Кровь Рима (ЛП) - Скэрроу Саймон

- Катон?

Ответа не последовало. Только жужжание мух. В свете, проникающем с улицы, он увидел еще три тела. Голая женщина лежала на подстилке, ее голова была повернута набок, темные глаза смотрели прямо на Макрона. Ее ноги были широко раздвинуты, засохшая кровь покрывала лобковые волосы и пятнала бедра. На полу рядом лежали еще два обнаженных тела. Девочки, не больше десяти-двенадцати лет. Из задней части дома раздался громкий рык и звук скрежета ножек стула или стола по каменному полу.

- Кто там? – требовательным тоном спросил Макрон.

Через мгновение в комнату ввалился один из иберийцев. В одной руке он сжимал бурдюк с вином, в другой – копье. Острие и первые два фута древка были покрыты засохшей кровью, и он пьяно ухмыльнулся, увидев римского офицера. Ибериец начал что-то бормотать на своем языке, жестикулируя копьем в сторону тел, имитируя женский крик, а затем рассмеялся.

- Чертов варвар, - прорычал Макрон.

Ибериец был слишком пьян, чтобы распознать опасный тон в голосе римлянина, неуклюже подошел к нему и протянул свой бурдюк. Макрон отмахнулся от него и оттолкнул мужчину назад.

- Я не буду пить с тобой, ты, ничтожный ублюдочный убийца.

Веселость иберийца мгновенно исчезла, он взял копье в обе руки и повернул покрытое кровью острие в сторону центуриона. Макрон усмехнулся: - Хорошо ли подумал о своих шансах поднимая свое оружие против достойного противника, а? Ну что ж, продолжай, друг мой.

Ибериец замешкался, Макрон хлопнул себя рукой по груди и прорычал: - Давай! Прямо здесь, если ты считаешь себя достаточно сильным! Такой храбрый ублюдок, как ты, может убивать женщин и детей? Давай!

Губы мужчины скривились в рычании, и он бросился на римлянина. Макрон увернулся, вырвал правую руку, схватил древко и отбросил его в сторону, заставив мужчину потерять равновесие. Затем он ударил левым кулаком в голову иберийца, сбив его с ног. Отпустив копье, он упал на землю и мгновение лежал неподвижно, а затем застонал. Макрон встал над ним и поднял копье, готовый нанести удар в горло мужчины. Ибериец моргнул, а затем его глаза широко раскрылись, когда он увидел острие копья всего в нескольких дюймах от себя. Он начал жалобно лепетать и умолять, и решимость Макрона сменилась презрением.

- Ты этого не стоишь.

Он поднял руку, и ибериец в панике вскрикнул, затем Макрон метнул копье в дверной проем в конце комнаты и услышал, как оно треснуло о каменную кладку. Он с отвращением плюнул на мужчину, когда тот свернулся в клубок на боку, прижав колени к груди, и Макрон отвернулся, вернулся на улицу и зашагал прочь так быстро, как только его могли нести ноги.

Когда Макрон вышел на главную рыночную площадь в самом центре города, он увидел, что другой центурион заметил его и подбежал.

- Господин! - Центурион Игнаций взмахнул рукой, привлекая внимание Макрона. - Я нашел его. Я нашел трибуна Катона.

Макрон почувствовал, как прилив облегчения пронесся через него, прогоняя мрачные мысли.

- Живой?

Игнаций заколебался: - Да, господин. Живой.

- Что такое? Говори!

- Лучше тебе самому увидеть. Идем. Следуйте за мной.

Они покинули площадь и пошли по улицам, проходя мимо все новых трупов и отрядов пьяных солдат, и более трезвых людей, ищущих ценности, когда офицеры проходили мимо. Затем Игнаций остановился перед дверью, у которой стояли два преторианца.

- Он там, господин.

Макрон встал на пороге и оглядел маленькую комнату, увидев своего друга, прислонившегося к стене с ребенком, свернувшимся калачиком у него на коленях.

- Катон, слава Юпитеру, ты жив. Ты заставил меня поволноваться, мой мальчик, не могу не сказать тебе…

Катон, казалось, не заметил его, а затем нахмурился и произнес: - Хммм?

- Катон? Ты ранен?

