революция 1789 г., то именно эта прослойка, эта «меркантильная аристократия», нажившая миллионы на похищении и продаже беззащитных людей, раньше, чем вся остальная буржуазия, столкнулась с внутренним противоречием между своими материальными интересами и тем идейным багажом, который принесла с собой революция. Нантские, бордоские, марсельские работорговцы вскоре убедились, что революция имеет также некоторые неудобные для них стороны.

Сами европейские правители пытались протягивать руки к Африке, однако нередко это заканчивалось для них весьма плачевно.

Достаточно припомнить страшное поражение, которое в октябре 1541 г. испытала экспедиция в Алжире, отправленная императором Карлом V, могущественнейшим властелином колоссальных земель в Европе, когда он пытался разгромить часть африканских племен на их собственной территории. Он отправил в Алжир эту экспедицию потому, что испанцы уже третье десятилетие терпели в Северной Африке одно поражение за другим. В этой экспедиции Карл V потерял 12 тыс. человек, 10 пушек, массу оружия и почти весь флот, перевозивший войска.

Впечатление во всей Европе было огромное. С тех пор и вплоть до начала XIX столетия европейцы уже не помышляли о завоевании Алжира, Марокко, Туниса, Триполи.

Только в самом конце первой трети XIX в., с начала завоевания Алжира, а особенно с момента создания парового военного флота, арабские мореходы перестали быть грозой французского торгового мореплавания. Но это уже выходит из хронологических рамок моих очерков.

Берберийские племена Магреба, или Марокко, живущие в северо-западной части Африки, подверглись, правда, за свое почти двухтысячелетнее существование дважды нашествию (сначала, в VIII в., арабскому, а потом, в XV и XVI вв., турецкому), но оба раза завоеватели не очень далеко проникали в глубь страны. Ислам был внесен в Марокко еще арабами, и после турецкого завоевания марокканские племена признавали константинопольского султана халифом, верховным главой исламизма, но в политическом отношении власть турецкого правительства над Марокко была довольно призрачна.

Возникновение торговых связей между французами и марокканцами относится ко второй половине XVI в.

Французы ввозили в Марокко сукна, полотна, скобяной товар и т. д., а вывозили кожу, шерсть, воск, страусовые перья, медь, олово, финики, а также товары, приходившие в Марокко из Томбукту (слоновую кость, камедь). У французов уже с середины XVI в. развилось как коммерческое, так и политическое соревнование и борьба с испанцами в Марокко.

Марсельские купцы принимали особенно живое участие в этой торговле, но ей уж очень мешало громадное развитие морского разбоя на Средиземном море.

С конца XVII столетия против французов в Марокко выдвигаются новые конкуренты — англичане.

Когда французы в конце царствования Людовика XIV начинают терпеть неудачи, марокканский султан Мула-Исмаил зорко следит за этим, и, например, когда французский посол в начале 1693 г. сообщает султану последнюю новость о том, что французские войска взяли город Намюр, то Мула-Исмаил на это спешит ответить, что ему все известно, но ему известно и другое — англичане разбили французов в морском сражении при Ла-Гуге. И он даже любезно уточняет эту новость, сообщая послу, что французских кораблей взято или потоплено 27.

Марокканские султаны с давних пор боялись французов, как будто предчувствуя, от чьей руки погибнет в далеком будущем самостоятельность Марокканской империи. И все их упование переносилось все более и более на англичан, которые с начала XVIII столетия стали особенно решительно противодействовать всем французским покушениям на Марокко.

Все дипломатические сношения между марокканскими султанами и французскими королями в течение XVI–XVIII вв. сводились к бесконечным переговорам.

То, например, приезжает к Людовику XIV чрезвычайный посол Бен-Аиши н начинает отпускать истинно восточные комплименты вроде того, что как ни глубока и как ни велика река Сена, но если бы ее воды были не водами, а чернилами, так все же их не хватило бы для достойного описания величия и мудрости французского короля; то этот же Бен-Аиши и его государь Мула-Исмаил сердятся зато, что Людовик XIV не любит говорить правду, а все больше лжет.

Обе стороны не доверяли друг другу и подстерегали одна другую. Когда в 1713 г. по Утрехтскому миру[17] англичане захватили на южной оконечности Испании крепость Гибралтар, то одной из основных задач английской политики сделалась охрана Марокко от захвата французами, так как если бы марокканский берег (с Танжером) попал в руки французов, то значение Гибралтара, господствующего над проливом того же наименования, было бы сильно подорвано.

Когда во второй половине XVII столетия после долгих периодов внешних и внутренних бурь французский абсолютизм сильно окреп как внутри страны, так и на международном поприще, он тотчас же начал упорную борьбу всеми, сначала мирными, потом военными средствами против Голландии.

В 1660 г. начинается самостоятельное правление достигшего совершеннолетия Людовика XIV, в 1667 г. Кольбер становится генеральным контролером финансов, а в 1672 г. начинается первая война Франции против Голландской республики. Дело было не только в меркантилистской политике Кольбера, не только в стремлении вытеснить голландские (и вообще чужие) товары из Франции и завести в широких размерах собственную промышленность. Запретительные таможенные тарифы Кольбера в 1667 и следующих годах были началом жестокой таможенной войны с Голландией, так как голландцы отвечали подобными же мероприятиями. Но сама-то эта таможенная война была лишь одной из причин, а не единственной причиной той «настоящей» войны, которая вспыхнула в 1672 г. и уже велась не таможенными ставками, а ружьями и пушками.

Кольбер с горечью жаловался на то, что «из 20 тысяч торговых судов, которые вообще существуют на свете, 15 или 16 тысяч принадлежат голландцам, а всего 500 или 600 плавает под французским флагом». Эти цифры были сами по себе довольно произвольны, да и знать что бы то ни было точнее в этой области тогда было невозможно, но Кольбер был недалек от истины.

Кольбер очень хорошо сознавал и то, что без обширной заморской торговли французская экономика и финансы никогда не станут на ту высоту и не достигнут той устойчивости, о которых он мечтал. А заморская торговля для своего полного развития нуждалась в колониях.

Создать сильный военный флот, завоевать колонии, развить обширную внешнюю торговлю — вот в какой последовательности должны были развиваться планы Кольбера. Еще в первые годы правления Людовика XIV Франция имела ничтожный военный флот численностью до 20 судов. Это число за какие-нибудь 15–16 лет увеличилось без малого в 14 раз: в 1677 г. французское правительство уже располагало флотом в 270 судов.