Макрон вошел в комнату и увидел, что с одной стороны есть небольшое закрытое ставнями окно. Он отодвинул засов, открыв железную решетку, сквозь которую яркий свет развеял мрак и упал прямо на Катона и мальчика, которого Макрон теперь мог разглядеть. Кожа последнего была бледной, и не было никаких признаков жизни. Затем он заметил кровь, размазанную по доспехам Катона и испачкавшую его тунику и руки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- Игнаций! Пошли за хирургом. Трибун ранен.

Свет заставил Катона уклониться от него, прищуриться, и теперь он пробормотал: - Я не ранен... Я в порядке. В полном порядке. - Его правая рука начала гладить волосы мертвого ребенка, и Макрон увидел, что она дрожит. Он присел на корточки рядом с другом и увидел растерянное выражение на его лице, когда Катон продолжил: - Я просто устал... Очень устал. Вот и все. Мне просто нужно немного отдохнуть.

Его слова были невнятными, он полуговорил, полубормотал, а в манере поведения чувствовалась неясность, которой Макрон никогда раньше не замечал. Он протянул руку и коснулся плеча трибуна.

- Мы разберемся с этим. Позволь мне отвести тебя в лагерь. Тогда ты сможешь отдохнуть. Я обо всем позабочусь.

Катон не протестовал, как Макрон и ожидал, только кивнул.

- Вот, позволь мне… - Макрон наклонился вперед, чтобы поднять мальчика. Катон мгновенно схватил тело и прижал его к себе, конечности и голова ребенка безжизненно раскачивались.

- Не трогай его! Оставь Луция в покое!

- Луций? - Макрон нахмурился. Хотя он знал, что это невозможно, он присмотрелся и покачал головой. - Катон, это не Луций. Это просто какой-то мальчик. Позволь мне забрать его у тебя.

- Не трогай его, я сказал!

Глаза Катона покраснели и смотрели безумно, поэтому Макрон отступил назад и поднял руки.

- Хорошо... Но Катон, это не Луций... Посмотри на него.

Катон на мгновение застыл, затем опустил тело мальчика и посмотрел вниз, его лицо скривилось от горя, задыхаясь от горя он заговорил: - Я убил его, Макрон... Убил его своим мечом... Он испугал меня. Я повернулся и ударил... Я убил его.

Макрон вздохнул: - Это был несчастный случай. Ты не хотел убивать ребенка – я понимаю. Давай, опустим его, а?

На этот раз он дождался согласия Катона, и трибун кивнул. Макрон нежно поднял маленькое тело, словно новорожденного, и положил его на пол рядом с Катоном. Он аккуратно переложил конечности и закрыл глаза ребенка, после чего снова обратился к Катону.

- Пойдем, господин. Мы ничего не можем сделать для бедного крохи. Это очень плохо, но ты не виноват. На самом деле, ты не должен винить себя. Такое иногда случается. Случайность в битве. Это не твоя вина.

- Но я убил его, - настаивал Катон и тяжело сглотнул. - Я. Никто другой.

Макрон подумал обо всех мертвых и умирающих на окрестных улицах, о случайных изнасилованиях, резне и увечьях, совершаемых его людьми, ауксиллариями и иберийцами, и на мгновение у него возникло искушение рассердиться на самоуничижение Катона. Но дело было не только в этом. Это был не один из полетов поэтической и философской фантазии его друга о природе добра и зла. Что-то в Катоне сломалось. В данный момент он нуждался не в жесткой беседе, не в суровой встряске, чтобы привести его в чувство. Ему нужно было время, чтобы отдохнуть и прийти в себя. Макрон мог только молить богов, чтобы он поскорее восстановился. Люди нуждались в Катоне. Макрон тоже. С потрясением он осознал, что настолько привык следовать за своим другом, что задался вопросом, как он справится теперь, когда ему, возможно, придется взять командование на себя. По крайней мере, на некоторое время.

Он взял Катона за руку и поднял его на ноги, а затем положил руку друга себе на плечо, поддерживая его вес другой рукой.

- Пойдем, парень. Мы должны увести тебя отсюда.

*************

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

- Я возьму на себя командование колонной, пока трибун не оправится от ран, - объявил Макрон офицерам на штабной встрече в тот вечер. Солнце едва ли село, так что света все еще было достаточно, чтобы разглядеть лица центурионов и опционов, сидящих вокруг палатки штаба. Ее пологи еще не были развернуты, и воздух был уже прохладным, что устраивало Макрона, так как это помешало бы кому-либо продлить инструктаж дольше, чем это необходимо.